Джон Карр - За красными ставнями
Со стороны гавани над Танжером появилось желто-белое сияние. Грохот взрыва, разнесшего на куски маленькое грузопассажирское судно «Валенсия» без единого человека на борту, ошарашил даже тех, кто привык к взрывам во время войны.
Сэр Генри Мерривейл взмахнул рукой, подавая знак помощнику. Кокни, крича по-испански, что видел человека с железным сундуком, бегущего со стороны Грэнд-Сокко, тоже пустился бегом. Из подъезда выскочили двое мужчин и помчались следом. Перес и Гарсия метнулись из переулка и побежали в том же ошибочном направлении.
Подойдя к двери магазина масок и костюмов, Г. М. достал еще один ключ и вставил его в замочную скважину.
Этот дубликат он изготовил по отпечатку на куске мыла, снятому тайком вчера, покуда он и добрая сеньора Бономи обсуждали его костюм Хасана эль-Мулика.
Повернув ключ и открыв скрипучую дверь, Г. М. закрыл ее за собой. Электрический фонарь освещал призрачные белые маски среди едкого дыма от второго, небольшого взрыва, который скрыл первый.
— Достаточно, Железный Сундук, — сказал Г. М. — Выходите, и побыстрей!
Фонарь замигал.
— Этого я и боялся, — послышался знакомый голос.
Из дыма вынырнул кашляющий Билл Бентли с поднятыми руками и все еще подбитым глазом.
Они уставились друг на друга, потом Билл протянул вперед руки, словно для наручников.
— Чего вы ждете? — спросил он.
— Я здесь не для того, чтобы арестовывать вас, — ответил Г. М., — а чтобы выдворить вас из Танжера раз и навсегда в безопасное место. Ваша жена ничего не знала о вашей карьере в качестве Железного Сундука, но я рассказал ей, и она в полном восторге. Специальный самолет ждет вас обоих. Теперь следуйте за мной, да поторапливайтесь!
Глава 19
Спустя два дня, в десять утра, над красными плитками и мраморной балюстрадой террасы снаружи дома полковника Дюрока на Олд-Маунтин-роуд был опущен навес, защищающий от палящих лучей солнца, необычных для столь раннего часа в это время года. В данный момент на террасе находился только сам полковник в униформе, но без фуражки, бродящий взад-вперед короткими суетливыми шагами.
Досадно, что столь добродушный человек, как полковник Дюрок, был вынужден так часто появляться в этой истории в состоянии дикой ярости. Но от фактов никуда не деться, и в конце концов ему пришлось иметь дело с Г. М. Каждый седой волос на его голове, казалось, дрожал, словно провод, соединенный с электрическим стулом. Лицо если было не совсем багровым, то приближалось к этому цвету.
Прекратив шагать, полковник повернулся к входной двери и в третий раз крикнул «фатьме», которая снова бесшумно приблизилась в своих мягких шлепанцах.
— Эта змея… — Дюрок оборвал фразу. Таким образом не следовало говорить со слугами — тем более с арабскими. — Сэр Генри Мерривейл еще не проснулся?
«Фатьма» с упреком посмотрела на него:
— Добрый человек все еще храпит.
Полковник прикрыл ладонью глаза.
— Теперь послушайте меня, — продолжал он по-арабски. — Если этот «добрый человек» не появится здесь через десять минут, клянусь Аллахом, я задушу его собственными руками!
Дюрок огляделся вокруг. У стены стояла качалка с обивкой в зеленую полоску и собственным маленьким навесом. К ней был придвинут плетеный круглый стол.
— Он может здесь позавтракать, — добавил полковник. — Если в доме найдется достаточное количество мышьяка или столь же действенного яда, добавьте его ему в пищу.
Уходя, «фатьма» бросила на Дюрока еще один укоризненный взгляд, однако ровно через десять минут вышеупомянутая «змея» появилась на балконе, чисто выбритая и с безмятежным выражением лица, в пижаме, халате и матерчатых шлепанцах столь вызывающе ярких цветов, что Дюрок не мог решить, какой предмет одежды выглядит хуже.
— Доброе утро, полковник, — как ни в чем не бывало поздоровался Г. М., выпятив грудь и постучав по ней кулаком.
«Фатьма» прикатила тележку с завтраком, состоящим из двух яиц вкрутую, нескольких ломтиков ветчины и колбасы, тостов с маслом; здесь же были серебряный кофейник, кувшинчик молока и прочие аксессуары.
Г. М. сел в качалку, и «фатьма» стала сервировать завтрак на льняной скатерти, которой был покрыт плетеный стол.
— Спасибо, мэм, — поблагодарил Г. М.
Продемонстрировав золотые зубы в улыбке, «фатьма» удалилась с почтительным поклоном. Взяв в одну руку кофейник, а в другую кувшинчик, Г. М. налил себе кофе с молоком, сделал большой глоток и поставил чашку.
— Прекрасная погода, — заметил он.
Дюрок, стоящий спиной к нему, воздержался от комментариев.
— Но я ощущаю холодок в атмосфере, — продолжал Г. М. — Что такого я натворил?
Полковник резко повернулся.
— Что вы натворили? — осведомился он по-английски таким тоном, как будто этот вопрос задал ему Джек-потрошитель.
— Угу.
— Злодей! Змея! Предатель! — начал Дюрок в лучших традициях палаты депутатов, но взял себя в руки. — Хорошо, я объясню вам. Вы устроили Биллу Бентли, он же Железный Сундук, и его бедной невинной жене, которая будет сожалеть об этом до конца дней, побег в восточноафриканскую страну, откуда преступников не экстрадируют. А этот ваш столь простодушный на вид Бентли — самозванец, вор и убийца!
Г. М. взял нож и аккуратно срезал верхушку яйца.
— Скажите, полковник, сколько убийств совершил Бентли?
Последовало молчание.
Полковник открыл рот, но тут же закрыл его и бросил взгляд на один из плетеных стульев, на котором лежала целая стопка досье.
— Можете вспомнить хоть одно, сынок? — настаивал Г. М.
— Вообще-то нет, — признал Дюрок. — Полицейский в Брюсселе не умер. Он даже не лишился рассудка — дело обошлось небольшой потерей памяти. Но как насчет намерений, старая вы лиса? Железный Сундук стрелял прямо в лоб Эмилю Лерану. По-вашему, это хорошо? Почему он это сделал?
— Потому что, — ответил Г. М., — 5 мая 1949 года в Брюсселе Железный Сундук первый и единственный раз в жизни потерял голову. Но он горько сожалеет об этом до сих пор.
— Сожалеет, вот как? Ба!
— Погодите. — Г. М. порылся в карманах халата. — Я забыл показать вам телеграмму с последними новостями из Брюсселя…
— Какую еще телеграмму?
— От брюссельской полиции. Спустя три недели после ранения Эмиль Леран начал получать пенсию, выплачиваемую ежемесячно через разные банки, поэтому полиция не может или не хочет отследить ее источник. Размер этой пенсии соответствует жалованью комиссара брюссельской полиции. Если вы мне не верите, я покажу вам телеграмму.
Полковник Дюрок вытащил из рукава носовой платок, вытер им лоб и спрятал назад.
— Теперь вам не выкрутиться, старый farceur![116] — фыркнул он. — Как насчет женщины в Мадриде? Она пыталась схватить его, и Бентли намеренно выстрелил ей в бедро…
— Согласно ее заявлению, это не так, — возразил Г. М. — Я забыл показать вам…
— Еще одну телеграмму?
— Да, от мадридской полиции. Она наверху, в кармане моего пиджака. Женщина утверждает, что резко дернулась в последний момент. И Бентли — первоклассный стрелок, намеревавшийся, как всегда, промахнуться, — не успел повернуть оружие.
Дюрок выглядел ошеломленным.
— Мне кажется, вы не только помогли этому человеку, но и защищаете его. Хорошо, Бентли не убийца. Но вы не можете отрицать, что он взломщик и грязный вор!
Г. М. задумался, позабыв о завтраке.
— Знаете, полковник, вы делаете правильные выводы на основании фактов, но не видите мотивов и не в состоянии понять обычные человеческие существа.
— Тогда объясните мне!
— Билл Бентли, — продолжал Г. М., — единственный преступник-спортсмен, если его вообще можно назвать преступником…
— Quio?[117]
— …которого я когда-либо встречал. Вот почему он и Альварес отлично ладили друг с другом. Если бы вы видели лицо Билла, когда Альварес назвал его «спортсменом» перед боем с Колльером… Но вас там не было. А теперь подумайте: кого грабил Бентли?
— Кого грабил?
— Вы сами говорили мне, что Бентли никогда не грабил частные дома. Иными словами, он никогда не брал ни пенни у того, кто мог хоть как-то пострадать от потери. Он грабил только крупные ювелирные фирмы или богатые маленькие банки, которые прочно защищала страховка. Вы когда-нибудь думали об этом?
— Как бы то ни было, это противозаконно!
— О, безусловно, — согласился Г. М., лениво откинувшись на спинку качалки. Лицо его вновь стало безмятежным. — Однако меня, как старого грешника, это не так уж шокирует. Ограбление крупных компаний уж очень похоже на обман букмекеров или налогового ведомства. Во всех трех случаях это честная игра.
Последовала очередная пауза.
— А теперь, — осведомился Г. М., — хотите услышать подлинную, личную, человеческую причину, по которой я помог Бентли бежать?
