Эрл Биггерс - Чарли Чан ведет следствие
Женщина посмотрела на Даффа с интересом.
— Вы желали побеседовать со мной? Зачем? — спросила она.
— Вам, наверное, известно об утреннем происшествии.
— Отнюдь. Я завтракала в комнате и до этой минуты никуда не выходила. Слышала через стену разговоры, однако…
— Ночью здесь совершено убийство. Погиб жилец этой комнаты, — отчеканил Дафф, внимательно всматриваясь в лицо женщины.
Миссис Спайсер побледнела.
— Убийство! — вскрикнула она и пошатнулась.
Хэйли быстро придвинул ей стул.
•— Спасибо. — Она механически кивнула головой. — Неужели тот бедный старик Дрейк? Такой очаровательный человек. Это… это ужасно!
— Согласен с вами, — сказал Дафф. — Отсюда в вашу комнату ведет дверь. Очевидно, она все время была закрыта?
— Конечно!
— С обеих сторон?
Глаза ее сузились.
— Понятия не имею. С моей стороны — да.
Маневр инспектора не удался.
— Не слышали ли вы ночью какого-нибудь шума или крика?
— Абсолютно ничего.
— Это удивительно.
— Почему же? Просто я хорошо сплю.
— А во время убийства вы спали?
Она заколебалась.
— Похоже, вы хотите меня поймать, господин инспектор? — И добавила: — Я даже приблизительно не представляю, когда это убийство совершено.
— Впрочем, конечно. Откуда? По нашему мнению, это произошло около четырех часов утра. Может, припомните, не доносились ли до вас какие-нибудь разговоры отсюда в течение, скажем, последних суток?
— Дайте подумать. Вчера вечером я была в театре.
— Одни?
— Нет, с мистером Стюартом Вивьеном из нашей группы. Около полуночи, когда я вернулась в гостиницу, здесь было тихо. Но еще раньше, одеваясь к ужину, я слышала, как в этой комнате громко разговаривали, почти ссорились.
— Голосов было много?
— Только два, мужских. Мистера Дрейка и…— Она замялась.
— Второй вы не узнали?
— Напротив. Его перепутать невозможно. Он принадлежал доктору Лофтону.
Дафф повернулся к руководителю экскурсии.
— Вы ссорились с умершим вчера перед ужином? — спросил он сурово.
Доктор заметно смутился и запротестовал:
— Почему обязательно ссорился? Просто я зашел к нему рассказать о программе сегодняшнего дня. Ну а он воспользовался случаем и стал критиковать состав группы. Уверял, что некоторые из ее членов не соответствуют должному уровню.
— И был совершенно прав, — вмешалась миссис Спайсер.
— Знаете, я дорожу моей репутацией, — продолжал Лофтон. — И не привык к упрекам такого рода. Действительно, в этом году застой в делах вынудил меня принять нескольких человек, которых в другое время я бы не принял, но, кроме происхождения, их не в чем упрекнуть. Уверяю вас. Естественно, что упреки мистера Дрейка меня задели, и я ответил резко. Но разговор наш не был скандалом, который мог довести до такого…— Он сделал жест в сторону кровати.
Дафф обратился к миссис Спайсер:
— А вы не слышали, о чем шла речь?
— Нет, но я и не прислушивалась. Мне показалось только, что они оба страшно горячились.
— Где вы живете? — спросил Дафф.
— В Сан-Франциско. Мой муж работает маклером на бирже. К сожалению, он слишком занят, чтобы сопровождать меня в поездке.
— Это ваше первое путешествие за границу? — продолжал Дафф.
— О нет! Почему? Я множество раз выезжала. Дважды была в кругосветных путешествиях.
— Да, да, Америка — страна великих землепроходцев. А теперь спуститесь, пожалуйста, в гостиную. Там, наверное, уже все собрались.
— Хорошо, иду…
Вскоре возвратился дактилоскопист и, вручая Даффу ремень от чемодана, заявил:
— Абсолютно никаких следов, господин инспектор.
Ремень тщательно вытерт, а потом к нему прикасались уже в перчатках.
Дафф протянул его доктору Лофтону.
— Не случалось ли вам видеть эту вещь на багаже у какого-нибудь из ваших… гм… подопечных? Этот ремень был орудием…— Инспектор замолк, потрясенный выражением лица руководителя экскурсии.
— Странно, очень странно, —прошептал Лофтон. — У меня самого точно такой ремень на одной из сумок. Я купил его перед отъездом из Нью-Йорка.
— Принесите его, пожалуйста, — попросил инспектор.
— Да ради бога, — кивнул доктор и вышел.
Директор гостиницы вздохнул.
— Пойду проведаю ночного дежурного.
Оставшись вдвоем с Хэйли, Дафф заявил:
— Наш мистер Лофтон, кажется, не оберется хлопот.
— Часы он носит на руке, — заметил Хэйли.
— Я обратил на это внимание. Но отчего бы ему не иметь других, с платиновой цепочкой? Однако нет, это абсурд. Лофтон не похож на человека, способного так рисковать. Подобное стечение обстоятельств загубило бы все его дело. Уже это одно становится для него неплохим алиби.
— Если только он не собирался в корне изменить всю свою жизнь, — сказал Хэйли.
— Да, в таком случае, его тревога и озабоченность всего лишь великолепная игра. Но, с другой стороны, зачем ему тогда сообщать нам о ремне?
Лофтон вернулся с опрокинутым лицом.
— Господин инспектор, мой ремень пропал.
— Неужели? А может, этот — ваш? — спросил инспектор, протягивая ему ремень, который все это время держал в руке.
Доктор внимательно осмотрел его и наконец кивнул.
— Пожалуй, вы правы.
— Когда же вы последний раз его видели?
— В понедельник вечером, распаковывая чемоданы. Сумку я убрал в шкаф… Сейчас специально ее проверил. — Он умоляюще посмотрел на Даффа. — По-вашему, кто-то умышленно навлекает на меня подозрения?
— Безусловно. Кто мог входить в вашу комнату?
— Все кому не лень. Каждый считает своим долгом прийти и задать какой-нибудь вопрос, связанный с экскурсией. Но это не значит, что я подозреваю кого-то из своей группы в столь ужасном преступлении. За послед-ние пять дней мой номер могло посетить множество других людей. Горничные, если вы помните, просили нас не запирать двери, отлучаясь куда-то.
Дафф кивнул головой.
— Не беспокойтесь, доктор Лофтон. Я не считаю вас способным задушить ближнего. Пока оставим это. Вы не знаете, кто занимает соседний номер с другой стороны? Тридцать девятый, кажется?
— Конечно, знаю. Мистер Уолтер Хенвуд, настоящий джентльмен, миллионер из Нью-Йорка.
— Может, он у себя? Попросите его зайти к нам и проследите, чтобы все члены группы собрались внизу.
Едва доктор вышел, Дафф попробовал открыть дверь, ведущую из комнаты Дрейка в тридцать девятый номер. Но она оказалась заперта.
— Досадно, что ремень принадлежит Лофтону, — спокойно заметил Хэйли. — Это его полностью исключает из числа подозреваемых.
— Пожалуй, — согласился Дафф, — в противном случае, мы имеем дело с необычайно изворотливым и хитрым субъектом. «Это мой ремень, но он у меня украден». Нет, убийцы не настолько пронырливы. Но ситуация сложится не в нашу пользу, если Лофтон, который в какой-то мере становится нашим доверенным лицом, окажется виновным. Я не стремлюсь особенно приближать его, хотя неплохо было бы иметь в этой группе надежного человека.
Неожиданно на пороге появился высокий, представительный мужчина лет за тридцать.
— Я Уолтер Хенвуд, — произнес он. — Мне сообщили поразительную новость. Я занимаю тридцать девятый номер.
— Входите, мистер Хенвуд, — пригласил Дафф. — Значит, вам уже известно о случившемся?
— Да. Мне сказали за завтраком.
— Садитесь, пожалуйста.
Хенвуд устроился в кресле. У него было обгоревшее на солнце лицо и седеющие волосы. Похоже, что, несмотря на возраст, он жил слишком интенсивной жизнью. Дафф невольно вспомнил миссис Спайсер: те же морщины возле рта, тот же лихорадочный блеск глаз.
— А до того, как услышали об убийстве во время завтрака, вы ничего о нем не знали? — спросил инспектор.
— Ничего. Абсолютно ничего.
— Странно.
— На что вы намекаете? — Хенвуд явно испугался.
— Преступление произошло в соседней с вами комнате. А вы, получается, не слышали ни крика, ни шума борьбы?
— Нет, не слышал. Я сплю очень крепко.
— Значит, во время убийства вы спали?
— Наверное.
— Выходит, вам известно, когда оно было совершено?
— Ах, ну конечно же нет! Просто я предположил, что скорее всего спал. Иначе я бы непременно хоть что-то услыхал.
Дафф улыбнулся.
— Понятно. Скажите, дверь между этой комнатой и вашей всегда была заперта?
— Очевидно.
— С обеих сторон?
— Да.
Дафф поднял брови.
— Откуда вы знаете, что с этой стороны ее тоже запирали?
— Ну… видите ли… Несколько дней назад портье безрезультатно пытался достучаться к мистеру Дрейку. В конце концов он зашел в мой номер, рассчитывая проникнуть к нему оттуда, но дверь оказалась закрытой. — Прежняя самоуверенность изменила Хенвуду. Он вспотел, и лицо его приобрело болезненный землистый оттенок.