Найо Марш - Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)
– Думаю, ему просто хотелось иметь какое-то занятие, – предположил Дуглас. – Он же не мог заниматься спортом. Не стоит придавать этому слишком большое значение. Пописывал себе в удовольствие.
– Он так и не закончил их, – продолжила мисс Линн. – Я пыталась помочь – записывала под диктовку, а потом печатала, – но он все равно быстро уставал. И потом нам все время приходилось отвлекаться на другие дела.
– Тери, – вдруг произнес Фабиан, – кажется, я был к тебе чертовски несправедлив.
Аллейн увидел, как девушка подняла голову выше и с любопытством посмотрела на Фабиана. У нее был безукоризненный овал лица и сливочно-белая кожа, как у стаффордширской фарфоровой пастушки. На лице резко выделялись черные глаза и брови, а также яркий рот без губной помады. В обрамлении гладких черных волос это лицо походило на маску и таило в себе какую-то загадку.
– Я старалась ничего не усложнять, – объяснила она.
– Прошу прощения, – сказал Фабиан.
Девушка уронила руки на колени:
– Сейчас это уже не имеет значения. Все в прошлом. Боюсь, я не слишком преуспела.
– О люди! – вздохнул Фабиан, бросив болезненно-нежный взгляд на Урсулу. – Как же вы любите все усложнять.
– Люди – это кто? – спросила та. – Я и Тери?
– Похоже, вы обе.
Дуглас в очередной раз воскликнул:
– Не понимаю, о чем идет речь!
– Это не важно. Ничего уже не изменишь, – откликнулась мисс Линн.
– Бедняжка Тери, – сказал Фабиан.
Но мисс Линн, пожалуй, не слишком нравилось сочувствие. Взяв вязанье, она снова застучала спицами.
– Бедняжка Тери, – с глуповатой игривостью подхватил Дуглас, садясь рядом и кладя большую мускулистую руку ей на колено.
– А где сейчас эти эссе? – поинтересовался Фабиан.
– У меня, – ответила девушка.
– Мне хотелось бы почитать их, Тери. Можно?
– Нет, – холодно ответила она.
– Тебе что, жалко?
– Извини, он отдал их мне.
– Мне они всегда казались идеальной парой, – вдруг заявил Дуглас. – Жить друг без друга не могли. Дядя Артур называл ее своим моторчиком. Всегда всем говорил, какая она замечательная. Разве не так, Тери? – обратился он к мисс Линн, хлопнув ее по коленке.
– Да.
– Так оно и было, – подтвердила Урсула. – Он ее просто обожал. Этого ты отрицать не можешь, Фабиан.
– А я не отрицаю. Невероятно, но факт. Он был о ней высокого мнения.
– Он ценил в ней те качества, которых не имел сам, – объяснила мисс Линн. – Энергичность. Предприимчивость. Напористость. Популярность. Самоуверенность.
– У вас с Фабианом предвзятое мнение, – рассердилась Урсула. – Это несправедливо. Она была доброй, сердечной и великодушной. Никогда не была мелочной и злой. Вы стольким ей обязаны и после этого…
– Ничем я ей не обязана, – возразила мисс Линн. – Я хорошо работала. Это ей со мной повезло. Признаю, что она была добра, но ее доброта шла от тщеславия. Она тщательно просчитывала степень своей доброты. Она была доброй в нужной степени.
– А великодушной?
– Достаточно великодушной.
– И не слишком подозрительной?
– Не слишком, – после некоторого колебания согласилась мисс Линн. – Думаю, что да.
– Тогда тетю Флоренс нужно просто пожалеть, – твердо произнесла Урсула. – Тебе не кажется, Тери?
– Нет, не кажется, – отрезала Теренс, и Аллейн впервые уловил в ее голосе гневную нотку. – Она была слишком глупа, чтобы понять, как ей повезло… А она не интересовалась… Она не интересовалась даже своей собственностью. Вела себя как заезжая гастролерша.
– Тебе-то какое дело до ее собственности? – возмутилась Урсула.
– О чем это вы спорите? – опять вмешался педантичный Дуглас. – Ради чего вся эта перепалка?
– Ни о чем, – ответил за девушек Фабиан. – Ни-кто здесь не спорит. Давайте продолжим.
– Но ведь это ты устроил весь этот стриптиз, Фабиан, – заметила Урсула. – Мы в этом все поучаствовали. Почему Тери должна быть исключением?
Урсула нахмурилась.
«Какая хорошенькая», – отметил Аллейн.
Блестящие медные волосы девушки крупными завитками ниспадали ей на шею. Лицо с большими выразительными глазами и яркими сочными губами чем-то напоминало пастельные портреты Викторианской эпохи. Нежнейший румянец, грациозная длинная шея и точеные руки еще более усиливали это сходство. Гордая осанка и некоторая капризность в поведении довершали облик дамы тех времен, который несколько не вязался с современной манерой выражаться. Аллейну показалось, что девушка отлично сознает свою привлекательность и те преимущества, которые она ей дает. Она была упряма, но вряд ли только упрямство заставляло ее постоянно вставать на защиту миссис Рубрик.
Почувствовав пристальный взгляд Аллейна и словно прочитав его мысли, Урсула стрельнула на него глазами и подскочила к мисс Линн.
– Тери, разве я не права? Не хочу быть несправедливой, но кто, кроме меня, за нее здесь заступится?
Не глядя, она протянула руку в сторону Фабиана, и тот сразу же оказался рядом. Теперь Урсула обратилась к нему:
– Не надо смотреть на меня свысока, Фабиан, и демонстрировать свое интеллектуальное превосходство. Я любила ее. Она была моим другом. Я не могу хладнокровно стоять в стороне и слушать о ее недостатках. Поэтому и стараюсь ее защитить.
– Я понимаю, – сказал Фабиан, беря ее за руку. – Не волнуйся. Я все понимаю.
– Но я не хочу ссориться с Тери. Тери, ты слышишь, я не хочу враждовать с тобой. Лучше уж ничего не рассказывай, чтобы я могла относиться к тебе, как раньше.
– Никто не заставит меня поверить, что Тери совершила что-то недостойное, – заявил Дуглас. – Я тебе честно скажу, Фабиан, мне не нравится, как ты все это обставил. Если ты считаешь, что Тери могла совершить что-то постыдное…
– Замолчи!
Вскочив на ноги, мисс Линн, кипя от возмущения, разразилась бурной тирадой:
– Что за глупости ты несешь, Дуглас! «Постыдное», «непостыдное»! При чем здесь все это? Урсула! Мне не нужно твое заступничество. И мне глубоко наплевать, справедлива ты или нет и будешь ли относиться ко мне, как раньше. Ты слишком много на себя берешь. Заставить меня зайти так далеко, а потом великодушно отпустить с миром! Вы все решили, что я его любила? Прекрасно. Так оно и есть. Если мистер Аллейн должен узнать все, дайте мне рассказать об этом откровенно и с какой-то долей достоинства.
2
«Довольно странно, что Теренс Линн, которая с самого начала противилась всем этим излияниям с их неизбежными последствиями, вдруг решила последовать примеру остальных и предаться откровениям, – подумал Аллейн. – Но это большая удача». Дело в том, что, несмотря на все услышанное, у него так и не сложилось полного представления о муже Флоренс Рубрик: как именно он выглядел, насколько разительным было физическое несоответствие между ним и этой девушкой, которая была лет на двадцать его моложе. Теперь рассказ мисс Линн должен был восполнить этот пробел.
Оказалось, что Теренс жила в Новой Зеландии уже пять лет. Вооружившись знанием стенографии и машинописи вкупе с шестью рекомендательными письмами, одно из которых было написано самим верховным комиссаром в Лондоне и адресовано лично Флоренс Рубрик, она отправилась на поиски счастья в Южное полушарие. Миссис Рубрик сразу же наняла ее на работу, и она поселилась в Маунт-Мун, но ей довольно часто приходилось выезжать в Веллингтон, где у ее работодательницы была квартирка рядом с парламентом. Аллейн подумал, что, забравшись на другой конец света и очутившись среди незнакомых людей, она неизбежно должна была страдать от одиночества. Урсула и Фабиан подружились еще на пароходе, Дуглас Грейс еще не вернулся со Среднего Востока, а миссис Рубрик не вызывала у нее ни симпатии, ни уважения. Понятно, что она чувствовала себя неприкаянной.
Со временем миссис Рубрик стала посылать ее с поручениями к своему мужу. «Эти данные по переоценке я хотела бы процитировать в своем выступлении, мисс Линн. Их надо представить в сравнительном виде. Пройдитесь-ка по ним с моим мужем. Скажите ему, что мне надо что-нибудь простенькое, но чтобы в самую точку». И Теренс Линн стала трудиться вместе с Артуром Рубриком в его кабинете. Вскоре она обнаружила, что может облегчить ему работу, доставая с полок книги и записывая под диктовку. Аллейн представил, как эта изящная девушка тихо движется по кабинету или сидит за столом, а мужчина в кресле чуть задыхающимся голосом отливает словесные пули, которыми его жена будет разить своих политических противников. Со временем Теренс поняла, что с помощью одной-двух подсказок Артура Рубрика она сможет изготовлять подобные статистические боеприпасы самостоятельно. Она любила четкие формулировки и старалась находить точные слова, помещая их в нужное место. Он, как выяснилось, тоже. Они невинно забавлялись, стряпая всю эту писанину для Флоренс, но она никогда не воспроизводила ее дословно.
– Она расклевывала записи, как сорока, – отметила Теренс, – а потом пересказывала их с массой повторений, с выкриками, которые сопровождала ударами кулака в ладонь. «В тысяча девятьсот тридцать восьмом году, – восклицала она, отбивая ритм кулаком. – Заметьте, в тысяча девятьсот тридцать восьмом государственный доход от этих владений составлял три с четвертью миллиона. Три с четвертью миллиона. Три с четвертью миллиона, господин спикер, вы не ослышались…» И она была абсолютно права. На слух это воспринималось гораздо лучше, чем наши гладкие, причесанные фразы. У нее хватало ума их избегать. Они появлялись только в текстах, предназначавшихся для печати. В печатном виде они выглядели эффектнее.
