Агата Кристи - Том 9
— Но, мамочка, нам это не по средствам! — воскликнула Лин.
— Чепуха. Я убеждена, Лин, что Гордон был бы очень расстроен, если бы увидел, в какое состояние пришел сад. Он всегда требовал, чтобы зеленая изгородь содержалась в порядке, газон был подстрижен, дорожки расчищены. А погляди, на что сейчас похож наш сад. Не сомневаюсь, что Гордон хотел бы навести здесь порядок…
— Даже если бы для этого пришлось занять денег у его вдовы?
— Я же говорила тебе, девочка, Розалин была чрезвычайно мила. Я уверена, она вполне меня поняла. Сейчас, после того как я оплатила все счета, у меня хороший баланс в банке. Если хочешь знать, второй садовник даже поможет нам навести экономию, мы сможем вырастить больше овощей.
— Мы можем купить целую кучу овощей, потратив значительно меньше, чем три фунта в неделю.
— Мы найдем садовника за меньшую плату, дорогая. Сейчас много демобилизованных, они ищут работу. Так пишут в газетах.
Лин сухо сказала:
— Сомневаюсь, что ты их найдешь в Вормсли Вейл. Или в Вормсли Хит…
И хотя разговор на этом закончился, Лин угнетала мысль, что мать рассчитывает на Розалин как на постоянный источник денег. Это вызывало в памяти насмешки Дэвида.
Она вышла погулять, чтобы избавиться от этого раздражения и подавленности. Настроение ее не улучшилось от встречи у почты с тетушкой Кэтти. Тетушка Кэтти, напротив, была полна воодушевления.
— Думаю, Лин, дорогая, что нас ждут прекрасные новости.
— Что вы имеете в виду, тетушка Кэтти.
— Я получила удивительное указание свыше… Просто необычайное… Перед нами выход из всех наших бед. Я столкнулась с препятствием, но снова получила указание: «Пытайся, пытайся и снова пытайся. Если сначала ничего не получится, все равно пытайся…» Я не собираюсь выдавать секреты, Лин, дорогая, и менее всего хотела бы вызывать преждевременные или необоснованные надежды, но я твердо уверена, что скоро наши дела придут в полный порядок. Давно пора. Я очень обеспокоена состоянием твоего дяди. Он слишком много работал во время войны. Ему необходимо оставить практику и посвятить себя исследованиям, но, конечно, без солидного дохода он не может этого сделать. Иногда у него бывают такие странные нервные припадки, меня зла ужасно беспокоит. Он такой странный…
Лин задумчиво кивнула. Перемена в Лайонеле Клоуде не ускользнула от нее, так же как и странные переходы в его настроении. Она подозревала, что время от времени он прибегал к наркотикам, чтобы взбодрить себя, и опасалась, не стал ли он наркоманом. Это могло быть причиной его необыкновенной нервной возбудимости. «Интересно, — думала она, — догадывается ли об этом тетушка Кэтти? Она ведь вовсе не так глупа, как кажется…»
Пройдя дальше по Хай-стрит, Лин мельком увидела дядю Джереми, входившего в свой дом. Лин подумала, что за последние три недели он сильно постарел.
Она ускорила шаг. Ей хотелось уйти из Вормсли Вейл к холмам, на открытое поле. Идя быстрее, она вскоре почувствовала себя более спокойной.
Надо пройти шесть-семь миль и как следует все обдумать. Всегда, всю свою жизнь она была решительной, здравомыслящей девушкой. Всегда знала, чего она хочет и чего не хочет. Никогда до сих пор она не плыла по течению…
Да, а сейчас она подчинилась ходу событий. Она плывет по воле волн.
Бесцельное, бессмысленное существование. С тех самых пор, как она демобилизовалась. Ее охватила болезненная тоска по ушедшим военным дням, когда четко были определены обязанности, жизнь распланирована и упорядочена, а решения за тебя принимал кто-то другой.
Но, едва доведя эту мысль до конца, Лин ужаснулась. Неужели не она одна испытывает это? Неужели и это отголосок войны? Верно, здесь нет непосредственной опасности — подводных мин, падающих бомб, свиста пуль, догоняющих машину на пустынной дороге. Но есть другое, и оно еще страшнее — опасность поверить, что жизнь становится легче, если перестать думать…
Она, Лин Марчмонт, уже не та решительная, неглупая девушка, которая вступала в армию. Там ее мысли были поставлены на службу определенному делу. Теперь она снова хозяйка себе, и ей страшно, что ум ее отказывается решать задачи, которые ставит перед ней ее собственная жизнь…
…Люди, которые оставались здесь, не испытывали ничего подобного.
Например, Роули…
И сразу же мысли Лин обратились от обобщений абстрактного характера к вопросу, который нужно было решать сегодня же: это главный вопрос, по существу, единственный.
Действительно, хочет ли она выйти замуж за Роули?..
Тени медленно удлинялись. Наползали сумерки. Лин сидела без движения, подперев подбородок руками, на опушке маленькой рощи на склоне холма и глядела вниз, где расстилалась долина. Она потеряла счет времени, но чувствовала, что ей почему-то не хочется идти домой, в Вормсли Вейл.
Ниже по склону, налево, виднелась усадьба Лонг Уиллоуз. Там будет ее дом, если она выйдет замуж за Роули.
Если! Так дошло до этого: если? Если? Если?
Какая-то птица вылетела из лесу с испуганным криком, похожим на крик рассерженного ребенка. Дым от проходящего поезда поднялся в воздух и, рассеиваясь, образовал в небе гигантский вопросительный знак.
«Выходить ли мне замуж за Роули? Хочу ли я замуж за Роули? Могу ли я отказаться от брака с Роули?»
Поезд, пыхтя, скрылся в долине, дым медленно рассеялся. Но вопросительный знак остался перед мысленным взором Лин.
До отъезда она любила Роули. «Но домой я вернулась другой, — думала она. — Я уже не прежняя Лин».
В ушах звенела стихотворная строка:
«И жизнь, и мир,и я сама совсем переменились…»
А Роули? Вот Роули не изменился.
Да. В этом все дело. Роули не изменился. Роули такой же, каким она оставила его четыре года назад.
Хочет ли она выйти замуж за Роули? Если нет, то чего же она хочет?
В роще, у нее за спиной, затрещали ветки. Кто-то прокладывал себе дорогу. Мужской голос чертыхнулся.
Она вскрикнула:
— Дэвид!
— Лин! — Продираясь сквозь кустарник, он удивленно глядел на нее. — Что вы здесь делаете?
До этого он бежал и слегка запыхался.
— Не знаю. Просто думаю. Сижу и думаю. — Она смущенно засмеялась. — Кажется, уже поздно.
— Вы не знаете, который час?
Она мельком взглянула на свои ручные часы.
— Опять стоят. Я действую парализующе на все часы.
— Не только на часы, — сказал Дэвид. — Это действует ваш электрический заряд. Жизненная сила. Вы — сама жизнь.
Он подошел к ней, и с неясным чувством беспокойства она поднялась на ноги.
— Становится совсем темно. Мне нужно спешить домой. Который час, Дэвид?
— Четверть десятого. Я должен бежать со всех ног. Мне необходимо поспеть на лондонский поезд девять двадцать.
— Я не знала, что вы вернулись из города.
— Мне надо было взять кое-что из Фэрроубэнка. Но я обязательно должен поспеть на этот поезд. Розалин сама не своя, когда остается в Лондоне ночью одна.
— В гостинице? — В голосе Лин прозвучало презрение.
Дэвид резко сказал:
— Страх не знает логики. Когда переживешь бомбежку…
Лин стало стыдно. С раскаянием в голосе она сказала:
— Извините, я забыла.
С внезапной горечью Дэвид воскликнул:
— Да, это скоро забывается, все забывается. Снова нам ничто не угрожает. Мы опять ручные, опять там, где были, когда заварилась кровавая каша. Прячемся в своих вонючих норках, ищем безопасности. И вы, Лин, вы совершенно такая же, как и все!
Она воскликнула:
— Нет! Я не такая, Дэвид! Я только что думала…
— Обо мне?
Его порыв потряс ее. Он обнял ее, прижал к себе, яростно целовал горячими губами.
— Роули Клоуд? — прошептал он. — Этот олух. Да нет же, Лин, ты моя!
Вдруг так же внезапно, как обнял, он отпустил, почти оттолкнул Лин от себя.
— Я опоздаю на поезд.
Он опрометью бросился бежать вниз по склону.
— Дэвид!..
Он обернулся и крикнул ей:
— Я позвоню тебе, когда доберусь до Лондона…
Она смотрела, как он бежал в сгущающихся сумерках — сильный, мускулистый, легкий.
Выбитая из колеи, со странно стесненным сердцем, не в силах собраться с мыслями, она направилась к дому.
Прежде чем переступить порог, она помедлила… Ей хотелось избежать нежностей матери, ее вопросов… матери, способной занять пятьсот фунтов у людей, которых презирает.
«Мы не имеем права презирать Розалин и Дэвида, — думала Лин, тихо пробираясь к себе наверх. — Мы такие же, как они. Готовы сделать все, что угодно, абсолютно все ради денег…»
Она постояла в комнате, с любопытством разглядывая свое лицо в зеркале.
«Совершенно чужое лицо», — думала она.
Внезапно ее охватил приступ гнева.
