Гэл Годфри - Дьявольский эликсир
После кофе большинство мужчин обратилось в бегство. Некоторые готовились к экзаменам, и им было некогда, другие (большая часть) сидели по комнатам и пили виски с содовой, третьи играли в бильярд. Августа с сестрой, майор Джонс и мистер Дюмареск составили партию в вист. Миссис Уайтли, миссис Дюмареск, женщина-врач, мисс Бельчер, мисс Фастли, мистер Батли и его сестра также засели за карты.
Мисс Примени, девушка очень застенчивая, чинная, легко приводимая в состояние шока и имевшая очень грозную мамашу, которая рано ложилась спать, через некоторое время тихонько проскользнула вниз, в курительную комнату. Там она стала учить шахматной игре месье Ламприера — молодого француза, приехавшего в Англию изучать язык. Чтобы лучше объяснять ходы, она держала его руку в своей.
Вторая мисс Фастли, обладавшая хорошим голосом, без приглашения подошла к роялю и спела два романса. Заметив, что никто не обращает на нее внимания, она стала забавляться пением гамм с долгими остановками на высоких нотах, чем совершенно изводила слушателей. Единственная женщина, способная выносить гаммы, — это та, которая их поет.
Миссис Бельчер проглядывала газеты. Сама она их не получала, а брала по вечерам у майора Джонса. Время от времени она сообщала какое-нибудь известие миссис Уилькокс, которая прочитывала все газеты еще с утра. Капитан Уилькокс сидел в конторе жены и занимался счетами.
В половине одиннадцатого старшая мисс Семафор встала. Одержав блистательную победу в висте, она пребывала в прекрасном настроении и очень любезно простилась со всеми, кроме Бельчеров. Номер «Лейдис Пикториал» она взяла с собой. Когда Прюденс, обсудив с ней все происшествия, приключившиеся за день, ушла в свою комнату, располагавшуюся рядом, Августа села за стол и написала письмо следующего содержания:
«37, Биконсфильд, Южный Кенсингтон.
Июнь, 189… г.
Дорогая миссис N!
Я прочитала ваше объявление в последнем номере „Лейдис Пикториал“ и хочу приобрести чудодейственный эликсир. Я готова предложить вам выгодные условия, но не знаю, что вы таковыми считаете, поэтому я желала бы, если это, конечно, возможно, встретиться с вами лично. Честно признаюсь, что я сомневаюсь в волшебных свойствах вашего средства и потому хотела бы получить какие-нибудь доказательства.
Примите уверения в искреннем уважении.
А. Семафор».
Письмо это было вложено в конверт, адресованный в редакцию журнала для N., и на следующее утро мисс Семафор сама отнесла его на почту.
III
Ответ
— Я сложена чрезвычайно пропорционально, — конфиденциально сообщила медицинская дама миссис Уайтли.
Та придерживалась другого мнения, но из вежливости не стала возражать. Дамы сидели за завтраком, и к ним только что присоединилась мисс Семафор. Она тихонько проскользнула на свое место и как бы с некоторым беспокойством взялась за почту.
— Удивительно пропорционально, — продолжала, понизив голос, медицинская дама. — Моя портниха говорит, что на меня очень легко шить и что все мои платья сидят отлично. Говорю без хвастовства, это факт. Боюсь, однако, что давать ее адрес другим бесполезно, так как результат может оказаться менее удовлетворительным.
Миссис Уайтли, видимо, обиделась, но она была женщиной робкой и ненаходчивой. Одежда собеседницы казалась ей безвкусной, а фигура — бесформенной, тем не менее она проявила неосторожность и спросила, кто ее сделал (не фигуру — одежду). Миссис Уайтли просто требовалась самая обыкновенная портниха. Ответ медицинской дамы очень обидел ее, но она не смогла придумать ничего язвительного.
Не испытывая никакой неловкости, «модница» продолжала:
— Вы видели мою бархатную накидку? Я слышала, как мисс Фастли говорила, что она ей не нравится. Ну, это просто зависть. Накидка великолепна, ей такой, конечно, не видать как своих ушей. Такую вещь может носить только высокая статная женщина. У меня столько завистников…
Миссис Уайтли недоумевала: какие поводы к зависти могла давать медицинская дама? В пансионе она, конечно, не пользовалась популярностью, но это было совсем не оттого, чтобы ей кто-то завидовал. Однако вера в собственную неотразимость и чужую зависть делала ее счастливой, ни резкие замечания, ни неприятные намеки нисколько ее не смущали. Она избрала в свои доверенные лица миссис Уайтли, потому что считала ее безвредным существом, которое перед ней преклонялось. Как бы она удивилась, узнав ее истинное мнение!
— Миссис Уайтли, как вы себя сегодня чувствуете? — любезно осведомилась миссис Дюмареск, тоже присоединившаяся к дамам.
— Моя простуда все еще не прошла, благодарю вас, — ответила миссис Уайтли.
— О, в самом деле? Вероятно, это все из-за сквозняка в вашей комнате. Здесь очень дует во всех маленьких комнатках, потому что они располагаются vis-a-vis[9]. Конечно, как я уже вам говорила, мы рассчитываем пробыть здесь совсем недолго. Поверьте, миссис Уайтли, для людей, вертевшихся в дипломатических кругах и удостоенных милостивого гостеприимства коронованных особ, пансион, пусть даже самый благоустроенный, — а наш, кстати сказать, не лишен некоторых достоинств, — не лучшее местопребывание. Хотя мы думали, как я уже говорила, пробыть здесь недолго, я все-таки настаивала на том, чтобы жить в хорошей комнате. «Анджело, — говорила я, — возьмем лучший номер во всем доме!» Так мы и сделали. Очень жаль, что вы не переселяетесь в номер побольше. Не то чтобы для меня лично это имело какое-нибудь значение… Я, конечно, выше этих пустяков. При выборе знакомых я никогда не руководствуюсь подобными житейскими соображениями, о, вовсе нет. Если люди мне нравятся, милая миссис Уайтли, я симпатизирую им, какой бы номер они ни занимали — большой или маленький. Живи они даже на чердаке, меня бы это нисколько не расстроило!
— Вы очень добры, — пробормотала миссис Уайтли.
Налет величия, окружавший чету Дюмареск, заставлял всех вокруг благосклонно принимать все, что бы они ни говорили. Они обладали такими приятными манерами, с такой легкой развязностью высказывали обидные вещи! И то и другое было совершенно чуждо медицинской даме. Миссис Уайтли, в свою очередь, очень хотелось попасть в общество, и она тайно надеялась в награду за любезное отношение получить от миссис Дюмареск возможность быть представленной кому-нибудь из тех именитых особ, которые так часто фигурировали в ее рассказах.
— Да, — продолжала почтенная леди, несколько возвышая голос в благородном порыве, — богатство, сан и звание никогда не имели для меня особой прелести. Как говорила мне маркиза Поличинелло, моя давняя подруга, королева красоты при итальянском дворе: «Bellissima mia, bellissima mia[10], вы слишком покорны движениям своего сердца!»
— Вы, вероятно, едете на садовый праздник к королеве, миссис Дюмареск? — поинтересовалась медицинская дама, читавшая придворные известия.
— О-о! Конечно! Я без труда могу попасть туда когда угодно.
— Но приглашены будут только те, кто представлялся ко двору в течение последних двух лет, — проворчал мистер Лоримор. — А вы, кажется, говорили, что не были в Англии в последнее время.
— Конечно, конечно, — ответила миссис Дюмареск, — конечно, нас не было, но милый принц все устроит. К тому же с практической точки зрения, в сущности, я все время оставалась при дворе.
Что это значило, никто не решился спросить. Мисс Семафор между тем читала письмо, в котором говорилось следующее:
«194, Гендель-стрит.
Июнь, 189…
Уважаемая мисс Семафор!
В ответ на ваше послание имею честь уведомить вас, что готова уступить вам эликсир за сумму в одну тысячу фунтов. Принимая во внимание тот факт, что я одна в целом мире обладаю таким чудесным средством, омолаживающий эффект которого гарантирован, я уверена, что вы не посчитаете цену слишком высокой. Если бы не обстоятельства и не большая нужда в деньгах, я могла бы взять за него гораздо больше. Если вы желаете покончить с этим делом, то я почту за удовольствие видеть вас завтра у себя в половине пятого. Перед тем как заключить сделку, я представлю вам доказательства. Мои банкиры — Кутс и Ко, адвокаты — Льюис и Льюис. Доктор Льювелин Смит, 604, Гарли-стрит, и его светлость граф Фордгамский милостиво разрешили мне сослаться на них как на своих поручителей, в том случае если вы пожелаете навести обо мне справки.
Имею честь быть вашей покорнейшей слугой.
София Гельдхераус».
Мисс Семафор, задумчиво проглотив завтрак, молча удалилась в свою комнату. Тысяча фунтов! Сумма большая, даже очень. Сестры были хорошо обеспечены, но взять такую сумму из капитала… Однако если миссис Гельдхераус — мисс Семафор знала, что это имя одного знаменитого африканского исследователя немецкого происхождения, — но если миссис Гельдхераус говорила правду, эликсир того стоил.
