Рекс Стаут - Повод для убийства
– Это мне известно. Я видел много людей, перенесших нервный шок от смерти близких, я наблюдал самые разные проявления этого шока, но такое, как у миссис Уиттен, вижу впервые. Бледность – это случается, но затрудненное дыхание? – Я покачал головой. – Не могу согласиться с вами, доктор. Кроме того, если это всего лишь потрясение, почему вы приняли меня после того, что вам сказал привратник? Почему отвели меня сюда? Вы должны были либо прогнать меня, либо предложить мне сесть.
Он не сделал ни того, ни другого. Только свирепо взглянул на меня.
– Послушайте, доктор, – как можно дружелюбнее произнес я, – давайте поразмышляем. Предположим, приехав туда, вы застали миссис Уиттен раненой и потерявшей много крови. Вы оказали ей необходимую помощь и, когда она попросила вас сохранить все это в тайне, согласились, нарушив тем самым известный вам закон, предписывающий сообщать о подобных случаях властям. Правда, в заурядных ситуациях вовсе незачем трубить на весь мир, и врачи нередко так и поступают. Но данный случай далеко не обычный. Муж миссис Уиттен убит. Обвинен в убийстве человек по имени Пампа, хотя он невиновен. Предположим, что Уиттена убил один из пятерых, находившихся в столовой. Это вполне можно было сделать за то время, пока Пампа разговаривал с миссис Уиттен в гостиной. Эти люди находятся сейчас в доме миссис Уиттен, а двое живут там постоянно. Допустим, что существовал повод для убийства мистера Уиттена; почему же не может быть повода для убийства его жены? Такая попытка, по-видимому, была, и тот, кто убил Уиттена, возможно, сегодня ночью или завтра повторит свою попытку убить его жену – и на этот раз с иным результатом. Как вы будете чувствовать себя после того как умолчали о первой попытке? Ведь это обязательно откроется.
– Вы сошли с ума, – прорычал Катлер. – Это же ее сыновья и дочери!
– О, боже, – вздохнул я, – и это говорит врач, который должен знать людей! Родителями, которых убили их собственные сыновья и дочери, можно заполнить сотню кладбищ! Я утверждаю, что эта женщина потеряла много крови, и вы этого не отрицаете. Посему одно из двух: либо вы конфиденциально сообщите мне все как было, либо я дам знать властям, и к миссис Уиттен пошлют полицейского врача. И тогда, если я все же окажусь прав, совесть моя будет чиста – я не причастен к ее смерти. Что вы скажете на это?
– Полиция не имеет права вторгаться в частный дом.
– Позвольте вас удивить: полиция имеет право войти в дом, где совершено убийство.
– Ваши предположения противоречат фактам.
– Отлично! Так дайте мне факты.
Он сел в кресло и, свесив кисти рук с подлокотников, стал внимательно изучать угол ковра. Я смотрел на него. Он поднялся и направился к двери.
– Стойте! – окликнул я его. – Вы находитесь у себя дома, и я не вправе помешать вам пройти в другую комнату, чтобы позвонить по телефону. Но если вы это сделаете, то все факты, которые вы мне изложите, придется тщательно проверить. Вот я и хочу вас спросить, что вы предпочитаете – немедленно все выложить мне или позвонить полицейскому врачу?
– Мне следовало бы прогнать вас.
Я покачал головой.
– Поздно. Если бы эта идея пришла вам в голову раньше, когда позвонил привратник, мне пришлось бы пошевелить мозгами, но теперь... Воспользуйтесь телефоном, если желаете сообщить миссис Уиттен, что негодяй по имени Гудвин схватил вас за глотку и вынудил нарушить обещание молчать. – Я посмотрел ему в глаза. – Сыновья и дочери, что вы о них знаете? Если Пампа невиновен (а он невиновен), значит, убийца в доме, а зверь, который убил один раз, может убить еще – так, к сожалению, часто случается. Что там происходит? Я бы хотел это знать, и я уже устал говорить с вами... Но и вас что-то грызет, иначе вы не приняли бы меня.
Катлер снова опустился в кресло, а я присел на краешек кушетки, не сводя с него глаз. Я ждал.
– Нет, – наконец произнес Катлер.
– Что нет?
– Меня ничто не грызет.
– Что же это было? Пуля? Что?
– Ножевая рана, – произнес он уже иным, надломленным голосом. – Ее сын Джером позвонил мне без четверти десять, и я сразу отправился к ним. Она была наверху, в постели, всё вокруг в крови. Они приложили к ране полотенца. У нее рана в левом боку, в области восьмого ребра, и неглубокий порез левого предплечья. Раны были нанесены острым лезвием. Та, что в боку, потребовала двенадцати швов, а другая, поменьше, – четырех. Потеря крови значительная, но не серьезная. Вот и все. Я выписал ей лекарства и уехал.
– Как это случилось?
– Она сказала, что во второй половине дня отправилась к себе в контору на какое-то срочное совещание в связи со смертью мужа и арестом Пампы. Совещание затянулось, она отпустила шофера и, закончив дела, поехала домой одна. Возле дома кто-то напал на нее сзади. Она испугалась, подумала, что ее хотят похитить, принялась отбиваться, и нападавший вдруг пустился наутек. Она бросилась к двери, позвонила, ей открыл Борли, дворецкий. Лишь тут миссис Уиттен почувствовала, что ранена. Сыновья и дочери помогли ей подняться наверх и уложили в постель. По ее настоянию они все вычистили в доме и около подъезда. Дворецкий смыл следы крови на тротуаре. Он как раз этим и занимался, когда я подъехал. Миссис Уиттен объяснила мне, что при существующих обстоятельствах не хочет, чтобы вокруг этой истории поднялся шум, и попросила меня сохранить все в тайне. Я не видел причины ей отказать. Теперь я объясню ей, что ваша угроза вызвать полицейского врача вынудила меня нарушить слово. – Он развел руками. – Таковы факты.
– Такими вам их представили. Кто же все-таки напал на нее?
– Она не знает.
– Мужчина или женщина?
– Она не знает. Нападали сзади, и уже наступили сумерки. Когда она опомнилась, нападавший был далеко. Короче говоря, она была испугана и думала только о том, как бы скорее попасть домой.
– Она не видела этого человека до того, как он напал на нее? Когда подъезжала к дому?
– Нет. Возможно, он прятался за машинами, стоявшими вдоль тротуара.
– И прохожих не было?
– Ни единого.
– И она не кричала?
– Я не спрашивал ее. – Он начал раздражаться. – Мне это и в голову не пришло, как вы понимаете. Она нуждалась во врачебной помощи, я оказал ее, вот и все.
– Понятно, – сказал я и поднялся. – Не стану вас благодарить, так как эти сведения я из вас выжал. Принимаю ваши факты – вернее то, что вам было рассказано – и хочу предупредить, что вам, возможно, позвонит Ниро Вульф. Я сам найду дорогу.
Он тоже поднялся.
– Если не ошибаюсь, вы произнесли слово «конфиденциально». Могу ли я сообщить миссис Уиттен о том, чтобы она не беспокоилась относительно визита полицейского врача?
– Поверьте, я сделаю все, что в моих силах. Однако на вашем месте я не давал бы обещаний...
Я направился к выходу, но он опередил меня, распахнул передо мною дверь и даже пожелал спокойной ночи.
Итак, я закончил дела несколько раньше, чем рассчитывал. Часы показывали без десяти двенадцать.
Когда меня нет, особенно ночью, входная дверь бывает на цепочке, поэтому мне пришлось позвонить. Открыл Фриц. Я прошел вместе с ним на кухню, достал, из холодильника кувшин молока, взял стакан и направился в кабинет.
– Я вернулся, но один, – объявил я шефу, – зато привез отмычку, которой вы можете отпереть камеру Пампы, если пожелаете. Мне необходимо выпить молока. Мои нервы напряжены до предела.
– Что случилось? – спросил Марко, в нетерпении вскакивая с кресла. – Что вы...
– Оставь его в покое, – проворчал Вульф. – Пусть выпьет молока. Он голоден.
5
– Если вы немедленно не сообщите в полицию, я сам сделаю это! – вскричал Марко, ударяя кулаком по спинке кресла. – Это замечательно! Это шедевр проницательности!
Я закончил свой доклад, одновременно прикончив кувшин молока. Вульф задал вопрос – вроде того, не заметил ли я следов крови в доме или у подъезда, которые случайно остались несмытыми, но ничего подобного я не видел. Вульф сидел, откинувшись в кресле и закрыв глаза, а Марко мерил шагами кабинет.
– Они должны немедленно выпустить его! – воскликнул Марко. – Скажи им! Позвони! Если ты не...
– Помолчи! – оборвал его Вульф.
– Он мыслит, – информировал я Марко, – а вы нарушаете этот процесс. Кричите на меня, если хотите, но не на него. Все не так просто, как кажется. Сообщить полиции – значит выпустить из рук все дело, а если полиция заартачится и будет настаивать на своей версии, тогда мы и вовсе окажемся безоружными. И никогда не доберемся до этой семейки, разве только с помощью танка. Если же не сообщать ничего полиции, оставить сведения для собственного пользования и начать вынюхивать, кто пырнул миссис Уиттен ножом, то можно донюхаться до того, что прирежут еще кого-нибудь, только на этот раз уже насмерть, и тогда нам останется ждать, за какую сумму нас выпустят под залог до суда.