Эллери Квин - Тайна Испанского мыса
— Во многих смыслах это очень печальное дело. Несколько раз в течение сегодняшнего вечера я испытывал желание закрыть глаза на факты и уехать отсюда. Джон Марко был негодяем, каких еще свет не видывал. В его случае явно нет грани между mala mens и malus animus[12]. Несомненно, он обладал умом преступника, не стесненного какими-либо угрызениями совести. Насколько нам известно, Марко подверг опасности счастье одной женщины, задумал погубить другую, разрушил жизнь третьей и стал причиной гибели четвертой. Несомненно, его послужной список — если бы мы могли заглянуть в него — продемонстрировал бы нам много подобных случаев. Одним словом, это был злодей, который заслуживал смерти. Как вы однажды выразились, мистер Годфри, «кто бы ни убил его, он облагодетельствовал человечество». — Эллери замолчал, энергично попыхивая сигаретой.
— Тогда почему бы вам не оставить все как есть? — хрипло поинтересовался мистер Годфри. — Вы ведь явно пришли к какому-то заключению. Негодяя нужно было убить; мир без него стал гораздо лучше. Вместо того...
— Потому что, — вздохнул Эллери, — я оперирую понятиями, мистер Годфри, а не людьми. К тому же я должен заплатить долг инспектору Молею, который благосклонно позволил мне грубо вторгнуться в его сферу деятельности. Думаю, что теперь, когда все факты налицо, убийца Марко имеет все основания на сочувствие жюри. Это преднамеренное преступление, но преступление, которое — в определенном смысле — необходимо было совершить.
Я отбросил в сторону человеческий фактор и рассмотрел все дело в чисто математических терминах. А судьбу убийцы вверяю тем, кто уполномочен решать подобные вопросы.
Гнетущее напряжение охватило всех, когда Эллери взял верхний лист с табурета, пробежал по нему глазами в отблесках пламени камина и снова сел.
— Не могу выразить, насколько я был сбит с толку и озадачен до сегодняшнего вечера. Должно было быть хоть какое-то разумное объяснение всем имеющимся фактам. Я знал это, чувствовал, но не мог сложить всю картину вместе. К тому же в своих предыдущих вычислениях я допустил одну непростительную ошибку. Пока горничная Питтс — вы теперь знаете, что это миссис Марко, — не открыла мне один факт, я просто блуждал в тумане. Но когда она сказала мне, что плащ, в котором обнаружили Марко, был принесен ею уже после его смерти, другими словами, этого плаща вообще не было на месте преступления в момент убийства, я ясно увидел свет, а все остальное было лишь делом времени.
— Черт, какое отношение имеет этот плащ к убийству? — не выдержал инспектор Молей.
— Самое прямое, дорогой инспектор, как вы сейчас убедитесь. Но теперь, когда нам известно, что в момент убийства на Марко не было плаща, давайте начнем с того, что на нем было. Он был полностью одет, до последней мелочи. Мы знаем, что убийца забрал у Марко все или почти все: пиджак, брюки, ботинки, носки, белье, рубашку, галстук и содержимое карманов. Первая задача, которую необходимо было решить, состояла в следующем: «Зачем убийца раздел свою жертву и унес с собой все его вещи?» Я чувствовал, что должна быть какая-то простая, обескураживающе простая причина, побудившая его к этому поступку, который явно выглядел из ряда вон выходящим. Инстинктивно чувствовал, что решение всей проблемы зависит от ответа на данный вопрос.
Эта загадка не давала мне покоя, пока я не рассмотрел ее со всех сторон. В результате чего пришел к заключению, что существует пять причин, по которым убийца мог снять одежду со своей жертвы.
По первой, — продолжил Эллери, справившись со своими записями, — убийца мог унести одежду из-за содержимого карманов. Это могло иметь особое значение, учитывая существование неких бумаг, угрожающих покою нескольких дам, связанных с Марко. И эти бумаги — из того, что нам известно, — могли находиться при Марко. Но если это были те бумаги, за которыми явился убийца, и они лежали в кармане у Марко, то почему бы ему не взять бумаги и не оставить одежду на месте? В таком случае, если бы в одежде что-то и было, убийца опорожнил бы карманы или разорвал подкладку, дабы взять то, ради чего он явился, не снимая одежды с тела. Так что эта причина отпадает.
Однако вторая выглядела совсем тривиальной. Инспектор Молей вам скажет, что очень часто полиция вылавливает из воды или находит в лесу тело либо в поврежденной одежде, либо совсем без нее. В большинстве случаев это объясняется просто: не допустить опознания жертвы — порча или сокрытие одежды затрудняют опознание. Но в случае с Марко это явно было не так; убитый был Марко, никому не требовалось опознавать его. В этом деле не было и не могло возникнуть вопроса об идентификации тела — в одежде или без нее.
И, как раз наоборот, всегда могла быть третья возможность, что в каком-то смысле одежду Марко украли для того, чтобы не дать опознать убийцу Марко. Я вижу ваши недоуменные взгляды. Я имею в виду лишь то, что на Марко могло быть надето что-то или все, принадлежащее его убийце, и тогда обнаружение этих вещей могло бы повлечь фатальные последствия для убийцы. Но такого также не могло случиться — благодаря нашему бесценному Тиллеру, — Тиллер сложил руки и скромно потупился, хотя его маленькие ушки оставались настороженными, как у терьера, — показавшему, что вся одежда, которую он приготовил для Марко непосредственно перед тем, как тот переоделся, принадлежала лично ему. Кроме того, это единственная одежда, которая пропала из гардероба Марко. Значит, в ту ночь он был одет в нее, и она не могла принадлежать преступнику.
Все, находящиеся в гостиной, сидели так тихо, что треск смолистого полена в камине прозвучал как пистолетный выстрел, а звук барабанящего дождя пугал не меньше, чем громкие раскаты грома.
— И четвертая причина, — объявил Эллери. — Одежда могла быть испачкана кровью, и пятна крови могли представлять опасность для преступника или его планов. — Тревожный взгляд прошелся по нахмуренному лицу Молея. — Нет-нет, инспектор, это не так просто, как кажется. Если бы это была кровь Марко, то данная теория была бы неверной по двум причинам: вся одежда, унесенная убийцей, никак не могла быть испачкана кровью — носки, белье, ботинки? — и, что еще более важно, на теле жертвы вообще не было крови. Марко ударили по голове и задушили, не пролив при этом ни единой капли крови.
Но допустим — я предвижу ваш вопрос, судья, — вопрос идет о крови убийцы. Однако, если судить по расположению тела, совершенно невозможно, чтобы Марко оказал убийце сопротивление, в результате которого тот мог бы получить ранение и нечаянно забрызгать кровью одежду погибшего. И здесь снова два возражения. Первое — я повторяю, вся одежда Марко не могла быть испачканной, так зачем же снимать все? И второе — единственная причина, по которой убийца мог бы желать скрыть факт, что он был ранен, — это то, что он не хотел, чтобы полиция искала кого-то по этой примете. Но мы доподлинно знаем, что никто, вовлеченный в это дело, не пострадал физически, кроме Розы, но у нее есть безупречное алиби, которое отвергает возможность столь продуманного ухищрения. Так что теория с пятнами крови также отпадает.
Тогда остается только единственная, — негромко резюмировал Эллери после паузы, — и последняя возможность.
Дождь не унимался, и огонь в камине продолжал трещать. Все смотрели на Квина с недоумением. Всем было ясно, что никто из них — даже судья Маклин — не знает ответа. Эллери швырнул сигарету в огонь. Потом повернулся и уже открыл рот, чтобы заговорить... Но в этот момент дверь резко распахнулась, заставив инспектора мгновенно вскочить, а головы всех сидящих обернулись в тревоге. В дверях стоял Рош, детектив, с трудом переводивший дыхание; он насквозь промок. Детектив несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем смог говорить членораздельно.
— Шеф! Тут такое... я бежал от самой террасы. Они приперли к стенке капитана Кидда!
В первую секунду все были настолько оглушены, что могли лишь открыть рот.
— Что? — хрипло выдавил инспектор Молей.
— Поймали во время шторма! — выкрикнул Рош, возбужденно взмахнув рукой. — Береговая охрана только что захватила яхту Уоринга. По какой-то причине этот великан направлялся к берегу... он плыл к мысу! Похоже на то, что у него что-то стряслось...
— Капитан Кидд, — пробормотал Эллери. — Я не...
— Пошли! — выкрикнул Молей, бросаясь в двери. — Рош, давай... — Голос инспектора заглушил топот его башмаков.
Люди в комнате немного замешкались, потом, все одновременно, бросились за инспектором.
Судья Маклин остался, недоуменно глядя на Эллери.
— Что произошло, Эл?
— Не знаю. Это очень странный поворот... Нет! — И с этими непонятными словами он последовал за другими.
* * *Возбужденные, все бросились к террасе, не обращая внимания на дождь, — мужчины и женщины, мгновенно промокшие до нитки, их взволнованные лица светились надеждой. Молей бежал впереди всех, его башмаки увязали в размытой дождем почве. И только судья Маклин оказался предусмотрительным настолько, что подумал о защите от дождя; он медленно добежал последним, уже закутанный с головы до ног в зюйдвестку, которую прихватил где-то в доме.
