Петер Аддамс - Детектив перед сном
…Афродиту нисколько не удивил холод, каким встретило ее общество на вилле графа делла Скала, когда она спустя полчаса очутилась здесь вместе с Баллером и несколькими полицейскими. Естественно, что пуганые аристократы не выказали горячего желания побеседовать. Даже Кальбе, который после просьбы хозяина виллы чуть было не открыл рот, тут же замкнулся и продолжал величественно разносить ликер. После тщетных попыток заставить кого-нибудь заговорить инспектор мысленно назвал себя идиотом, что поддался на болтовню Афродиты и вообще приехал сюда.
Что по этому поводу думал обермейстер Шмидхен, легко можно было понять, взглянув на его лицо, — на нем буквально печаталось, какую веселую жизнь он устроит Афродите по возвращении. А сама она потешалась про себя над беспомощностью Баллера, который битый час не мог совладать с этой голубой публикой. Разумеется, Афродита с самого начала знала, что ей придется помочь господам в их страстном желании излиться. Поэтому Баллеру оставалось лишь изумляться, когда Герлинда фон Шнепфенфус стала вдруг необыкновенно говорливой после, казалось, ничего не значащего упоминания Афродитой о каком-то конюхе и его потомке. На удивление активно подключился к ней и князь Червенков, когда Афродита его спросила: не считает ли он, что при известных условиях дневник может стоить невероятно дорого? Чрезвычайно предупредительным и словоохотливым оказался и граф делла Скала, стоило лишь спросить у него про какую-то Зеленую труппу. А затем и остальные дамы и господа перестали быть излишне застенчивыми. Теперь они прямо-таки обрушились на несчастного толстого Валентина, и он, наконец, раскрыл свои печальные уста и все-все рассказал блюстителям закона. Баллер изумлялся, завидовал Афродите, ломал без всякой пощады свою незадачливую голову, да так и не сломал.
Что бы там ни было, он прямо из первоисточников узнал кое-что подозрительное о виконте. Но когда господа осознали, что Афродита по неизвестной причине не желает касаться дела о шантаже, то они как бы в благодарность ей навалились скопом на виконта, обвиняя его и вовсю подозревая.
Баллер понимал, что теперь можно будет взяться за виконта. И все-таки ждал еще чего-то. И оно появилось. Конечно, в заявлении делла Скала было больше от ненависти к виконту, больше подозрений, чем фактов, но он так раздул некое соперничество между виконтом и благородным Гансом фон Гиммельройтом, что в конце концов сам и пришел к выводу: виконт и никто другой был убийцей баронессы и ее секретаря. С весьма важным сообщением выступила герцогиня де Мумо. Она рассказала, что 29 мая вечером случайно проезжала мимо дома баронессы и видела, как виконт де Бассакур вошел в дом. Она, герцогиня, может это клятвенно подтвердить. И Гельмут Баллер сразу вдруг заспешил, поручив снимать показания одному из подчиненных.
Оберинспектор, как мы знаем, с трудом менял раз сложившееся мнение. И если случалось, что под давлением новых убедительнейших доказательств он был вынужден его менять, то уж делалось это так радикально, словно никакого другого мнения никогда у него не было, а было и есть только то, которое у него сию минуту. Будто одна дверь намертво захлопывалась в тот самый момент, когда распахивалась другая. На вопрос Афродиты, для чего, собственно, им нестись как сумасшедшим с включенными сиренами по людным улицам, он отвечал, что не любит терять времени, когда надо схватить матерого убийцу. Так без малейшего смущения сказал он тому, кого еще сегодня считал распоследним преступником. Далее инспектор с удовольствием заметил, что наконец-то после небывалых усилий он достиг финала крупнейшего своего дела. А успех такого дела, видит небо, ему крайне необходим, ибо там, наверху, ему все еще не хотят простить неудачи с белым китом, которого в свое время не удалось выудить из Рейна. Но теперь у него хватит сноровки, чтобы загарпунить, хе-хе, другого кита. Да-да, у него железные доказательства того, что избиение лучших аристократических кадров, имевшее место в последние дни, лежит целиком и полностью на совести виконта и никого другого.
Афродита благоразумно помалкивала. А Баллер в чаду вдохновения соорудил стройную, но, по молчаливому мнению Афродиты, не без серьезных изъянов, систему обвинения против виконта. Да, пожалуй, верно, и убийца полковника, и тот, кто стрелял в трупы баронессы и ее секретаря, одно и то же лицо, поскольку использован был один и тот же пистолет калибра 7,9. Но, пожалуй, неверно полагать, что и отравителем баронессы, ее секретаря и Хафермана был не кто иной, как Бассакур. Слишком поспешный вывод. И уж совсем ни в какие ворота не лезет то, что виконт вовсе не виконт, что, по глубокому убеждению Баллера, сама манера убийств заставляет думать о примитивном интеллекте, нежели о тонком и изощренном. Но, увы, оберинспектора теперь разве светопреставление отвратит от мысли, что за этим проклятым виконтом прячется простой работяга, бандит, который так или иначе, рано или поздно был бы, конечно, разоблачен баронессой и другими высокоинтеллектуальными господами. Именно боязнь разоблачения и заставила его убрать баронессу и так далее. Классическая подоплека преступления! Гельмут Баллер был просто счастлив, что ералаш в его голове наконец сменился четкой и ясной картиной. Что касается его слушательницы, то она лишь задумчиво поглядывала в окошко, изредка поощрительно кивая. Так в согласии они домчались до места.
Почти перед полуночью в конце улицы блеснули фары виконтова кадиллака, который остановился вскоре перед домом. Афродита еле удержала инспектора, собравшегося тотчас выскочить из машины.
Прошу прощения, — сказала она, — вы же видите, он не один. — И действительно, вслед за виконтом из машины вышел еще какой-то мужчина и они исчезли в дверях.
— А если он смоется? — заволновался Баллер.
— Верняк, не будет ночевать, — поддержал кто-то из полицейских.
— Верняк, — согласилась Афродита, — но ведь не пешком…
— Обратно верняк, — сказал Баллер и вздрогнул. — Э-э… несомненно.
— Подождем еще немного, — предложила Афродита. — Но давайте подъедем поближе.
На этот раз они ждали недолго. Дверь тихо открылась и из нее, пятясь, стала выходить фигура, тащившая длинный и, видимо, тяжелый сверток. Появилась вторая фигура, державшая другой конец свертка. При ближайшем рассмотрении сверток оказался мешком, в котором оказалось то, что еще недавно было доктором Крафтом. Фигуры так увлеклись своим занятием, что арестовать их не составило труда. И каково же было изумление Гельмута Баллера, когда один из арестованных оказался женщиной, одетой в мужское платье. Что до Афродиты, то она и глазом не моргнула и ограничилась лишь репликой:
— Вы не представляете себе, как я счастлива снова видеть вас, мадам Хаферман!
К сожалению, июньская ночь была настолько темной, что полный ненависти взгляд, посланный ей в ответ, не достиг цели.
11
На следующий день ровно в 14.00, как было условлено, Афродита переступила порог кабинета старшего инспектора Гельмута Баллера, ее коллеги, бесконечно благодарного и вообще почти друга.
— Ну и как? Дела идут, надо полагать? — весело спросила она, одним взглядом схватывая обстановку.
Гельмут Баллер только махнул рукой и продолжил раздраженный вояж из угла в угол. Обермейстер прилип, стоя, к стенке и, кажется, не решался дышать. За письменным столом инспектора сидела миловидная блондинка и со скукой вертела карандаш. Перед ней лежала нетронутая стопа бумаги. Против обермейстера, у другой стенки, сидели рядышком виконт де Бассакур и Арманда Хаферман. На физиономии вдовицы было написано злорадство. Экономку покойной баронессы, очевидно, забавляло бессилие инспектора. Виконт же весь был оскорбленное достоинство. В дверях торчал полицейский.
— Бог мой, почему такой мрак? — продолжала веселиться Афродита. — Ведь вы загарпунили сразу двух китов.
Баллер остановился:
— Вам хорошо болтать. С утра я взял их в шоры по всем правилам, а они хоть бы слово. С ума сойти!
— Ну что ж, — сказала Афродита, кто молчит, у того есть причины. А вам непременно нужно признание?
— Признание — это всегда хорошо! — мечтательно произнес мученик симметрии.
— Так позаботимся, чтобы оно было, — с этими словами Афродита сняла с плеча большую сумку.
— Если вы опять меня… Не лучше ли сперва поучиться, затопорщился было инспектор. И с неловкостью рассмеялся. — Эти субъекты немы как рыбы и тупы как носороги. И такую публику вы хотите заставить говорить?
— Хочу. Но при условии, что вы не будете мне мешать.
— Договорились, — сказал Баллер и тяжело опустился на стул.
Афродита тотчас приступила к делу. Она открыла сумку и вытащила из специального кармашка своего скорпиона. Поглядела, как он двигается на ладони, и направилась к Арманде Хаферман. Раскрыла перед ней ладонь. Экономка не дрогнула ни единым мускулом.
