Агата Кристи - Третья
Рестарик застонал и спрятал лицо в ладонях. Клодия прикоснулась рукой к его плечу.
– Мисс Джейкоб, – сказал Пуаро, – по вашим словам, девушка положила нож, который держала, на этот стол. Вы стояли близко? Вы видели его ясно? Как вам показалось, нож тоже мыли?
Мисс Джейкоб неуверенно взглянула на старшего инспектора Нийла. Нетрудно было догадаться, что, по ее мнению, Пуаро вносил совершенно чуждую ноту в эту, как она считала, официальную процедуру.
– Будьте так любезны, ответьте на этот вопрос, – сказал Нийл.
– Нет… По-моему, нож не был ни вымыт, ни вытерт. Он был весь вымазан каким-то густым липким веществом.
– А! – Пуаро со вздохом откинулся на спинку кресла.
– Мне казалось, что про нож вы должны были бы знать и без меня! – воинственно сказала мисс Джейкоб старшему инспектору. – Разве полицейские его не осмотрели? Если нет, то, по-моему, это возмутительная небрежность.
– Разумеется, его тщательно осмотрели, – сказал Нийл, – но мы… э… мы всегда ценим возможность получить независимое подтверждение.
Она взглянула на него с иронией.
– Иными словами, я полагаю, вы всегда цените возможность получить представление о надежности свидетелей. Сколько они выдумывают, сколько действительно видели. Или полагают, будто видели.
Он ответил с легкой улыбкой:
– Сомневаться в вашей надежности, мисс Джейкоб, у нас оснований, право же, нет. Вы будете прекрасной свидетельницей на суде.
– Без малейшего удовольствия. Но, полагаю, уклониться от этого нельзя.
– Боюсь, что так. Но в любом случае благодарю вас, мисс Джейкоб. – Он посмотрел по сторонам. – У кого-нибудь есть еще вопросы?
Пуаро сделал движение, показывая, что у него есть, и мисс Джейкоб, уже было направившаяся к двери, недовольно остановилась.
– Да? – сказала она.
– Об упоминании Луизы. Вы не знаете, кого она имела в виду?
– Нет, конечно.
– А не могла она говорить о миссис Луизе Шарпантье? Вы ведь знали миссис Шарпантье, не так ли?
– Нет.
– Но вы же знали, что она недавно выбросилась с седьмого этажа этого здания?
– Про то, что она выбросилась из окна, я, конечно, слышала. Но что ее звали Луиза, не знала. И знакома с ней не была.
– И может быть, вас такое знакомство не очень привлекало?
– Поскольку она умерла, я предпочла бы этого не касаться. Но не отрицаю, что так оно и было. Соседкой она оказалась очень неприятной, и я вместе с другими жильцами жаловалась управляющему.
– На что конкретно?
– Говоря откровенно, она пила. Ее квартира находится прямо над моей, и там без конца устраивались ночные сборища с битьем посуды, падающими стульями, пением, воплями и… э… всем прочим.
– Может быть, она страдала от одиночества? – высказал предположение Пуаро.
– Ну, такого впечатления она отнюдь не производила, – ядовито заметила мисс Джейкоб. – На следственном суде упоминалось, что она тревожилась за свое здоровье. Чистейшие фантазии. Выяснилось, что она была совершенно здорова! – И, разделавшись с покойной миссис Шарпантье без малейшего сочувствия, мисс Джейкоб удалилась.
Пуаро повернулся к Эндрю Рестарику и спросил мягко:
– Я не ошибаюсь, мистер Рестарик, что одно время вы были знакомы с миссис Шарпантье довольно близко?
Рестарик помолчал, потом испустил тяжелый вздох и поднял глаза на Пуаро.
– Да. Одно время. Много лет назад действительно я знал ее очень близко… Но, должен оговориться, не под фамилией Шарпантье. Тогда она была Луиза Бирелл.
– Вы были… э… влюблены в нее?
– Да, был. Я был влюблен в нее по уши! Ради нее оставил свою жену. Мы уехали в Южную Африку. И не прошло и года, как расстались навсегда. Она вернулась в Англию и ни разу мне не написала. Я понятия не имел, что с ней сталось.
– Ну а ваша дочь? Она была знакома с Луизой Бирелл?
– Во всяком случае, не настолько, чтобы помнить ее. В пять-то лет!
– Но она ее знала?
– Да, – медленно произнес Рестарик. – Она… Она знала Луизу. То есть Луиза бывала у нас и иногда играла с ней.
– Таким образом, не исключено, что она могла ее помнить, несмотря на прошедшие годы?
– Не знаю. Просто не могу ничего сказать. Я же не знаю, как Луиза выглядела теперь. Насколько изменилась. Ведь я сам ее больше не видел, как уже сказал вам.
– Письмо от нее вы не получили, мистер Рестарик? – мягко сказал Пуаро. – То есть после того, как вернулись в Англию?
Снова последовала пауза, завершившаяся тяжелым вздохом.
– Да, получил… – ответил Эндрю Рестарик, и внезапно в его голосе появилось любопытство. – Но как вы об этом узнали, мосье Пуаро?
Пуаро извлек из кармана аккуратно сложенный лист бумаги, развернул его и подал Рестарику. Тот взглянул на лист, недоуменно хмурясь.
«Милый Энди,
из газет я узнала, что ты вернулся. Надо бы нам встретиться, обменяться воспоминаниями, как мы прожили эти годы…»
Далее с новой строки следовало:
«Энди, догадайся, кто тебе пишет? Луиза! И не смей говорить, будто ты меня забыл…»
«Дорогой Энди, как ты видишь по грифу, я живу в одном доме с твоей секретаршей. Как тесен мир! Нам необходимо встретиться. Не мог бы ты заглянуть на рюмочку коньяка на следующей неделе в понедельник или вторник?»
«Энди, любимый, я должна, должна с тобой увидеться… Никто, кроме тебя, ничего для меня не значил. И ты ведь тоже не мог меня забыть? Ведь верно?…»
– Откуда оно у вас? – с любопытством спросил Рестарик у Пуаро, постукивая пальцами по листку.
– Из мебельного фургона, благодаря одному моему доброму другу, – ответил тот, взглянув на миссис Оливер.
Рестарик тоже взглянул на нее, но без особой благодарности.
– Это вышло нечаянно, – объяснила миссис Оливер, правильно истолковав его взгляд. – Видимо, увозили ее мебель, и грузчики опрокинули письменный стол, так что ящик открылся, из него все высыпалось, и ветер швырнул этот листок прямо на меня. Ну, я его подобрала и отнесла им, но они ругались между собой и не захотели его взять, а я машинально сунула его в карман. И вспомнила про него только сегодня, когда выворачивала карманы пальто, собираясь отправить его в чистку. Так что, видите, вина не моя. – Она умолкла, переводя дух.
– Но она все-таки досочинила письмо вам? – спросил Пуаро.
– Да… Выбрав один из более официальных вариантов. Я не ответил. Решил, что так будет разумнее.
– Вам не хотелось снова увидеть ее?
– Абсолютно! С ней крайне трудно иметь дело. И всегда так было. К тому же я кое-что про нее узнал. В частности, что она пьет. Ну и еще…
– Вы сохранили ее письмо к вам?
– Нет. Я его порвал и выбросил.
Доктор Стиллингфлит спросил резко:
– Ваша дочь когда-нибудь говорила с вами о ней?
Рестарик, казалось, замялся с ответом, и доктор Стиллингфлит сказал настойчиво:
– Видите ли, это может иметь большое значение.
– Вы, врачи!.. Да, один раз она о ней упомянула.
– Но что именно она сказала?
– Вдруг ни с того ни с сего она объявила: «Я на днях видела Луизу, папа». Я растерялся и спросил: «Где?» А она ответила: «В ресторане при доме, где я живу». Мне стало неловко, и я сказал: «Вот уж не думал, что ты ее помнишь!» А она ответила: «Как же не помнить! Мама не позволила бы мне забыть, если бы я и пыталась».
– Да, – сказал доктор Стиллингфлит. – Это важно. Безусловно, так.
– А с вами, мадемуазель, – Пуаро внезапно повернулся к Клодии, – с вами Норма когда-нибудь говорила о Луизе Шарпантье?
– Да. После ее самоубийства. Сказала, что она была нехорошей женщиной. Как-то по-детски сказала.
– Вы тоже были здесь в ту ночь, а вернее, рано утром, когда это произошло?
– Нет. Я была в отъезде. Знаю, потому что вернулась как раз на следующий день, и мне рассказали. – Она обернулась к Рестарику. – Помните? Двадцать третьего? Я ездила в Ливерпуль.
– Да, конечно. Представляли меня на заседании Хиверовского фонда.
– Однако Норма ночевала здесь? – спросил Пуаро.
– Да. – Клодия немного замялась.
– Клодия? – Рестарик положил руку ей на плечо. – Что вы знаете о Норме? Ведь что-то есть! Вы что-то недоговариваете.
– Ничего подобного! Что мне может быть о ней известно?
– Вы ведь считаете ее помешанной, верно? – спросил доктор Стиллингфлит светским тоном. – Как и та брюнетка. Как и вы, – добавил он, внезапно оборачиваясь к Рестарику. – Все мы ведем себя благопристойно и старательно избегаем этой темы, а сами только это и думаем! То есть за исключением старшего инспектора. Он вообще ничего не думает. Он собирает факты: психически ненормальная убийца. А ваше мнение, сударыня?
– Мое? – Миссис Оливер подскочила. – Я… я не знаю.
– Воздерживаетесь? Я вас не виню. Трудное решение. В целом большинство думает одно и то же. Только термины употребляются разные. Неладно на чердаке. Сдвинутая. Не все дома. Свихнутая. Душевно ненормальная. Бредовые идеи. Хоть кто-нибудь считает ее нормальной?
– Мисс Бэттерсби, – ответил Пуаро.
