Геннадий Махаев - Убийство в Угличе

И НЕ ВАНЬКА, И НЕ ЗАЙЦЕВЫ…

Придя в участок, Кухов спросил:

—    Ну, что Ванька говорит?

Помощник следователя Токин, худощавый молодой человек, принес протокол дознания.

—    Вот по доставлению в участок произведен личный обыск задержанного. При нем обнаружено: денег восемнадцать копеек серебром, золотой крестик, папиросы, спички.

—    И все?

—    Все, ваше благородие, да не все.

—    А что еще такое?

—     На вопрос, откуда у него крестик, отвечал: что, мол, его крест, а почему не на шее, а в кармане, ответствовал, что цепочку продал и пропил, а крестик — побоялся.

—    Да, пожалуй, такой побоится! Да и отродясь у Ваньки зо­лотого креста не бывало! Давно бы пропил, — усмехнулся Кухов.

—    То же самое я ему сказал.

—    Ну и что далее?

—    А вот что, на основании подозрения на его участие в пре­ступлении мы произвели у него дома и у его зазнобы в Зарядье обыск.

—    Что нашли? — в нетерпении поторопил Кухов.

—    В доме у него ничего, а у зазнобы есть улов и хороший.

—    Так что же там?

—     А вот что, — и Токин протянул Кухову протокол обыска.

—    Так, — протянул Кухов, прочитав протокол, и как он это объясняет, откуда у него все это?

—     Говорит, нашел в Рыбинске, на бульваре около скамейки.

—     Купил, нашел, еле ушел, хотели еще дать — не смогли догнать, — посмеялся Кухов.

—      А ну, давай его сюда, разговаривать будем, да, кстати, Зайцевых привезли?

—    Доставили, ваше благородие.

—      Что говорят? Ну, впрочем, с ними потом, давай Ваньку сюда.

Через некоторое время привели Ваньку.

—     Ну, рассказывай, добрый молодец, откуда у тебя все это богатство? Только сказки не рассказывай! Все равно проверим, неверное, в Рыбинске уж в полиции заявление о краже есть!

—      Ей-богу, нашел! — сказал Ванька, — выпустили меня с острогу, денег — три рубля; ну, думаю, до дому как-нибудь до­берусь, пойду на базар — может, кто из Углича найдется. Купил бутылку, само собой, чтоб не с пустыми руками договариваться. Ан, никого на базаре не встретил.

Ну, думаю, тогда с утра пешком. Может, где ни то подве­зет , а в вечер по такой погоде куда идти, не лето! Переночую, думаю, в ночлежке, да с утра и в путь

—    Ну, ври дальше* — подзудил Кухов.

—     Да не вру я. Думаю, пойти хоть на бульвар, выпить ма­ленько да закусить, бутылка уж была, взял у торговки требухи с хлебом, стаканчиком разжился да и пошел. Посидел, выпил не­много, закусил. Ну, пойду в ночлежку, чем болтаться по городу.

И прохожу мимо другой скамейки, смотрю — стоит корзин­ка небольшая, огляделся, никого кругом нету. Ну, я, значит, кор­зинку в руки и ходу под берег.

Там посмотрел, а в корзинке шкатулка в платок женский за­вернута, Я ее камнем разбил, а там, батюшки, богатство-то ка­кое! Я скорей платок да корзинку в каменьях спрятал, а шкатулку за пазуху, да и опять ходу в ночлежку к Силантьичу.

Он меня знает, за рубль отдельные комнаты сдает кому по­чище. Взял я комнату да там и рассмотрел все хорошо, денег там — двадцать рублей да кольца да серьги. И запонки и салфет­ки. Никому ничего не сказал, конечно, не дурак ведь. А утром домой на телеге, мужика за четыре рубля сторговал.

—     Сережку Саньке половому и салфетки в трактире пред­лагал? — спросил Кухов.

—    Знаете уже, ну предлагал, да не взял он.

—    Что же ты так ничего и не продал?

—    Кольцо одно цыганам сбагрил, а более пока ничего.

—    Посиди пока. Проверим, а там видно будет.

Отправив Ваньку в камеру, потребовал к себе Зайцевых, Привели их по одному, сначала старшего Костю.

—     Ну что, Аника-воин, рассказывай что на перевозе набедо­курили.

—     Это не мы, господин следователь, ей-богу, не мы!

—    Как же не вы, когда вас местные опознали, да и Власова с Жогиным привезли — опознают.

—     На переправе вот чего вышло. Мы с некоузскими, что у нас в гостях были, к ним наладились, а перевозчик вышел, вишь ты, не везет, денег требует.

—    А ты как хотел, задарма что ли? — подзадорил Кухов.

—    Зачем задарма, мы ему пятиалтынный давали, а он гово­рит: вес четверо, давай сорок копеек. А где их взять, когда все уже пропито? Я, говорю, у друзей дома есть, за тем и едем, на обратном пути рассчитаемся.

А он: много вас таких, дескать, тут ходит! Проваливай на мост! Там задарма ходят! А до моста-то сколько верст идти... Мы же выпимши, ну Колька некоузский не стерпел — дал ему в ухо.

Тот — в крик — хозяина звать да драться, ну и еще добавили.

—    А нож зачем?

—    Никакого ножа я не знаю, господин следователь, по харе мы ему маленько наклали, а хозяин сбег. А мы тем временем через реку и ходу! Вот и весь сказ!

—    Проверим, иди посиди пока.

Андрюха Зайцев рассказал то же самое, да и протокол доп­роса некоузских парней все подтвердил.

—     Да-а, время уж к пополудни, надо в номера идти, вот ведь служба... Все своими ногами ходишь — ходишь целый день, а случается., и напрасно.

Хоть совсем-то напрасно не бывает, если человек невинов­ный оказывается, то и не душе приятней, — подумал Никита Ива­нович, собираясь идти. Идти надо было на Вознесенскую улицу, почти в самый конец.

Выйдя из полицейского управления, он пошел через Успен­скую площадь к Вознесенской улице. «Да-а-а, — подумал Кухов, — надо ведь было протоколы вскрытия посмотреть». Но возвра­щаться не хотелось. «Ладно, потом посмотрю!» А Шунаевых хо­ронить надо, уже третий день... Ну, да как господин полицмей­стер распорядится...

ПЯТЬДЕСЯТ ИЛИ... ПЯТЬСОТ!!

Подойдя к номерам Хряпина, Никита Иванович подозвал дворника.

—    Где сам?

—    А хозяин болен, господин хороший.

—    Давно?

—    Да уж день шестой, наверное.

—    Кто же за него?

—    Старший номерной Ефим Костырев, а тебе, милок, зачем, приезжий, что ли?

—     Нет, по делу (К хозяину, так где он? Дома, поди, или, мо­жет, в лечебнице?

—    Дома они! Знаешь, где живет-то? А не то покажу.

—    Ну покажи, я гривенник на водку дам.

—     Вот премного благодарны вашей милости, а чего не по­казать, покажу, недалече...

—    Давно в дворниках у Хряпина? — спросил Кухов.

—     У Фрола Данилыча-то — порядочно, еще отец его;, цар­ствие небесное, Данила Егорыч владели номерами, годов уж, по­читай, два десятка будет.

—    И всех знаешь?

—    А как же — всех! Кто служит и служил раньше, кто жив, а кто и помер уж.

—    Ну а старший номерной Ефим, что за человек, давно слу­жит?

—   Ефим? Да годов с восемь, наверно, сначала просто номер­ным был, а потом хозяин за его умение старшим поставил.

—    А что за умение?

—      А вот покажи ему пачку денег хоть тонкую, хоть тол­стую, только скажи, из каких состоит, из трешек или пятерок, тот­час скажет, сколько в ней денег.

—    Да, ловок, откуда же умение у него такое?

—    Кассиром где-то был, на хорошей должности.

—    Чего же ушел, да в номерные, чай, жалованье меньше!

—    А не знаю, милок! Не говорит, а мне что за дело!

—    А как купец к нему?

—     Да, вроде, все у них ладно, доверяет, стало быть, Фрол Данилыч, и то уж: шесть ден болеет а Ефим за него и все честь по чести. Ну вот и пришли господин хороший, вон дом-то энтот.

Дав дворнику пятнадцать, вместо обещанных десяти, чему тот был несказанно рад, Кухов пошел к парадной двухэтажного дома, уже довольно старого и давно не ремонтированного. Поз­вонив в колокольчик, стал ждать, когда откроют,

Вскоре за дверью зашаркали шаги, и глухой голос спросил: «Кого надо?».

—    Господина Хряпина, — сказал следователь.

Дверь открылась, на пороге стоял старый мужик и подсле­повато щурился: «Кто таков, по какой надобности к Фролу Да­ниловичу?».

—    Следователь полицейского управления Кухов, — предста­вился Никита Иванович.

—    Следователь?! — удивился мужик, — ну, проходи, по лест­нице на второй этаж! Направо дверь... Ты постучи, болеют они!

—     Знаю, — откликнулся Кухов и стал подниматься по лест­нице.

Поднявшись, он постучал в первую дверь и, услышав, «входи­те», вошел в прихожую. «В комнату проходите», — раздался го­лос, и Кухов увидел, как из-за неплотно задернутой портьеры ему машет рукой человек, сидящий в глубоком кресле.

—     Позвольте представиться: следователь по особо важным делам при уездном полицейском управлении Кухов Никита Ива­нович.

—    Хряпин Фрол Данилович. Чем могу служить?

—      Разговор у меня к вам, господин Хряпин, да вижу вы бопьны.

—      Ничего, ничего, я уже лучше себя чувствую, простыл у себя в номерах, вот и захворал, но сейчас, слава богу, ничего, так что милости просим, сейчас чаю велю подать.