Дороти Сэйерс - Сильный яд
Однако в понедельник две дамы вновь собрались за бамбуковым столиком. Вот запись сеанса, сделанная мисс Бут.
Вечер, 7.30.
На этот раз мы сразу начали с доски Уиджа; через несколько минут громкий стук возвестил появление посредника.
Вопрос: Добрый вечер. Кто здесь?
Ответ: Понго. Добрый вечер! Храни вас Бог.
В. Мы очень рады, что ты с нами, Понго.
О. Хорошо, очень хорошо. Мы снова вместе.
В. Это ты, Гарри?
О. Да. Только передать привет. Тут толпа.
В. Чем больше, тем лучше. Мы рады поговорить со всеми друзьями. Что мы можем для тебя сделать? О. Помогайте. Слушайтесь духов.
В. Мы сделаем все, что ты попросишь, только скажи. О. Сварите свои мозги!
В. Уходи, Джордж, мы тебя не звали.
О. Тупицы, освободите линию!
В. Понго, ты не можешь его выгнать?
(Карандаш нарисовал противную рожу.)
В. Это твой портрет?
О. Это я. Дж. В. Ха-ха!
(Карандаш бешено задергался и столкнул доску за край стола. Когда доску положили наместо, карандаш вновь стал писать почерком, который, как мы думаем, принадлежит Понго.)
О. Я его выгнал. Очень шумит сегодня. Ф. завидует, посылает его мешать нам. Ничего. Понго сильнее.
В. А кто нам завидует?
О. Не важно. Плохой человек. Maladetta.[99]
В. Гарри еще здесь?
О. Нет. Другие дела. Тут дух, ему нужна помощь.
В. Кто это?
О. Очень трудно. Подождите.
(Карандаш нарисовал несколько больших галок.)
В. Что это за буква?
О. Глупые! Не торопитесь. Сложно. Попробую еще. (Несколько минут карандаш писал какие-то каракули, затем вывел большую букву «К».)
В. У нас буква «К». Правильно?
О. К-К-К.
В. У нас написано «К».
О. К — Р — Е (Снова кто-то вмешался.)
О. (почерком Понго) Она старается, но здесь сильное противостояние. Помогайте мыслями.
В. Хочешь, мы споем гимн?
О. (снова Понго, очень сердито) Глупые! Тихо! (Тут почерк опять поменялся.) М — О В. Это продолжение того слова?
О. Р — Н — А
В. Ты хочешь сказать «Креморна»?
О. (новым почерком) Креморна, Креморна. Получилось! Ура, ура, ура!
Тут мисс Бут повернулась к мисс Климпсон и озадаченно произнесла:
— Как странно. Ведь Креморна — это сценическое имя миссис Рейберн. Надеюсь… нет, не могла же она внезапно скончаться. Когда я от нее уходила, с ней все было в порядке. Может, мне пойти посмотреть, как она?
— А вдруг это какая-то другая Креморна? — предположила мисс Климпсон.
— Но имя-то очень редкое.
— Тогда давайте спросим, кто это?
В. Креморна, как твоя фамилия?
О. (карандаш двигается очень быстро) Ковент-Гарден — теперь легче.
В. Я тебя не понимаю.
О. Ковент! Ковент! Ковент! Глупая!
В. А! (боже мой, она перепутала театр и имя) Ты хочешь сказать Креморна Гарден?
О. Да.
В. Розанна Рейберн, актриса?
О. Да.
В. Ты умерла?
О. Нет. Странствую.
В. Ты все еще в своем теле?
О. Ни внутри, ни вовне. Жду. (ее перебивает Понго) Когда то, что вы называете разумом, уходит, дух блуждает и ждет Великой Перемены. Как вы не понимаете? Торопитесь. Очень сложно.
В. Прости нас. Ты в беде?
О. В большой беде.
В. Надеюсь, в этом не виноваты ни доктор Браун, ни я…
О. (Понго) Не говори глупостей. (Креморна) Мое завещание.
В. Ты хочешь изменить завещание?
О. Нет.
Мисс Климпсон: И прекрасно — не думаю, что такое разрешено законом. Что мы должны сделать с завещанием, миссис Рейберн?
О. Послать Норману.
В. Мистеру Норману Эркарту?
О. Да. Он знает.
В. Он знает, что с ним делать?
О. Ему нужно завещание.
В. Хорошо. Где нам его найти?
О. Не помню. Ищите.
В. Но оно в доме?
О. Говорю же, не помню. Глубоко. Я боюсь. Не получается, не получается…
(Буквы стали бледными и неровными.)
В. Постарайтесь вспомнить.
О. Оно в К — К — К… (ничего не разобрать, карандаш сильно дергается) Не выходит. (внезапно — уже другим почерком, очень уверенным) Освободите линию, освободите линию, освободите линию…
В. Кто это?
О. (Понго) Она ушла. Снова враждебное вмешательство. Ха! Ха! Уйдите! Все, конец. (Карандаш вышел из-под контроля медиума; когда его вернули на планшетку, на дальнейшие вопросы не отвечал.)
— До чего же досадно! — воскликнула мисс Бут.
— И вы, конечно, не знаете, где хранится завещание?
— Понятия не имею. Она сказала, в «к…» —что это может быть?
— Камера хранения в банке, — предположила мисс Климпсон.
— Но оттуда его может забрать только мистер Эркарт.
— Тогда почему же не забрал? Миссис Рейберн сказала, ему нужно завещание.
— Да, действительно. Значит, оно где-то в доме. Что начинается на «к»?
— Коробка, котомка, комод… Кровать? Да что угодно.
— Жаль, что ей не удалось договорить. Попробуем еще раз с ней связаться? Или поищем во всех подходящих местах?
— Давайте сначала поищем, а если не найдем, попытаемся снова с ней поговорить.
— Хорошая мысль. В одном из ящиков стола лежат ключи от разных ее сундучков и всего прочего.
— Тогда почему бы ими не воспользоваться? — без тени смущения спросила мисс Климпсон.
— Так и сделаем. Вы ведь мне поможете?
— Если вы считаете, что это необходимо. Я все-таки посторонний человек.
— Послание было обращено и ко мне, и к вам. Прошу вас, пойдемте со мной. Будете подбрасывать идеи, где искать.
Мисс Климпсон не стала спорить, и они вместе отправились наверх. Дело темное и довольно сомнительное — ей предстояло фактически ограбить беспомощную старушку ради какого-то незнакомого человека. Темное дело. Но раз это просьба лорда Питера, значит, цели благие.
Красивая, плавно изгибающаяся лестница вела к длинному, широкому коридору, стены которого от пола до потолка были завешаны портретами, этюдами, автографами писем в рамках, программками и всевозможными ностальгическими безделушками из старых артистических.
— Здесь и в этих двух комнатах — вся ее жизнь, — объяснила мисс Бут. — За эту коллекцию дали бы огромные деньги. Думаю, когда-нибудь ее продадут.
— А вы не знаете, кому отходят деньги по завещанию?
— Я всегда думала, мистеру Норману Эркарту — он ведь ее родственник, и притом единственный, кажется. Но мне об этом не говорили.
Она толкнула высокую дверь чудесной работы: резные панели, классический архитрав,[100] — и зажгла свет.
Комната была роскошная — три высоких окна, на потолке изящная лепнина с венками и факелами. Но эти чистые линии безнадежно портили чудовищные кусты роз на обоях и тяжелые плюшевые портьеры малинового цвета с золотой бахромой и шнурами — точь-в-точь занавес в викторианском театре. Вся комната до последнего фута была забита мебелью — рядом теснились несочетаемые столы в стиле Буля[101] и шифоньеры красного дерева; на хрупких узорчатых этажерках громоздились немецкие мраморные и бронзовые скульптуры; лакированные ширмы, бюро в стиле Шератона,[102] китайские вазы, алебастровые светильники, стулья и диваны всех форм, цветов и эпох наползали друг на друга, как растения в джунглях, борющиеся за существование. Это была комната женщины без вкуса и чувства меры, женщины, которая ни от чего не отказывалась и ничего не упускала, для которой обладание стало единственной опорой в мире, где ничто не вечно.
— Завещание может лежать или здесь, или в спальне, — сказала мисс Бут. — Я схожу за ключами.
Она открыла дверь справа. За ней на цыпочках двинулась мисс Климпсон, сгорая от любопытства.
Спальня выглядела еще ужаснее, чем гостиная. Маленькая электрическая настольная лампа слабо освещала огромную позолоченную кровать под длинными складками розового парчового балдахина, который поддерживали толстые золотые купидоны. В полутьме, куда не проникали тусклые лучи, вырисовывались безобразные шкафы, гардеробы и высокие комоды. На маленьком резном туалетном столике помещался массивный трельяж, а в чудовищном псише[103] посредине комнаты смутно отражались темные нагромождения мебели.
Мисс Бут открыла среднюю дверь самого большого гардероба. Дверь со скрипом отворилась, и сильно пахнуло франжипаном.[104] Видимо, в комнате ничего не менялось с тех самых пор, когда хозяйку поразили паралич и немота.
Мисс Климпсон бесшумно подошла к кровати. Под влиянием инстинкта она двигалась с кошачьей осторожностью, хотя было очевидно, что обитательницу комнаты уже ничто не испугает и не удивит.
