Филлис Джеймс - Тайна "Найтингейла"
Он вспомнил, что рассказал ему инспектор Бейли о двух горничных во время того короткого часового обсуждения, когда передавал дела.
«Они здесь ни при чем. Старуха, мисс Марта Коллинз, работает в больнице уже сорок лет и, если бы страдала манией убийства, это давным-давно проявилось бы. Ее больше всего беспокоит кража дезинфицирующего средства из уборной. Похоже, воспринимает это как личное оскорбление. Вероятно, считает, что несет ответственность за состояние уборной, а за убийство — нет. Что касается девушки, Мораг Смит, по-моему, она полоумная и упряма как осел. Она могла бы сделать это, но сколько ни думаю — не вижу причин. Насколько мне известно, Хедер Пирс ничем ее не расстроила. И, во всяком случае, у нее не было на это времени. Мораг перевели из врачебного корпуса в Найтингейл только за день до смерти Пирс. Как я понимаю, ей не слишком понравилась такая перемена, но вряд ли это повод для того, чтобы убивать учениц медучилища. И кроме того, девчонка не испугана. Упряма, но не испугана. Если она и в самом деле убила, сильно сомневаюсь, что вы когда-нибудь сможете это доказать».
Они все так же молчали. Он не горел желанием вникать в ее горести и подозревал, что ей просто-напросто захотелось хорошенько выплакаться. Для этого она и укрылась в свой тайник и имела право побыть наедине со своими переживаниями, даже если физическое уединение было нарушено. Он сам был очень скрытным человеком и потому не имел склонности интересоваться чужими переживаниями, хотя многие люди тешат себя иллюзией, что таким образом проявляют участие. Он же редко проявлял участие. В нем всегда жил интерес к людям, и никакие их поступки больше уже не удивляли его. Однако он не вмешивался. Вполне понятно, что ей мог понравиться сарай, напоминавший своим запахом о доме.
До него вдруг дошло невнятное бормотание. Она вернулась к перечислению своих горестей.
— И все-то глядел на меня, прям мочи нет. И все время спрашивал одно и то же. Да еще задавака. Сразу видно: больно много о себе воображает. — Она вдруг повернулась к Далглишу. — А ты приставать не будешь? — спросила она.
Далглиш ответил со всей серьезностью:
— Да нет. Я не в том возрасте, чтобы приставать, когда замерз и устал. В мои годы нужен домашний уют, чтобы заниматься этим с удовольствием для партнера и с честью для себя.
Она посмотрела на него то ли с недоверием, то ли с сочувствием.
— Ты не такой уж старый. А за платок спасибо.
И, последний раз с силой высморкавшись, протянула ему платок. Удержавшись от искушения незаметно бросить его под лавку, Далглиш сунул платок в карман. Он было поднялся, чтобы идти, когда вдруг краем уха услышал ее последние слова.
— Что ты сказала? — спросил он как можно более спокойным тоном, стараясь не выказать излишнего любопытства.
— Я сказала, — ответила она угрюмо, — что он так и не узнал, что я пила молоко, чтоб он пропал. Я ему ничего не сказала.
— Ты что, имеешь в виду молоко, которое стояло в демонстрационной комнате? А когда ты его пила?
Он старался говорить как бы между прочим, словно его это мало интересовало. Но сознавал, что в хибаре стало совсем тихо и что пара колючих глаз уставилась на него. Неужели она действительно не соображала, что она ему говорит?
— Это было в восемь часов, может, минутой раньше. Я зашла в демонстрационную поглядеть, не там ли оставила свою банку с полировкой. А на тележке стояла эта бутылка с молоком, и я отпила немного. Совсем чуточку.
— Прямо из бутылки?
— А откуда чашке-то взяться? Я хотела пить, увидела молоко, ну мне и захотелось. Взяла и глотнула.
— Ты только сливки сверху сглотнула? — задал он самый важный вопрос.
— Там не было сливок. Это не такое молоко.
Его сердце забилось от волнения.
— А что ты потом сделала?
— Ничего.
— А разве ты не боялась, что директриса заметит, что бутылка не полная?
— Бутылка была полная. Я долила в нее воды из-под крана. И отпила-то всего ничего, пару глотков каких-то.
— А бутылку опять закрыла крышкой?
— Конечно. Точь-в-точь как было, чтоб никто ничего не заметил.
— И никому ничего не сказала?
— Так никто не спрашивал. Тот инспектор спрашивал только, была я в демонстрационной иль нет, а я сказала, что только до семи, когда убиралась. Не собиралась я ничего ему говорить. Да и то: его, что ль, молоко-то, платил он за него, что ль?
— Мораг, ты точно-точно запомнила время?
— Восемь часов. Во всяком случае, часы в демонстрационной показывали восемь. Я-то поглядела на них, потому что мне надо было помогать во время завтрака, а то у них там в столовой все уборщицы свалились с гриппом. Некоторые думают, что можно сразу в трех местах быть. В общем, я пошла в столовую, а там все сестры и ученицы уже начали есть. Ну и мисс Коллинз глянула на меня, ну, как это она умеет. Что, мол, Мораг опять опоздала! А раз так, стало быть, было восемь. Ученицы всегда в восемь завтракают.
— А они все были там?
— Конечно, все! Я ж про то и говорю! Они все завтракали.
Далглиш отлично знал, что они все были там. Двадцать пять минут — с восьми до восьми двадцати пяти — единственный промежуток времени, когда все женщины-подозреваемые находились вместе, завтракая под присмотром мисс Коллинз и в поле зрения друг друга. Если Мораг говорит правду, — а он ни на секунду не сомневался, что это правда, — тогда рамки расследования чрезвычайно сужались. Было только шесть человек, у которых не было твердого алиби на весь промежуток времени с восьми часов до восьми сорока, когда вся группа собралась в классе. Разумеется, ему придется проверить показания, но и так было известно, что он в них обнаружит. Он был приучен вспоминать такого рода сведения, когда только нужно, и сейчас в его памяти послушно всплыли имена. Сестра Ролф, сестра Гиринг, сестра Брамфетт, Гудейл, Ленард Моррис и Стивен Кортни-Бриггз.
Он ласково помог девушке встать.
— Пошли, Мораг, я провожу тебя до общежития. Ты очень важный свидетель, и я не хочу, чтобы ты схватила воспаление легких до того, как я смогу взять твои показания.
— Не буду я ничего писать. Я не больно-то знаю грамоте.
— Кто-нибудь напишет за тебя. Тебе надо будет только расписаться.
— Ну, это еще куда ни шло. Уж имя-то свое написать сумею.
А ему придется побыть рядом и проследить, чтобы она это сделала. Он подозревал, что сержант Мастерсон преуспеет с Мораг не больше, чем инспектор Бейли. Надежнее будет самому записать ее показания, даже если придется выехать в Лондон позже, чем он предполагал.
Но время будет потрачено с пользой. Повернувшись, чтобы поплотнее закрыть за собой дверь сарая (замка не было), он понял, что ему повезло второй раз после того, как он нашел никотин. Теперь дело сдвинулось с мертвой точки. В общем и целом день прошел неплохо.
Глава седьмая
Смертельный танец
I
На следующее утро без пяти минут семь сержант Мастерсон и констебль полиции Грисон были уже на кухне Дома Найтингейла вместе с мисс Коллинз и миссис Манси. Было так темно и холодно, что Мастерсону казалось, будто еще только середина ночи. В кухне приятно пахло свежеиспеченным хлебом — ностальгический и уютный запах деревни. Только мисс Коллинз совсем не походила на добродушную и гостеприимную повариху. Подбоченясь и поджав губы, она следила, как Грисон ставил полную бутылку молока на среднюю полку холодильника, с самого краю.
— И какую бутылку они должны взять? — спросила она.
— Первую попавшуюся. Ведь именно так они поступили в прошлый раз, правда?
— Говорят, что так. У меня других забот хватало, чтоб еще сидеть и следить за ними. И сейчас тоже забот хватает.
— Можете не волноваться. Мы последим сами.
Через четыре минуты вошли двойняшки Берт. Никто не проронил ни слова. Шерли открыла холодильник, и Морин взяла первую попавшуюся бутылку. В сопровождении Мастерсона и Грисона двойняшки прошли через пустынный и гулкий вестибюль в демонстрационную комнату. В комнате никого не было, шторы задернуты. Две люминесцентные лампы ярко освещали стоявшие полукругом стулья и высокую узкую койку, на которой, подпертая подушками, лежала демонстрационная кукла с карикатурно круглым ртом и двумя зияющими черными отверстиями вместо ноздрей. Двойняшки молча занялись приготовлениями. Морин поставила бутылку на тележку, потом вынула устройство для искусственного кормления и установила его возле койки. Шерли собрала из разных шкафов инструменты и лоточки и поставила их на тележку. Двое полицейских наблюдали за их движениями. Двадцать минут спустя Морин сказала:
— Это то, что мы успели сделать до завтрака. Когда мы уходили, все стояло точно так, как сейчас.
— Хорошо, — сказал Мастерсон. — Тогда давайте переведем наши часы на восемь сорок, то есть на то время, когда вы сюда вернулись. Нет смысла болтаться без дела. И можно уже позвать остальных.
