Рекс Стаут - Второе признание

— Минутку, — видимо, Стивенс никогда не повышал голоса, даже если кого-то перебивал, — кажется, мы еще не дожили до такой поры, когда обвинить человека в убийстве можно лишь на том основании, что он — коммунист? — Стивенс улыбнулся… хороша улыбочка… нет, пусть моя дочь спросит дорогу у кого-нибудь другого. — Или уже дожили?

— Не дожили. Скорее, все обстоит наоборот. Коммунисты не одобряют частные убийства по частным мотивам. Но наш случай — исключение. Наш разговор умозрительный, и давайте предположим, что вы слышали о смерти некого Луиса Рони, сбитого насмерть машиной в поместье Джеймса Сперлинга, а также знаете, что там присутствовал Уильям Рейнолдс. Не возражаете?

— Продолжайте, — буркнул Харви.

— Не будем тратить время на факты, опубликованные в газетах. Положение таково: мне доподлинно известно, что мистера Рони убил мистер Рейнолдс. Я хочу арестовать его и предъявить обвинение в убийстве. Но, чтобы изобличить его, важно доказать, что он коммунист, ибо только в этом случае появляется четкий мотив. Вам придется поверить мне на слово; я не могу раскрывать все карты, ибо тогда вы предпочтете помочь мистеру Рейнолдсу, а мое положение еще более усложнится.

— Мы не помогаем убийцам, — благонравно провозгласил Харви.

Вулф кивнул:

— Я так и думал. Помогать убийцам негоже в принципе, но в данном конкретном случае это ничего бы не дало. Поймите: я должен доказать не то, что Уильям Рейнолдс является членом компартии, — это можно сделать без особых хлопот; доказать надо другое: человек, бывший на месте убийства мистера Рони, и есть Уильям Рейнолдс. Доказать это можно двумя путями. Первый: арестовать мистера Рейнолдса по обвинению в убийстве, собрать материалы, подтверждающие, что его вина проистекает из его членства в компартии, вызвать в суд вас и ваших коллег — человек пятьдесят, сто — как свидетелей суда штата и задать один вопрос: «Является или являлся ответчик членом коммунистической партии?». Те из вас, кто знают его и ответят «нет», совершат клятвопреступление. Пойдут ли все ваши на такой риск — не большинство, а именно все? Будет ли оправдан такой риск, когда речь идет о защите человека, совершившего убийство в своих личных целях? Сомневаюсь. И даже если вы на этот риск пойдете, думаю, вас поймают на лжи. Я, по крайней мере, приложу для этого все силы.

— Нас не так легко запугать, — сообщил Харви.

— Каков второй путь? — спросил Стивенс.

— Он гораздо проще для всех, — Вулф взял фотографию. — Вы пишете на ней свои фамилии. Фотографию я наклеиваю на лист бумаги. Под ней вы пишете: «Человек на фотографии, где мы расписались, — Уильям Рейнолдс, которого мы знаем как члена Коммунистической партии США». Ставите свои подписи. И все.

Впервые они переглянулись.

— Мы пока рассуждаем умозрительно, — напомнил Стивенс. — И хотели бы немного подумать.

— Сколько вам нужно времени?

— Не знаю. До завтра или до послезавтра.

— Это меня не устраивает.

— Еще бы оно вас устраивало, — наконец-то из-под маски стал проглядывать истинный Харви. — С какой стати все должно быть по-вашему?

— Не должно, — Вулф заговорил с сожалением — Но мне не хочется, чтобы убийца ходил на свободе. Если мы пойдем простым путем и все сделаем сейчас, к ночи он будет за решеткой. А если отложим… — Вулф пожал плечами. — Не знаю, как он себя поведет… может и затаится…

На моих губах едва не появилась усмешка, но я сдержался. Он мог с тем же успехом спросить у них напрямую — неужели они хотят дать Рейнолдсу еще день или два, чтобы он написал еще несколько статей для «Газетт»? Да, Вулф вел их именно к этому. Зная, о чем они думают, я пытался прочитать на их лицах хоть что-нибудь, но это были тертые калачи. Так, обсуждают какую-то умозрительную проблему, и она не очень им нравится. Стивенс заговорил, тем же вкрадчивым голосом:

— Что ж, арестуйте его. Если простым путем не получается, придется нам прибегнуть к более сложному.

— Нет, сэр, — с жаром возразил Вулф. — Без вашего заявления обвинить его будет не просто. Это возможно, но раз-два, и дело в шляпе — так не получится.

— Вы сказали, — вступил Харви, — что, если мы подпишем эту бумагу, на том все и кончится, но это не так. Нам придется давать показания в суде.

— Возможно, — согласился Вулф. — Но только вам двоим как друзьям и свидетелям обвинения, помогающим изобличить убийцу. В другом варианте помимо вас двоих в суд вызовут еще многих, и, в случае вашего отрицательного ответа, получится, что вы прикрываете убийцу только потому, что он — товарищ по партии, и в глазах общественности от этого отнюдь не вырастете… к тому же вас могут обвинить в клятвопреступлении. — Стивенс поднялся:

— Через полчаса, может быть, даже раньше, мы сообщим вам о нашем решении.

— Прекрасно. Наша гостиная звуконепроницаема, если хотите, можете подняться наверх.

— Лучше мы подышим свежим воздухом. Идем, Джерри.

Стивенс направился к выходу. Я прошел вперед, чтобы выпустить их, затем вернулся в кабинет. Задавленная и незаслуженно загнанная в угол ухмылка тут же вырвалась наружу. Пока я ходил, Вулф достал из ящика лист бумаги и тюбик с клеем.

— По-моему, считать цыплят рановато, — заметил я.

— Ерунда. Крючок всажен глубоко.

— У ребенка хотят отнять конфетку, — оценил я положение. — Хотя детьми их не назовешь, особенно, Стивенса.

Вулф хмыкнул:

— Он третий сверху в американской коммунистической иерархии.

— Внешне не скажешь, но начальник в нем чувствуется. Кстати, он даже не спросил, какие у нас доказательства того, что Рейнолдс совершил убийство, — им на это просто наплевать. Им важно одно: заткнуть ему глотку, чтобы больше не было никаких статей. Правда, я не понимаю, как это они купились на письмо от друга? Почему не спросили самого Рейнолдса?

— Рисковать не в их правилах, — в голосе Вулфа слышалось презрение. — Он может доказать, что это письмо — навет? Как? Может объяснить, откуда взялась фотография его партийного билета? Он мог разве что отрицать все подряд, и они ему, естественно, не поверили бы. Они вообще не верят никому, в особенности друг другу, и я их вполне понимаю. Зря я намазал клеем — надо было, чтобы они сначала расписались.

Казалось, он на все сто уверен в успехе, меня же терзали сомнения. Я думал, они скажут: вдвоем такой вопрос мы решить не можем, стало быть, полчаса на то, чтобы принять решение, никак не хватит. Но, видимо, положение и авторитет Стивенса оказались достаточно высокими, как и полагал Вулф. Я выпустил их в тридцать четыре минуты седьмого, а без восьми семь они уже позвонили в дверь. Прошло всего восемнадцать минут… с другой стороны, до ближайшей телефонной будки было всего полквартала.

Они остались стоять. Харви пялился на меня, будто что-то ему сильно не нравилось, а Стивенс подошел к столу Вулфа и провозгласил:

— Нас не устраивает ваша формулировка. Мы напишем вот что:

«Являясь преданными американскими гражданами, верными идеям всенародного блага и подлинной демократии, мы считаем, что все нарушители закона должны нести наказание, независимо от их политических убеждений. Поэтому, в интересах справедливости, мы поставили свои имена на этой фотографии и свидетельствуем, что человек на ней известен нам как Уильям Рейнолдс, в течение восьми лет и вплоть до сегодняшнего дня он является членом Коммунистической партии США. Узнав, что он обвиняется в убийстве, исполнительный комитет Компартии США немедленно исключил его из своих рядов».

С технической точки зрения мое мнение о Стивенсе на полпальца выросло. Абсолютно экспромтом, безо всякой шпаргалки он выдал текст так, будто выучил его наизусть еще в детстве.

Вулф приподнял плечи и снова их опустил.

— Если вам нужны все эти рюшечки и кружева, пожалуйста. Хотите, чтобы мистер Гудвин отпечатал это на машинке, или напишете сами от руки?

К моему удовольствию, он предпочел собственное вечное перо. Конечно, отпечатать такой патриотический абзац было бы для меня большой честью, но ведь от коммунистов можно ждать чего угодно — а вдруг один из них вытащит из кармана письмо от друга и вздумает сравнить «почерк» машинки? И невооруженным глазом можно будет заметить, что там и там «и» слегка скособочилась, а «р» не пропечатывается полностью. Поэтому я с радостью уступил Стивенсу место за моим столом. Закончив писать, он расписался и поставил свою фамилию на фотографии. Его примеру последовал Харви. Вулф прочитал текст, после чего поставили свои подписи и мы как свидетели. Тюбик с клеем был у Вулфа под рукой, и он стал приклеивать фотографию к верхней части листа.

— Разрешите взглянуть? — спросил Стивенс.

Вулф передал ему готовый документ.

— Вот какое дело, — сказал Стивенс. — Мы отдадим вам это, если у нас будет гарантия, что сегодня же Рейнолдс будет за решеткой. Вы говорили «до полуночи».

— Все верно. Так оно и будет.