Гарольд Шехтер - Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По
Не в силах говорить, я просто отрицательно помотал головой и снова в неистовстве принялся метаться по гостиной. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я услышал на лестнице шаги доктора Фаррагута. Как только он показался в гостиной, я бросился к нему. Бросив первый же взгляд на его лицо, я снова ощутил ледяную пустоту в груди, сердце словно провалилось в какую-то бездну.
– Не хочу обманывать вас, По, – произнес он тоном, который по мрачности можно было сравнить только с выражением его лица. – Дела обстоят хуже, чем мне показалось вначале. Но, – тут же добавил он, когда сдавленный крик отчаяния сорвался с моих губ, – положение не безнадежно. Сейчас ваша жена спокойно отдыхает. Неизбежной угрозы нового приступа нет. Но она на распутье, опасном распутье. Черт возьми! Если бы только не украли мою шкатулку!
Во мгновение ока все во мне дивно преобразилось. Чувство сверхъестественного покоя овладело мной. Взволнованность спала с меня, как некий покров.
Отступив на шаг от пожилого доктора, я выпрямился во весь рост, приложил руку к сердцу и твердо и решительно заявил:
– Вы получите обратно свою шкатулку, доктор Фаррагут. Я торжественно клянусь в этом.
На следующее утро я уже сидел в экипаже, направлявшемся обратно, в Бостон.
Часть третья
ТАИНСТВЕННЫЙ КЛЮЧ
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Тревогу, которую я испытал, прощаясь с Сестричкой, смягчало одно обстоятельство: я знал, что она будет находиться под внимательнейшим присмотром не только доктора Фаррагута (который обещал навещать ее каждый день), но и всего семейства Элкоттов. Сестры заверили, что будут делать все, что в их силах, чтобы подбадривать и утешать ее во время моего отсутствия. Кроме того, Луи пообещала регулярно писать мне, осведомляя о том, как протекает выздоровление моей дорогой жены. Что до миссис Элкотт, то я свято верил в ее способности сиделки. Не считая Путаницы, я никогда не встречал женщины, которая бы так полно воплощала суть – самую душу – материнской преданности.
Хотя я горячо надеялся исполнить порученную мне миссию в кратчайшие сроки, я не мог с определенностью сказать, как долго меня не будет. Так или иначе, мое пребывание в Бостоне почти наверняка затянется на несколько дней. Поэтому сразу по прибытии в город я направился на Пинкни-стрит, к миссис Рэндалл, намереваясь вновь воспользоваться ее гостеприимством.
Не будучи заранее предупреждена о моем приезде, она, разумеется, была сильно удивлена, увидев меня на ступенях своего дома с саквояжем в руках. Впрочем, изумление ее быстро сменилось обычной любезностью. Пригласив войти, она провела меня в гостиную и усадила.
Когда сама она устроилась в кресле напротив, я не мог не заметить, насколько бледной и изможденной она выглядит, словно недавно ей пришлось пережить нечто связанное с сильным эмоциональным напряжением.
– Прошу простить, если я не ко времени, – сказал я.
– Вы всегда желанный гость, мистер По, – ответила она со слабой улыбкой. – Если я кажусь вам слегка измученной, то это лишь потому, что последние часы были не из приятных. Вы помните, как непросто складывались у меня отношения со служанкой Салли. Итак, решив, что откладывать больше не имеет смысла, сегодня утром я уведомила ее, что она уволена.
– Полагаю, она восприняла свою отставку не слишком-то покладисто, – сказал я.
– Вы правы, – сказала миссис Рэндалл, – она вела себя ужасно, просто ужасно. Она, видите ли, была к этому не готова. А как ваши дела, дорогой мистер По? – продолжала она, озабоченно нахмурившись. – Конечно, я рада видеть вас, но не ожидала вновь насладиться вашим обществом так скоро. И без вашей дорогой жены. С ней все в порядке?
– Боюсь, – со вздохом ответил я, – что события приняли самый несчастливый оборот.
Затем я рассказал ей об обескураживающих событиях последних дней. Когда я описал нападение на доктора Фаррагута, кражу шкатулки с редкими materia medica13 и последствия, которые это имело для здоровья Сестрички, на лице миссис Рэндалл появилось выражение ужаса.
– Какой ужас! – воскликнула она, когда я закончил. – Бедняжка Вирджиния. А доктор Фаррагут – он, должно быть, просто в неистовстве. Эта инкрустированная шкатулка так и стоит у меня перед глазами, я сама видела ее, когда заезжала к нему. Такая красивая – просто чудо. Честно говоря, я очень удивилась, когда узнала, что он использует ее для хранения своих лекарств. «Это все равно что использовать Венеру Милосскую как манекен», – сказала я ему тогда. Разумеется, он ответил одним из своих жутких каламбуров.
– Несомненно что-нибудь вроде того, что ваше сравнение очень впору, – заметил я.
– Да, что-то вроде этого. Но позвольте узнать, мистер По, каков ваш план?
По пути из Конкорда я действительно решил принять безотлагательные меры. Теперь я вкратце пояснил миссис Рэндалл, о чем идет речь.
– Понимаю, – сказала она. – Что ж, конечно, оставайтесь здесь столько, сколько потребуется. Мне хотелось бы предложить вам более приятные условия, но я договорилась, что комната Салли за ней останется, пока она не подыщет нового места, так что, полагаю, в доме будет достаточно напряженно. Но если я могу чем-то помочь – скажите обязательно.
Прошло довольно много времени, прежде чем я смог ответить:
– Вы правы. Есть кое-что, а скорее даже несколько вещей, которые в данный момент могут быть мне полезны.
Церковные колокола пробили десять, когда я вышел от миссис Рэндалл. Закутавшись в тяжелый плащ, поскольку вечер выдался на редкость холодный, я двинулся в направлении набережной. Людные улицы города, на которых бурлила жизнь в дневные часы, практически опустели. Несколько прохожих, с которыми я столкнулся, подобно мне, шли торопливым шагом – некоторые, вне всякого сомнения, спешили домой к уютному теплу очагов; другие, судя по вороватому виду, направлялись по делам сомнительного, если не преступного свойства.
Эхо моих шагов громко отдавалось в тишине безлюдных улиц.
Кроме раздававшегося время от времени собачьего лая, далекого грохота проезжающего экипажа да пронзительного смеха подвыпившей особы, которая подкарауливала свою добычу в темном переулке, не было слышно ни звука.
Примерно полчаса я двигался строго в указанном направлении. Затем обоняние подсказало мне, что я уже недалеко от верфей. Я чуял запах смолы, слышал, как вода плещется среди массивных опор, видел мачты судов, вздымающиеся над крышами зданий и словно нацеленные на луну.
Свернув за угол, я очутился на убогой улочке, полуразрушенные дома по обе стороны которой беспорядочно тянулись в направлении пристани. Судя по внешнему виду, часть этих зданий служила торговыми складами. Остальные были маленькими, обветшавшими жилищами. В окнах вторых этажей некоторых из этих обиталищ светились огни. Помимо них улочку озаряло только призрачное сияние луны в третьей четверти.
Я осторожно двинулся сначала по одной стороне улочки, затем – обратно – по другой, внимательно приглядываясь к темным дверным проемам. Довольно скоро я наткнулся на предмет своих поисков, который нетрудно было узнать по маленькой деревянной вывеске, прибитой к правой части входной двери. «Академия Мак-Кензи» – значилось на ней.
Не стоило удивляться тому, что хозяин этого заведения выбрал себе такое неприглядное соседство. Даже в просвещенном городе Бостоне многие относились к вскрытию человеческих тел с крайней неприязнью, если не сказать – с отвращением. Некоторые влиятельные священнослужители открыто осуждали его. Доктор Мак-Кензи явно посчитал благоразумным вести свое дело подальше от строгого ока своих критиков.
К тому же, если было правдой то, что Мак-Кензи брал сырье для занятий с кладбищ, ему было с руки устроить колледж в таком малонаселенном квартале – части города, где он мог беспрепятственно заниматься святотатственным делом.
Оглянувшись, дабы удостовериться, что я действительно один на улице, я быстро поднялся на крыльцо. Сунув руку в карман, я достал один из предметов, которым снабдила меня миссис Рэндалл. Это был красивый, с перламутровой ручкой перочинный нож, принадлежавший ее покойному мужу. Открыв тонкое лезвие, я вставил его в замочную скважину и буквально через несколько мгновений отпер дверь (фокус, которому научил меня старый приятель – отважный юный журналист Джордж Таунсенд, чье страшное убийство от рук знаменитого «Поедателя Печени», Джонсона, не переставало тревожить мои сны).
Быстро проскользнув в дом, я закрыл за собой дверь. Тут же мое чувство обоняния поразил столь неприятный запах, что к горлу подкатил комок. Конечно, я предполагал, что заведение Мак-Кензи окажется какой-нибудь зловонной дырой. Однако ничто не могло подготовить меня к тяжелому – невыносимому – смраду, пропитавшему все изнутри: ядовитой смеси едкого запаха химических консервантов и тошнотворно-сладкого зловония разлагающейся плоти.
