Эллери Квин - Чудо десяти дней
Доктор Корнбранч, я готов выслушать ваши возражения, но по-прежнему склонен считать — это была вовсе не любовь, а странный, бессознательный вид ревности. Говарду нужно было решить две сложные психологические задачи — наказать пренебрегшего им отца и разрушить его связь с разлучившей их женщиной.
Обратите внимание на весьма характерный факт: задумав убийство предавшего его образцового отца, сын разрабатывает сложную технику подмены и уничтожает другой образ отца! — Доктор Корнбранч озадаченно поглядел на Эллери, который немного наклонился и обратился прямо к нему.
— В этой семье ощутимо сильное религиозное начало. В детстве Говарда, да и позднее его приемная бабушка, Христина Ван Хорн, была буквально одержима Словом Божьим. Брак с фанатиком-фундаменталистом, истово верившим в Иегову, сделал ее такой же фанатичкой. Мог ли Говард избежать воздействия идеи Божьего патернализма? И мы видим совершенство его замысла: восстав против десяти заповедей Бога Отца, Говард попытался сокрушить величайший в мире образ отца.
Эллери посмотрел на Говарда или, точнее, на груду костей и плоти с жалостью и отвращением, свойственным всем нормальным людям, имеющим дело с сумасшедшими, и подчеркнуто мягко произнес:
— Теперь вам известно, господа, отчего я отнял у вас столько времени. Подобный замысел мог родиться лишь у нездорового, абсолютно неуравновешенного человека.
Не знаю, как вы, доктор Корнбранч, определите состояние Говарда. Но даже мне, далекому от медицины, очевидно, что использовать десять заповедей в качестве образца для серии преступлений, завершившихся убийством, и следовать этому образцу — сознательно и бессознательно, хитро и настойчиво — способен только ненормальный. Полагаю, что диагноз Говарду должны поставить квалифицированные психиатры, а не судьи. И он нуждается в лечении, а не в наказании, применимом к психически здоровым правонарушителям.
С ним нельзя обращаться как с обычным убийцей. Он, если угодно, преступный безумец, и я охотно перескажу эту историю и вновь проанализирую Библию, где вы только сочтете нужным и в любое время. Лишь бы мои усилия не оказались напрасными и помогли поместить его в психиатрическую клинику, где он, по-моему, и должен находиться.
Эллери бросил взгляд на Дидриха Ван Хорна, но тут же отвел его, заметив, что Дидрих плакал.
Какое-то время в гостиной не было слышно ни звука, кроме плача Дидриха, но и он вскоре прекратился.
Прокурор Шалански посмотрел на доктора Корнбранча и откашлялся.
— Доктор, каково ваше мнение по поводу… по поводу всего этого?
— Я бы не стал сейчас вдаваться в медицинские подробности этого случая, Шалански, — ответил ему невропатолог. — Исследование займет немало дней, и тут не обойтись без целого ряда консультаций.
— Ладно! — Прокурор оперся локтями о колени. — С точки зрения прокурора, как бы ни противились его будущие адвокаты, перед нами случай, который лично я готов передать в суд, как только будет проведено следствие.
— В лабораториях Конхейвена? — оживился шеф Дейкин.
— Да. У меня уже есть предварительные результаты. Я выяснил их по телефону, до того как мы здесь собрались, Дейкин. Четыре волоса, зажатые между пальцами, научно идентифицированы. Это волосы миссис Ван Хорн. Кусочки кожи под его ногтями, как полагают в лаборатории, содраны с шеи миссис Ван Хорн. Да, практически в этом никто и не сомневается. Но я думаю, мы можем провести вполне законное следствие. Честно признаться, я до сих пор не слишком уверен в том, убил ли он ее преднамеренно или по ошибке, приняв в темноте за мистера Ван Хорна. Но как бы то ни было, мотив у нас есть. И он станет не первым любовником, убившим свою грешную партнершу. В сущности, — на губах прокурора заиграло какое-то подобие улыбки, — я сразу решил, что это куда более убедительный мотив для следствия, чем все выдумки о ненависти к образу отца. И по-моему, тут…
Шалански привстал.
— И вы хотите меня увести? — спросил Говард.
Если бы вылепленная из пластилина фигура Юпитера в его студии внезапно обрела дар речи, они удивились бы гораздо меньше.
Он поглядел не на прокурора и не на Эллери, а на шефа полиции Дейкина.
— Увести вас отсюда? Да, Говард, — жестко проговорил Дейкин. — Боюсь, что ареста вам не миновать.
— Я бы хотел кое-что сделать, прежде чем меня уведут.
— Вы собираетесь зайти в туалет?
— Самая старая уловка на свете, — засмеялся Шалански. — Но вас она не выручит, Ван Хорн. Или Уайи, если вам так нравится. Дом оцеплен снаружи и внутри.
— Ничего себе псих, — с ухмылкой произнес следователь Грапп.
— Я не желаю никуда бежать, — заявил Говард. — Да и куда мне бежать?
Грапп и Шалански расхохотались.
— Почему вы его не слушаете!
Это сказал Дидрих. Он встал, и его лицо задергалось в судорогах.
Говард пояснил все тем же ровным, рассудительным голосом:
— Я просто хочу подняться к себе в студию, только и всего.
На несколько минут в гостиной воцарилось молчание.
— Зачем, Говард? — наконец поинтересовался шеф Дейкин.
— Я ее никогда больше не увижу.
— Мне кажется, никакого вреда от этого не будет, Шалански, — заметил Дейкин. — Он не сможет убежать, и сам это знает.
Прокурор пожал плечами:
— Заключение обвиняемого под стражу — ваше дело, Дейкин. И вы за него отвечаете. Но я бы его не отпустил.
— А каково ваше мнение, доктор Корнбранч? — осведомился шеф полиции и нахмурился.
Невропатолог покачал головой:
— Только с вооруженной охраной.
Дейкин заколебался.
— Говард, а что ты хочешь сделать в своей студии? — спросил Эллери.
— Говард… — Теперь в разговор опять вступил Дидрих.
Говард по-прежнему стоял, уставившись в пол.
— Почему вы не отвечаете на вопрос, Говард? — обратился к нему доктор Корнбранч. — Что вы хотите там сделать?
— Я хочу разбить свои скульптуры, — откликнулся Говард.
— Ну, вот это — разумное требование, — согласился с ним невропатолог. — В данных обстоятельствах.
Он посмотрел на Дейкина и кивнул. Дейкин мысленно поблагодарил его и приказал высокому молодому полицейскому, стоявшему за спиной у Говарда:
— Ступай с ним, Джип.
Говард повернулся на каблуках и вышел из гостиной. Полицейский подтянул свой ремень, нащупав правой рукой черный приклад ружья, и покинул гостиную вслед за Говардом, чуть ли не наступая ему на ноги.
— Вы там долго не задерживайтесь, — окликнул их Дейкин.
Дидрих грузно опустился в кресло. Говард даже не поглядел на него перед уходом.
«И на меня тоже», — подумал Эллери, подойдя к одному из больших окон гостиной и посмотрев в сад, где грелись под полуденным солнцем полицейские. Они курили и смеялись.
* * *Прошло не более пяти минут, когда над их головами прогремел первый удар по статуе и его эхо разнеслось по особняку. За ним последовал второй, третий… десятый… двадцатый. Темп разрушения явно ускорялся. Но вот грохочущие звуки смолкли, сменившись долгой паузой, а после нее послышался последний, отчаянный удар иконоборца.
На этот раз ничто уже не нарушало тишину.
Все повернулись к открытой двери, где у проема были видны ступеньки лестницы, и начали ждать, когда разрушитель скульптур спустится и вновь предстанет перед ними в сопровождении полицейского. Однако ничего не произошло, и разрушитель с полицейским так и не появились. Впереди смутно просматривались пустой коридор и лестница.
Дейкин направился в коридор и положил руку на обесцвеченные дубовые перила.
— Джип! — закричал он. — Немедленно приведи его сюда!
Но Джип ничего не ответил.
— Джип!
В басовитом реве шефа полиции улавливались нотки паники.
Джип опять не отозвался.
— Боже мой, — ахнул Дейкин и повернулся к собравшимся. Его лицо было похоже на комок белой глины.
Потом он бросился на лестницу и все последовали за ним.
* * *Полицейский лежал, распростершись, у запертой двери в студию Говарда с пурпурной ссадиной на левом ухе и полусогнутыми длинными ногами, как будто он пытался заставить себя подняться.
Оружия в кобуре на поясе у него больше не было.
— Он ударил меня ногой в живот, когда мы подошли к двери, — простонал полицейский. — Схватил мое ружье. Потом ударил меня им, и я свалился.
Дейкин постучал в дверь.
— Заперта.
— Говард! — заорал Эллери, но Шалански отодвинул его своим плечом и выкрикнул:
— Ван Хорн, откройте дверь, да поскорее, черт бы вас побрал!
Однако никто не открыл им дверь.
— У вас есть ключ, мистер Ван Хорн? — задыхаясь, выпалил Дейкин.
Дидрих бессмысленно взглянул на него. До него не дошла суть столь простого вопроса.
