Кэролин Харт - Письмо из дома
— Ты поранилась. Я позову бабушку. — Гретхен повернулась было, чтобы уйти.
— Нет! — Барб уже кричала в отчаянии. — Никто не должен знать. Если ты мне не поможешь, я вернусь сама. — Она плакала, вытирая глаза и пытаясь встать.
— Подожди, я иду. — Гретхен натянула футболку и шорты, сунула ноги в мокасины.
Окинула взглядом комнату, вытряхнула подушку из наволочки и скатала ее в тонкую полоску дюйма два шириной. Держа в одной руке жгут, она мягко соскочила с подоконника и заспешила к Барб. Встав на колени, она осмотрела ее рану.
— В нее грязь попала, надо промыть. Я принесу воды, но надо позвонить доктору Джемисону.
— Нет времени. — Барб выдернула полоску ткани у Гретхен, обернула ею ступню, перехватила концы на подъеме и плотно завязала, — Помоги мне встать.
Они встали рядом. Барб вцепилась в руку Гретхен.
— Пошли. Я слышала, как мама кричала. — Она потянула Гретхен за руку, оперлась на нее и заковыляла по газону.
Луна плыла высоко. Гретхен знала, что уже очень поздно. Арчер-стрит замерла, как город призраков. Во всех домах было темно.
— Барб, что случилось? Почему твоя мама кричала? Что, Фей и Клайд Татум опять ссорились?
— Я услышала стук. Мама что-то громко говорила, а потом входная дверь хлопнула об стену. Тогда мама и закричала. — По лицу Барб текли слезы, она прижималась к Гретхен, пытаясь идти быстрее. Чтобы не наступать на гравий, они держались обочины, поросшей травой.
Когда они добрались до дома Татумов, открытую входную дверь освещала яркая луна. Внутри было темно.
— Мама? Мама? — В тишине голос Барб звучал так пронзительно.
Гретхен показала на темный дверной проем.
— Когда ты уходила, свет не горел?
Барб прижала пальцы к щекам.
— Я выбралась из окна и побежала к входной двери. Свет пробивался из-за ставней гостиной. Потом погас. Я испугалась, побежала и оказалась у твоего дома. Подошла к твоему окну. Как мы раньше делали. — Как-то летом, им тогда было лет восемь-девять, они играли в такую игру: по очереди выбирались из своих комнат поздно ночью, одна бежала к дому другой и, пошептавшись, возвращалась. Никто и не знал, что они не спали и выходили из дома. — Помнишь? В общем, я пришла к тебе. — Барб шагнула к двери с москитной сеткой. — Мама? Мама?
Ответа не было.
Барб распахнула дверь и вошла в темную гостиную, держась рукой за правый бок. Когда зажегся свет, она прижала руку ко рту, но ее вопль разбился о смертную тишину комнаты.
Глянув в комнату, Гретхен схватила Барб за руку и потащила ее на крыльцо вниз по ступенькам. Дверь захлопнулась.
— Твой папа, папа твой где? — Гретхен отвернулась от дома. Ей хотелось бежать, кричать и плакать.
Барб подняла руку, впилась ногтями в шею и издала булькающий звук. Она пыталась освободиться от Гретхен. Но та крепко держала ее за руку, хотя ее грудь сдавливал спазм.
Как она ни пыталась забыть ужасное зрелище, оно все не покидало ее: Фей Татум лежит на спине у дивана, волосы разметались по ковру, глаза вытаращены, язык вывалился из побелевших губ, горло покрыто фиолетовыми синяками. Особенно жуткими были эти багровые пятна на сероватой белизне горла.
Барб едва держалась на ногах.
— Надо найти твоего отца. — Гретхен понимала, что в доме мистера Татума нет. Будь он дома, он бы услышал крик Барб и их громкие испуганные голоса. И стук двери. Уже далеко за полночь. Где он мог быть? Почему не пришел на помощь миссис Татум? — А кто был в гостиной с твоей мамой?
Барб понеслась прочь. Пробежала несколько шагов и упала:
— Нога. — Она закрыла лицо руками и каталась по земле. Плечи ее сотрясались от рыданий.
Гретхен смотрела на дом, на свет, заливавший крыльцо, и не знала, что делать. Надо идти за помощью, но она просто не сможет еще раз войти в этот дом. Она посмотрела на ухоженный дом за двором Татумов, посеребренным лунным светом. Миссис Крейн овдовела, и бабушка говорила, что ей одиноко. У нее было продолговатое грустное лицо, проницательные голубые глаза. Это она звонила вчера в полицию из-за Татумов, говорила быстро, мысли у нее прыгали во все стороны. Каждый год ее яблочный пирог награждали синей лентой на окружной ярмарке. Она могла позвонить в полицию. Как, впрочем, и бабушка.
Доктор Джемисон стоял на коленях возле дивана. Седеющие волосы растрепались, косматая борода взъерошилась. Он успел застегнуть только одну манжету на мятой белой рубашке, а черные брюки болтались без ремня. Он перебинтовал ступню Барб и с легким стоном поднялся на ноги. Погладил девочку по колену, быстро взглянул на Гретхен. Его усталые глаза смотрели ласково и печально.
Бабушка спешила из кухни. Она уже надела свое синее хлопковое домашнее платье и прочные белые туфли на каждый день. Только волосы, распущенные по плечам, напоминали о позднем часе и исключительной ситуации.
— Вот, доктор, я приготовила вам кофе.
Он взял чашку.
— Спасибо, Лотта. Да, плохи дела. Я сказал шефу полиции, что вернусь, когда осмотрю Барб. — Он вздохнул. — Ваш кофе очень кстати.
Бабушка вынесла лакированный поднос с фарфоровой сахарницей и серебряной ложкой. Поднос принадлежал к числу самых дорогих предметов в ее хозяйстве: два серебряных дракона с яркими от пламени носами смотрели друг на друга.
Доктор положил себе ложку сахара.
— Пытаюсь отказаться от сахара. Уже кладу одну ложку вместо трех. В военное время мы все должны прилагать усилия для победы.
— Вы свое дело делаете, — уверенно сказала бабушка, глядя на него с восхищением.
Он глотнул кофе, улыбнулся.
— Спасибо, Лотта. Вы тоже. Лучшая еда в округе, несмотря на продуктовые нормы. Ну, — он устало вздохнул, — присмотрите за Барб?
Бабушка кивнула, тряхнув головой:
— Конечно, пусть остается у нас.
Барб забилась в угол дивана, простыня, которую ей дала бабушка, сползла с плеч.
— Но папа не будет знать, где я.
С закаменевшим лицом, опустив уголки рта, бабушка посмотрела на доктора Джемисона. Никто не проронил ни слова.
— Папа не пришел к ужину, — Барб казалась озадаченной и напуганной, — не знаю, где он может быть.
Доктор потер уставшие глаза и ничего не сказал. Выпил еще немного кофе, поставил чашку на столик. Затем склонился над своим раскрытым чемоданчиком, достал из него два пакетика и протянул бабушке.
— Вот, это поможет девочкам заснуть. — Защелкнув сумку, он снова потянулся за кофе.
Дверь затряслась от громкого стука. Бабушка бросилась открывать.
— Пожалуйста, входите, входите.
Вошел шеф полиции Фрейзер, наклонив голову, чтобы не задеть притолоку. Снял свою ковбойскую шляпу. Вьющиеся седые волосы его были коротко пострижены. Лицо его было словно надутый пузырь: массивный лоб, рыхлые щеки, круглый подбородок Щетина подчеркивала складки под глубоко посаженными карими глазами. Гретхен часто видела его в кафе, но лишь мельком, пока не начала работать в «Газетт». Он не водил полицейскую машину. Все в городе знали его старый темно-зеленый «паккард» с заляпанными грязью бортами. Миссис Моррисон говорила, что он любит выходить в народ. Как ввели нормирование на бензин, он стал больше ходить пешком, и пот струился по его лицу, пятная рубашку.
— Лотта, док, девочки, — он дернул головой к двери, — док, может, вы пойдете туда, займетесь этим делом? Мы уже свое закончили.
Доктор Джемисон допил кофе, кивнул.
— Хорошо, Бак. — Рот доктора сжался в хмурую складку.
Он поставил чашку на стол и взял чемоданчик. Проходя мимо шефа, спросил:
— Клайда не нашли?
— Нет. — Шеф сердито насупил кустистые брови.
Дверь за доктором захлопнулась.
Барб вскинула голову и пристально посмотрела на Фрейзера.
— Вы должны найти папу. Он еще не знает. Бедный папочка. — Она натянула простыню, спрятала лицо в ее складках.
— Может быть, кофе, мистер Фрейзер? — тихо предложила бабушка.
— Было бы неплохо, если вас это не затруднит, Лотта. — Стуча каблуками запыленных черных ковбойских сапог, шеф медленно прошел по комнате. Сел в подобие откидного кресла из коричневой кожи, когда-то любимое дедушки Пфицера. Бросил ковбойскую шляпу на пол. — Мисс Барб, полагаю, вы понимаете, как я сожалею о вашей маме.
Медленно простыня опустилась. Показалось залитое слезами, измученное лицо Барб. Она закрыла его руками.
Шеф прочистил горло.
— Мисс Барб, если бы я считал, что так будет легче, я бы поговорил с вами в другой раз. — Он откинулся в кресле, потер щеку костяшками пальцев. — Но легче не будет, — заговорил он тихо своим глубоким, низким голосом, — ни завтра, ни на следующий день. Вам придется взбираться на крутую гору, и я ничем не могу помочь. Я могу лишь немного облегчить боль, когда выясню, кто это сделал.
Гретхен пыталась прогнать воспоминание о лице миссис Татум, но оно все стояло перед глазами. Если она не может забыть, то каково же Барб?
