Рут Ренделл - Эксгумация юности
Но все знали, что Льюис — доктор медицины и член Королевского колледжа врачей, и он этого не скрывал. Поэтому он не удивился телефонному звонку Алана Норриса, который обратился к нему за советом. В душе Льюис уже пожалел, что в свое время дал ему свою визитную карточку. Однако он был не против проконсультировать его. Ему нравился и сам Алан, и эта женщина, с которой он сбежал из семьи. Ведь это были друзья детства — люди, с которыми он, конечно, расстался давным-давно, но которые все еще остались в его памяти. Кроме того, хотелось посмотреть, где они живут, как ладят друг с другом, оценить их отношения на предмет того, насколько они прочны и как долго продлятся.
Для Дафни Фернесс подошел бы и обычный терапевт. Зачем ей именно он? Возможно, чтобы доктор не узнал, что Алан Норрис (или любой другой мужчина) вступил с ней в близкие отношения.
— Я мог бы зайти завтра днем, — сказал Льюис. — Мне нужно взглянуть на нее.
— Она вся дрожит, — объяснил Алан. — Но вы приезжайте к нам на ужин. Будем рады вас видеть.
Дрожь Дафни усилилась, когда она увидела письмо от Розмари. Оно было адресовано ей и Алану, но она открыла его сама. Алан стоял позади.
— «Дорогие Алан и Дафни, — прочитала она вслух, хотя он отчетливо видел текст. — Примите мои извинения. Я очень сожалею о том, что произошло на прошлой неделе. Не знаю, почему я так поступила, почему бросилась на вас, Дафни. Насилие — вещь всегда бесполезная. Теперь я глубоко сожалею об этом. Если вы сможете меня простить, то мне бы очень хотелось с вами увидеться. Единственный способ преодолеть эту неприятность — это поговорить. Именно это я и хотела бы сделать. Возможно, вы считаете, что лучший выход — это развод и настало время двигаться дальше. Я твердо полагаю, что мы должны это обсудить. Поэтому нам нужно обязательно встретиться. Позволите ли вы снова приехать к вам, на этот раз с дружеским визитом? Если предпочитаете, то можете сами приехать ко мне. Пожалуйста, не игнорируйте мое письмо. Я искренне хочу повидаться с вами обоими. Розмари».
— Даже не знаю, что и сказать, — проговорила Дафни. — А ты что думаешь?
— Ты ведь сможешь это вынести, надеюсь? Мне кажется, она пишет вполне искренне. Моя внучка Фенелла говорит, что это покушение на твою жизнь стало для Розмари своего рода очищением.
— Фенелла? Но с чего это вдруг?..
— Она же психолог.
— Знаешь, ее письмо стало для меня тоже очищением. От чертовой трясучки. У меня больше не дрожат руки…
Алан поцеловал ее.
— Я так рад. И хорошо, что Льюис к нам заедет.
Розмари снова вернулась к своей швейной машине. У нее была выкройка платья, к которому она раньше не притрагивалась, потому что считала его слишком вызывающим. В комнате давно лежал материал, несколько метров травчатого шелка. Воображая, как воспримут ее письмо на Гамильтон-террас, она раскроила ткань и теперь обрабатывала боковой шов. Если удастся закончить платье вовремя, она как раз наденет его, когда к ней приедут Дафни и Алан. Фантазируя, она представляла себя в этом платье, когда приедет полиция и ее арестуют, обвинив в преднамеренном убийстве. Во всех газетах напечатают ее фотографию, опишут как «элегантно одетую и довольно пожилую женщину». Они вынуждены будут сообщить ее возраст. Дафни Джоунс старше, подумала она. Возможно, на целых три года. Розмари закончила шов, удалила наметочные стежки и собиралась уже взяться за следующий, когда зазвонил телефон.
Дафни? Алан? Нет. Звонил Роберт Флинн. Он с сожалением узнал, что они с Аланом расстались. Да, это очень грустно, ответила Розмари, но выразила надежду, что это не навсегда. Он рассказал о своей долгой дружбе с Аланом, заметив, что в последние годы они как-то отдалились. Розмари вдруг ощутила внезапный приступ гнева.
— И вы еще смеете говорить мне, что ничего не знали об этом! — крикнула она в трубку. — Вы же были его алиби! Все то время, которое он проводил У нее, он, по его словам, был у вас. Он всем вам рассказал, и вы были готовы солгать ради него. Ложь, ложь, ложь — вот что я должна была вынести! Но я была его женой больше пятидесяти лет!
Роберт Флинн запнулся, потом пробормотал, что весьма сожалеет. Что не имеет с этим ничего общего и ничего не знает.
— Лгун! — закричала Розмари и швырнула телефон на пол.
Ее дыхание сбилось, когда телефон зазвонил снова. Голос Алана произнес:
— С тобой все в порядке? У тебя больной голос…
— Я не больна. Просто позвонил твой дружок Роберт Флинн. Он разозлил меня. Сейчас со мной все в порядке. Вы получили мое письмо?
— Именно поэтому я и звоню.
— Я думала, что позвонит она.
На это он ничего не ответил.
— Ты ведь пишешь, что хотела бы поговорить с нами обоими. Когда ты хотела бы приехать?
Когда-то фраза «с нами обоими» относилась к ней и Алану.
— В пятницу подойдет?
Он ответил, что подойдет. Теперь ей нужно все хорошенько обдумать и принять решение. Нет, не о том, убивать Дафни или нет, это уже было решено. Ей предстояло решить, как это проделать и как устроить настоящее шоу. Чтобы все, кто живет на Гамильтон-террас, узнали, как она оскорблена и как сумела постоять за себя.
— Передай от меня привет Дафни.
Это звучало, конечно, абсурдно. Единственное чувство, которое она испытывала к Дафни Джоунс, была ненависть. Вновь усевшись за швейную машинку, она попыталась прострочить шов на рукаве, но он получился неровным. Нужно было все распороть. Она скомкала незаконченное платье и со злостью запихнула в ящик стола, где хранились ножницы и нитки. Как бы ей сейчас хотелось схватить руку Дафни Джоунс, затолкать под иглу и запустить машинку. У Дафни очень тонкие руки с длинными пальцами. Игла, прежде чем войти в ладонь, пробьет кожу, вены и сухожилия… Розмари с удовольствием представляла себе эту картину. В прошлом она даже слышать не могла о пытках. Эпизоды об истязаниях, попадавшиеся в газетных статьях или книгах о Средневековье, вызывали у нее отвращение. Но теперь она с явным удовольствием представляла себе, как Дафни извивается на дыбе, как визжит от страха, сидя на электрическом стуле, каким ужасом наполняются ее глаза при виде колеса Святой Екатерины[21]. Она, правда, никогда не задумывалась, как именно действуют все эти орудия пыток. Но, как бы там ни было, они причиняют жуткую боль, а именно этого сейчас и заслуживала ненавистная соперница.
До пятницы предстояло решить, как она все это сделает. Герои в книгах зачастую пытались представить то или иное убийство как несчастный случай. Некоторые делали так, чтобы смерть врага выглядела как самоубийство. Она вошла в комнату, которую Алан назвал своим кабинетом, хотя он ничем особенным там не занимался. Одну из стен заполняли книжные полки. На двух из них были сложены зеленые и белые книги в мягкой обложке издательства «Пенгуин» выпуска 1940-х годов. Это были произведения некогда известных авторов: Марджери Эллингем, Нгайо Марша, Агаты Кристи. Ей попалась на глаза книга А. Э. В. Мейсона под названием «Дом стрелы». Она прочитала ее, как только они поженились. В книге рассказывалось об отравленных стрелах южноамериканских индейских племен. Индейцы использовали яд кураре — наподобие стрихнина. Розмари понимала, что так она сделать точно не сможет. Она мысленно представила, как подкладывает яд в бокал с вином или чашку с кофе… Нет, это всего лишь фантазии. Гораздо практичнее было бы столкнуть ее с лестницы или, скажем, под колеса проходящего автобуса. В районе Сент-Джонс-Вуд было полным-полно автобусов, снующих в разных направлениях. Но и это было маловероятно. Предложить Дафни вместе прогуляться, а потом толкнуть ее под автобус, проезжающий мимо станции метро? Нет, едва ли ей это удастся…
Ведь, помимо прочего, в любом автобусе есть водитель. В прошлой жизни (так она называла теперь совместное проживание с Аланом) ей было небезразлично то, что происходит с другими людьми, она беспокоилась о них, хотела чем-то помочь. Если она толкнет Дафни под колеса маршрута № 46 или № 187, то разве тем самым не втянет в неприятную историю водителя автобуса? Разве потом он не запомнит на всю жизнь, что, пусть и непреднамеренно, стал виновником гибели женщины? Как-то по телевидению она видела репортаж о машинисте поезда, который сбил на железнодорожном переезде автомобиль и стал свидетелем гибели семейной пары и их детей. Мужчина с тяжелой депрессией попал в психиатрическую клинику. Поэтому и в данном случае пострадает явно не одна Дафни Джоунс.
Она договорилась, что явится в дом Дафни на Гамильтон-террас в пятницу. У нее еще есть время, чтобы все тщательно взвесить и решить.
В период врачебной практики к Льюису наведывался один частный пациент, живший на Гамиль-тон-террас. Со здоровьем у него было все в порядке, но ему нравилось иметь под рукой знакомого врача. Звонил он довольно часто, иногда даже поздно вечером. В конце концов Льюис расстался с ним, но сохранил память о той улице, о том, как она выглядела в полночь: тихая, пустынная и тускло освещенная. Тот пациент жил довольно далеко, почти на углу с Карлтон-хилл, но номер его дома в принципе давал Льюису неплохое представление о месте, где живет Дафни.
