Николас Блэйк - Плоть – как трава
Глава 2
Найджел все же не захотел ехать поездом. Дворецкий леди Мерлинворт позвонил ему накануне и пригласил поехать с его хозяевами утром машиной. Отъезд был назначен на девять утра. Найджел охотно дал свое согласие, хоть и понимал, что ему предстоит на протяжении пяти часов выслушивать воспоминания лорда Мерлинворта.
На следующий день у его дома остановился «даймлер». Несмотря на то, что лимузин был надежно защищен от сквозняка и пыли, тетушка Элизабет была вооружена пледом и нюхательной солью, а у лорда Мерлинворта была с собой географическая карта, к которой он постоянно обращался, контролируя избранный водителем маршрут. Усевшись на свое место, Найджел обнаружил увесистую корзину, набитую гренками.
Лорд Мерлинворт постоянно комментировал архитектурные строения и пейзажи. Жена дополняла его болтовню информацией о людях, которые жили в том или ином поместье. Все это кончилось тем, что Найджел неожиданно заснул. Он открыл глаза лишь тогда, когда они свернули на проселочную дорогу и миновали красивые каменные ворота. Водителю дано было распоряжение отвезти сначала Найджела в Дауэр-хауз, а потом уже ехать домой.
Выйдя из машины, Найджел был удивлен буйству природы, которая так разрослась после того, как он был здесь в последний раз. Увидев военный барак, построенный в конце сада, он поразился тому, что чета Мерлинворт дала разрешение на возведение этого уродливого здания по соседству с домом. Внезапно он вспомнил, что не предупредил О'Браена о том, что он приедет намного раньше, чем предполагалось. Когда дверь открылась, на пороге появился широкоплечий мужчина в добротном синем костюме. Взглянув на чемодан Найджела, он поспешно сказал, что они не нуждаются в пылесосах, шелковых чулках, средстве для чистки серебра и корме для птиц. Опасаясь, что он закроет дверь, Стрейнджвейс предупредил о том, что ему тоже все это не нужно, и назвал свое имя.
Голос мужчины изменился:
— Прошу меня простить, мистер Стрейнджвейс! Входите, пожалуйста! Я Артур Беллани. Полковника сейчас нет, но он обязательно вернется к чаю. А пока я покажу вашу комнату. Вы можете потом погулять в саду или немного со мной побоксировать.
Последнее предложение Найджел тут же отклонил, что, по-видимому, огорчило мистера Беллани.
— Одни работают кулаками, другие — мозгами, — признался он. — Я знаю, с какой целью вы сюда прибыли, но никому об этом не проговорюсь. Недаром меня прозвали Рыбой.
Очутившись в своей комнате, Найджел быстро распаковал вещи. Стены были покрашены здесь в белый цвет, мебель сделана из дуба, что придавало помещению уютный патриархальный вид. На стене висела картина, изображавшая девичью головку. Это была работа Августа Джона, как решил Найджел.
Осмотрев картину своими близорукими глазами, он повыдвигал все ящики комода, чтобы узнать, не оставил ли чего-нибудь интересного кто-нибудь из предыдущих гостей. Ничего такого он не нашел. На ночном столике стояла вазочка с печеньем, что говорило лишь о старательности экономки. Потом Найджел осмотрел книги на полке. Здесь были «Величие и падение Римской империи», «Речи Джона Донна», последний роман Дороти Сайерс с дарственной надписью хозяину дома. Найджел задумался. Все, что он видел, как-то не вязалось с образом сумасшедшего летчика, как принято было характеризовать О'Браена.
Спустившись вниз, он осмотрел дом. Он был построен около трехсот пятидесяти лет тому назад. Длинный двухэтажный особняк под крышей из шифера и большой верандой, которая тянулась вдоль его южной и восточной стен. Снова в поле его зрения попал барак. Заглянув туда через окно, он увидел полки и стол, заваленный книгами, сейф, несколько кресел, турку и пару домашних туфель, валявшихся на полу. Эта комната во всем контрастировала с той, которую он перед этим осматривал. Одна была удобной, другая — сухой. Нажав на ручку двери, которая оказалась не запертой, Найджел вошел в помещение. Слева была еще одна дверь, которую он раньше не заметил. Открыв ее, он увидел крохотную комнатушку, где стояли кушетка и небольшой шкафчик. Его внимание привлекла пожелтевшая от времени фотография, которая стояла на этом шкафчике. На ней была снята темноволосая девушка, лицо которой поражало не только красотой и чистотой, но и грустью.
Неожиданно он услышал, как кто-то позади него сказал:
— Это украшение моей студии… Я рад, что вы смогли приехать.
Голос напоминал женский, он звучал как-то особенно проникновенно.
Когда Найджел обернулся, он увидел улыбающегося человека, который протянул ему для приветствия руку.
— Прошу прощения за мое вторжение сюда, — сказал не без смущения детектив. — Ничего не могу поделать со своим любопытством! Очевидно, если бы я попал в Букингемский дворец, то не устоял бы против соблазна просмотреть корреспонденцию королевы…
— Пустяки! Вы ведь сюда для этого и приехали. Я виноват, что не встретил вас. Но я не думал, что вы приедете так рано. Надеюсь, вам подошла комната, которую показал Артур!
Найджел объяснил, почему он изменил свое решение ехать поездом.
— Артур был настолько любезен, что даже готов был со мной побоксировать! — сказал он.
О'Браен рассмеялся.
— Это свидетельствует лишь о том, что вы ему понравились. Это один из его способов выражать симпатию. Каждое утро, если позволяет мое здоровье, он наносит мне нокаут…
О'Браен не выглядел здоровым человеком. Это был тщедушный нежный человек, на котором одежда висела как на вешалке. До атлета и здоровяка ему было далеко. У него были бледное лицо, которое еще больше подчеркивали его черные волосы и бородка, скрывающая шрам, который тянулся от виска к подбородку, нежные руки, гармонировавшие с его голосом…
Во всем его облике не было ничего романтического. Впечатление производили лишь глаза: синие, почти фиолетовые, менявшие свое выражение и цвет. В данный момент в них взволнованность сменилась выражением скуки и грусти. Создавалось впечатление, что его дух летает где-то далеко от данного места…
Внезапно его внимание привлекла малиновка, когда они вышли на лужайку. Прежде всего привлекала быстрота, с которой она перемещается с ветки на ветку.
Найджел обратил внимание на то, что хозяин дома, когда волнуется, говорит с сильным ирландским акцентом; понравилось его внимание к различным деталям. Ясно было, что это очень интересный человек.
Неожиданно из леса раздались два ружейных выстрела. О'Браен вздрогнул, но потом смущенно улыбнулся.
— Привычка! — сказал он. — В небе это всегда означало, что кто-то сел тебе на хвост…
— По-моему, стреляли в лесу Люкет. Я часто бывал там, когда приезжал в детстве к тетушке погостить. А вы любите охоту?
Глаза О'Браена на минуту погасли:
— Зачем уничтожать птиц? К тому же и меня может кто-нибудь подстрелить! Вы ведь читали письма… Впрочем, не буду портить вам настроение перед чаепитием. Поговорим позже!
На стол накрывал Артур Беллани, который делал все на удивление ловко. Он имел вид слона, которого научили бережно ко всему относиться. К тому же он прекрасно оживлял обстановку, комментируя то, что стояло на столе, или же описывал деревенских жителей.
Очутившись вместе с хозяином в холле, где они наполнили рюмки отличным коньяком, Найджел похвалил экономку, которая, казалось, обо всем подумала в этом доме.
О'Браен удивился:
— Почему вы заговорили об экономке?
— Чувствуется во всем женская рука!
— Вы ошиблись. У меня нет экономки. Все, что необходимо по дому, делает Артур. К тому же я сам люблю возиться с цветами и всякими другими мелочами. В этом я превзойду любую женщину…
— У вас нет прислуги? Выходит, это Артур приготовил такую отменную закуску?
О'Браен улыбнулся.
— Вы во всем остаетесь сыщиком! Кухарка у меня есть. Это миссис Грант, которую мне порекомендовала ваша тетушка. Конечно, она не без недостатков, но руки у нее просто золотые. А если приезжают гости, из деревни приходит девушка, чтобы убирать комнаты. Правда, по ее виду скажешь, что она больше с собой приносит грязи в дом, чем все очистит. Могу сказать лишь одно: подозреваемых следует искать в другом месте…
— Больше не было писем?
— Нет. Очевидно, автор готовится к дню святого Стефания.
— Вы восприняли это так серьезно?
В глазах О’Браена появилась мимолетная тень, но она тут же исчезла.
— Сам не знаю. Создается впечатление, что я уже переживал нечто подобное. Такие письма пишет человек, чтобы дать выход своей обиде и злости. Но если решился кого-нибудь убить, такой тип может позволить и шутку. Только католики шутят со своей религией.
— Об этом и я подумал, прочитав последнее письмо.
Поставив свою рюмку на стол, Найджел поднялся и прислонился к камину. При свете лицо О'Браена, обрамленное бородкой, напоминало изображение на монете. Найджел неожиданно решил, что перед ним очень ранимый человек, который умеет вести себя спокойно. Так смотрит поэт в лицо смерти, сочинив для себя эпитафию. Казалось, О'Браен уже сделал все необходимые приготовления к смерти и теперь спокойно ждет своего часа.
