Эллери Куин - Последний удар
Первый шаг к разгадке сделал, по общему мнению, сам оставшийся в живых брат (Эллери, как и все прочие, узнал об этом из газет), которому невольно поспособствовала симпатичная дипломированная медсестра Винифред (Винни) Винкл, во время дежурства которой в палате скорой помощи больницы Верхнего Вестчестера в Гилденстерне, штат Нью-Йорк, и был доставлен пострадавший.
А было вот что: после того как невеста Джона (Первого) Себастиана Расти Браун отбыла из резиденции Крейга с красными от слез глазами, оставшийся в живых Джон Себастиан уединился в своей спальне (тело брата было к тому времени уже перевезено в морг) с непочатой квартой виски «Мериленд Пэнтер» (непонятным образом затесавшейся в безупречный погребок Артура Бенджамина Крейга) и, набрав должные обороты, попытался (как он сам впоследствии объяснил лейтенанту Луриа в больнице) повторить новогоднее достижение трехмоторного «фоккера» в Кливленде, когда был установлен рекорд скорости для самолетов серийного производства, составивший 203 мили в час. При этом, однако, наш герой потерпел аварию и. пролетев вниз целый лестничный марш, совершил приземление на одну точку (на голову) на стыке балясины перил и двери в прихожую.
На месте происшествия элдервудскому Икару была оказана первая помощь сержантом Стэнли («Збышко») Девоу и мистером Артуром Бенджамином Крейгом, после чего он был немедленно доставлен в больницу Верхнего Вестчестера, куда он прибыл (как впоследствии выразился в своем интервью сержант Девоу) похожим скорее на только что забитого бычка, чем на человека. Интерн провел первичный медицинский осмотр и установил, что причиной кровотечения является рваная рана кожного покрова головы, и отдал распоряжение медсестре Винкл сбрить пациенту волосы в области раны, пока сам он готовится к наложению швов. К тому времени прибыли, независимо друг от друга, доктор Самсон Дарк и Луриа. И тут, как раз когда доктор Дарк принимал пациента у интерна, лейтенант Луриа услышал, как сестра Винкл оживленно заметила: «О-ой, и не понравится же ему, бедненькому, что вылезло это уродливое пятно!»
Все последующее — достояние истории. Пациент, придя в сознание и страдая всего лишь головпой болью с похмелья, да еще некоторой ломотой в костях, выслушал сообщение лейтенанта Луриа о родимом пятне на собственной голове и поклялся со всем доступным ему в таком состоянии пылом, что об этом пятне ни малейшего понятия не имел, поскольку волосы у него от природы густые, а привычка заглядываться на себя в зеркало, уподобляясь Нарциссу, ему не свойственна. Доктор Дарк, почти с рождения наблюдавший его, и мистер Крейг, его многолетний опекун, также отрицали, что знают что-либо о пятне, поскольку ни у одного из них не было надобности сколько-нибудь скрупулезно исследовать пациента ни в детском, ни во взрослом возрасте. Лейтенант Луриа срочно позвонил судебному медику доктору Теннанту и столь же срочно отбыл в морг, куда с не меньшей поспешностью прибыл и доктор Теннант. Доктор Теннант затребовал бренные останки Джона (Первого или Третьего) Себастиана, внимательно исследовал голову покойного в области, указанной лейтенантом, и торжествующе заявил последнему: «У этого родимого пятна нет!»
Тот факт, что пятно имелось только на голове живого Джона, тогда как в случае идентичных близнецов можно было бы ожидать, что аналогичное пятно обнаружится и у второго брата, а также более тщательный осмотр самого пятна после снятия бинтов побудили доктора Дарка предположить, что это не настоящее «naevus», а, вероятнее всего, следы от щипцов, которые наложил врач, принимавший роды.
Следующая глава была вписана Фаустино Куанчи, благословенного многочисленным потомством брадобрея из Гринвич-Виллидж, которого по внезапному наитию распорядился разыскать лейтенант Луриа. Мистер Куанчи стриг и брил Джона Первого с тех пор, как наш наследник дома Себастиана поселился в Виллидж в 1925 году. Да, он, Куанчи, стричь волоса маэстро Себастиано четыре года, персоналементе. Пятно на голова? Да, Куанчи видеть пятно с перво разо, как маэстро Себастиано сесть в кресло. На голове где? Вотто тутто (показывая волосатым пальцем на голове лейтенанта Луриа). Какое пятно? Вот тако размеро. Тако формо (рисуя карандашом на полях газеты).
Следовательно, живой Джон — это Джон Первый.
Успех не вскружил голову лейтенанту Луриа. Как ни оценивать его достижения в этом деле, нельзя сказать, чтобы он ошибался в сторону недостаточной проверки фактов. Лейтенант Луриа добился начала официального расследования в штате Айдахо. След привел на западный склон Большого Перевала, в университет штата Монтана в Миссуле, штат Монтана, где Джон Третий прожил четыре года. Парикмахерам университетского городка было предъявлено фото Джона Третьего из его студенческого личного листка. Парикмахер Кларенс Родней Пик прекрасно помнил Джона Третьего. «Этот сукин сын чуть было не обрюхатил мою младшую сестренку Мирабел. Стригся у меня, чтоб к ней подобраться, всегда в мое кресло садился. Пока я не понял, что у этого гада на уме, тогда я ему так говорю — ты, говорю, осквернитель чести монтанских женщин, попробуй только сядь еще в мое кресло, я тебе твою чертову айдахскую глотку перережу. Так что с тех пор стричься он ходил к мяснику Уормсеру. Пятно на голове? Не было такого. Может, я и не заметил, да только я у этого гаденыша все примечал. И не смотри, браток, что у меня один глаз. Я им в оба вижу, ха-ха-ха!»
Следовательно, и по положительным и по отрицательным данным, мертвый Джон — это Джон Третий.
Последующее сопоставление почерков по не вызывающим сомнения образцам руки Джона Первого и Джона Третьего, проведенное, когда вывихнутое запястье живого брата приобрело нормальные размеры, совершенно однозначно подтвердило, что живой Джон говорил правду, по крайней мере, относительно своей персоны.
Тогда это выглядело как решающая победа сил законности и порядка, но, когда восторги несколько поостыли, выяснилось, что проведенное отличие Джона Первого и Джона Третьего никому, кроме самого Джона Первого, ничего не дает. Оно определенно ничего не дало ни лейтенанту Луриа, ни его преемнику, когда лейтенант был весьма безапелляционно переведен на другую должность, а также и их начальству. Загадка — кто же все-таки воткнул нож в старого доктора Корнелиуса Ф. Холла в библиотеке Артура Крейга — по неразрешимости своей состязалась с другой — кто оказал аналогичную дурную услугу Джону (Третьему) Себастиану в его спальне десять дней спустя. Улик попросту не было. Не было не только непосредственных материальных данных, но даже и всякие теоретические построения постепенно увяли, поскольку подпитывать их было нечем.
В надлежащее время Джон Себастиан вступил в права наследования. (Об этом Эллери также узнал из газет.) Поскольку он был подлинный Джон (Первый) Себастиан, тот самый «мой единственный сын Джон», названный в завещании отца, никаких юридических затруднений при этом не возникло. И на фоне гранитной неколебимости этого факта жизнь и смерть его брата представлялись чем-то вроде пролетевшего гусиного перышка. Как присяжный поверенный Пейн заметил Артуру Крейгу в частной беседе, даже если бы Джон Первый убил Джона Третьего, и это удалось бы доказать, все равно права Джона Первого на наследство остались бы неоспоримыми. По условиям завещания, Джон Третий не имел никаких прав на наследство, а стало быть, и лишиться их не мог. Более того, как с мстительным удовольствием добавил мистер Пейн (он давно уже решил, как и мистер Фримен, что шантажировал их определенно Джон Третий), в том, что касается условий завещания или самого факта отцовства, то Джона Третьего могло бы с тем же успехом и вовсе не быть.
У этой истории был и побочный результат, за которым Эллери следил с сочувствием. Это была судьба романа Джона Себастиана с Иоландой (Расти) Браун. Роман этот как бы развивался в обратную сторону и закончился ничем. Мисс Браун в сопровождении матери отправилась в Калифорнию «в поисках новых идей» на неопределенное время. Перед этим она имела двенадцатиминутную беседу при закрытых дверях с Джоном Себастианом. Когда она вышла, бледная, но гордая, репортеры заметили, что «кольца дружбы» с бриллиантом, украшавшего ранее безымянный палец левой руки мисс Браун, более там не было. Хотя мисс Браун (равно как и мистер Себастиан) отказались от каких-либо комментариев, в прессе, не сильно рискуя ошибиться, сделали вывод, что эта пара расторгла помолвку; когда же мисс Браун отправилась в Лос-Анджелес, так и оставшись мисс Браун, стало почти очевидно, что брачной церемонии «Браун — Себастиан» не будет вовсе.
Пресса не ошиблась.
Что же касается дела о двойном убийстве (все предполагали, что убийство доктора Холла и убийство Джона Себастиана связаны между собой, хотя дело это было настолько запутанным, что никто не удивился бы, если бы вышло иначе), никакого решения официально предложено не было, никто не был арестован ни за одно из убийств, ни за оба, и дело это так и осталось в папке с пометкой «Открытое», пока сама папка не истлела.
