Кейт Саммерскейл - Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл
Сэвил, трехлетний сын Сэмюела, зашел в библиотеку поиграть с отцом, пока няня убирала детскую. Он накорябал на официальной бумаге букву С, вдобавок поставил кляксу, за что отец добродушно обозвал его скверным мальчишкой. В ответ Сэвил взобрался к нему на колени, «повозиться». Это был крепкий, хорошо развитый для своего возраста парнишка со светлыми локонами.
В тот день Сэвил играл также со своей сводной сестрой Констанс. Вместе с другим братом, Уильямом, она около двух недель назад приехала домой из интерната. Констанс пошла в отца — полного, но мускулистого мужчину с прищуренными глазами и широкими скулами, — в то время как Уильям со своими живыми глазами и хрупким телосложением больше напоминал мать, первую миссис Кент, умершую восемь лет назад. В молодом человеке отмечали робость, в девушке — мрачность и необузданность нрава.
В тот день Констанс ходила в Бекингтон, за полторы мили от дома, чтобы оплатить какой-то счет. Там она встретилась с Уильямом, и домой они вернулись вместе.
Ранним вечером Эстер Олли, прачка, жившая в районе хибар, зашла, чтобы возвратить одежду и столовые принадлежности после стирки, производимой ею ежедневно с тех самых пор, как Кенты перебрались сюда пять лет назад. Старшие девочки — Мэри-Энн и Элизабет, — достав одежду и скатерти с салфетками из корзины, рассортировали их, чтобы отнести затем в спальни и буфет.
В семь вечера трое садовников и Эмили Доул, помощница няни, разошлись по домам. Выходя, Джеймс Холком запер снаружи ворота в сад и направился в свой домишко — напротив лужайки. Дождавшись, когда удалятся все четверо, Сэмюел Кент запер двери изнутри. Таким образом, на ночь в доме осталось двенадцать человек.
Через полчаса после того, как все разошлись, Элизабет Гаф отнесла Эвелин в детскую и уложила в кровать рядом с собой и прямо напротив двери. Обе детские кроватки на колесиках были сплетены из толстых, обтянутых тканью прутьев. Затем няня спустилась вниз и под присмотром миссис Кент дала Сэвилу слабительное. Мальчик шел на поправку после легкого недомогания. Ранее семейный врач Джошуа Парсонс отправил с посыльным в дом на Роуд-Хилл лекарство, латинское название которого переводилось как «открыть» или «освободить». Действие его начиналось через шесть — десять часов после приема, и лекарство, по словам Джошуа, собственноручно приготовившего его, состоит из «одной голубой таблетки и трех стебельков ревеня».
По словам няни, Сэвил в тот вечер был здоров и весел. В восемь вечера она его уложила в кроватку, стоявшую в правом углу детской. Пятилетнюю Мэри-Амалию уложили в комнате родителей, напротив. Двери в обе спальни оставались приоткрытыми, так чтобы няня могла услышать старшую девочку, если та проснется, а мать — видеть спящих младенцев.
После того как дети уснули, няня приступила к уборке в детской: поставила стульчик на место, под кровать, отнесла посторонние предметы в гардеробную. Потом зажгла там же свечу и присела поужинать — в тот вечер одним лишь хлебом с маслом и водой. После чего спустилась вниз, где собрались все домашние, чтобы под руководством Сэмюела Кента провести вечернюю молитву. Перед сном она вместе с Сарой Керслейк выпила на кухне чаю. «Обычно я не пью чай, — пояснила впоследствии Элизабет, — но в тот вечер выпила чашку из общего семейного чайника».
По ее словам, поднявшись в детскую, она увидела, что Сэвил спит «как обычно — повернувшись лицом к стене и подложив ладошку под голову». На нем была пижама и «легкая фланелевая сорочка». Сэвил, и так-то соня, «пропустил в тот день дневной сон, а потому крепко заснул вечером». Дело в том, что в полдень, когда он обычно спит, она как раз убирала детскую. По описанию Элизабет Гаф, вся обстановка в этой комнате была мягкой, все звуки приглушались. «Повсюду сплошь расстелены ковры. Двери открываются совершенно бесшумно, косяки специально обиты материей, чтобы, не дай Бог, дети не проснулись». Миссис Кент подтвердила, что так оно и есть, надо только толкать или тянуть на себя дверь осторожно. Правда, ручка при повороте немного поскрипывает. А те, кто оказался в доме позже, отмечали, что металлическое кольцо на двери дребезжит, да и скрипит не только ручка, но и щеколда.
Миссис Кент зашла в детскую пожелать Сэвилу и Эвелин спокойной ночи, а затем поднялась наверх понаблюдать за кометой, как раз в ту неделю пролетавшей над Англией. В «Таймс», газете, регулярно покупаемой ее мужем, ежедневно отмечалось ее передвижение по небу. Миссис Кент попросила Элизабет составить ей компанию. Когда же та появилась, она обратила ее внимание на то, как сладко спит Сэвил. Мать и няня встали у окна и принялись вглядываться в небо.
В десять вечера мистер Кент вышел во двор и спустил с цепи черного ньюфаундленда, большого, мирного нрава сторожевого пса, охранявшего дом уже более двух лет.
Около половины одиннадцатого Уильям и Констанс, освещая себе дорогу свечами, разошлись по своим комнатам. Еще через полчаса их примеру последовали Мэри-Энн и Элизабет. Перед тем как лечь спать, Элизабет вышла из комнаты убедиться, что Констанс и Уильям погасили свет. Увидев, что все в порядке, в их комнатах темно, она подошла к окну посмотреть на комету. Дождавшись ее возвращения, сестра заперла спальню изнутри.
Двумя этажами ниже горничная — это было без четверти одиннадцать — закрыла окна в столовой, холле, гостиной и библиотеке, заперла на замок и засов парадную дверь, а также двери в библиотеку и гостиную. На ставнях в гостиной, пояснила она, «имеются железные решетки и, кроме того, по два медных засова на каждой; все было надежно закрыто». Дверь в гостиную также снабжена засовом и замком, и «я все задвинула и заперла на ключ». Кухарка же заперла кухню, прачечную и черный ход. Затем они поднялись к себе в спальню по винтовой лестнице, расположенной в глубине дома и предназначенной главным образом для слуг.
В одиннадцать Элизабет Гаф подоткнула одеяло, укрывавшее Сэвила, зажгла ночник, закрыла на засов ставни в детской и поднялась к себе. В ту ночь, устав от уборки после визита трубочиста, спала она, по ее же словам, крепко.
Чуть позже, оставив мужа внизу, в столовой, направилась в спальню и миссис Кент. По дороге она осторожно прикрыла дверь в детскую.
Сэмюел Кент вышел во двор покормить собаку. Согласно его показаниям, в половине двенадцатого он, как обычно, проверил, надежно ли закрыты все двери и окна, и, тоже как обычно, оставил ключ в двери гостиной.
В полночь все в доме уже спали: новая семья на первом этаже, приемные дети и слуги — на втором.
Около часу ночи в субботу, 30 июня, плиточник по имени Джо Мун, живший одиноко на Роуд-Кэммон, развешивал для просушки сети на поляне невдалеке от дома на Роуд-Хилл — скорее всего он перед этим рыбачил, полагая, что ночью не попадется на глаза Сэмюелу Кенту, — как вдруг раздался собачий лай. Констебль Альфред Урч, возвращавшийся в то же самое время домой после дежурства, также услышал, как невдалеке шесть раз провыла собака. Особого внимания он на это не обратил, ведь всем известно, сказал он себе, что пес Кентов заливается по всякой ерунде. Джеймс Холком в ту ночь не слышал ничего, хотя раньше бывали случаи, когда ньюфаундленд будил его («шум страшный поднимал») и приходилось идти во двор утихомиривать собаку. Миссис Кент, бывшую на сносях, в ту ночь тоже собачий лай не беспокоил, хотя спит она, по ее же словам, чутко и часто просыпается. Ничего необычного в ту ночь она не слышала, разве что рано утром, вскоре после рассвета, из гостиной донесся «звук открывающихся ставеней» — миссис Кент решила, что это слуги начинают внизу свой рабочий день.
В ту субботу солнце встало около четырех. Через час во двор вышел Холком — «как обычно, дверь в дом была прочно заперта». Он посадил ньюфаундленда на цепь и пошел в конюшню.
Тогда же проснулась и Элизабет Гаф и, заметив, что у Эвелин, кроватка которой была вплотную придвинута к ее кровати, сползло одеяло, опустилась на колени и поправила его. И тут няня заметила, что Сэвила нет на месте — «казалось, ребенка кто-то незаметно вывел из комнаты. Постель была аккуратно убрана, как если бы он ушел вместе с матерью или со мной». Из этого няня заключила, что миссис Кент услышала, что ребенок плачет, и взяла его к себе в спальню.
По словам Сары Керслейк, она тоже проснулась на секунду в пять утра, снова заснула, встала примерно час спустя и разбудила горничную. Обе поспешно оделись и принялись за работу — одна Сара подметала парадную лестницу, другая — черный ход. Подойдя к гостиной и потянувшись было к ключу, Сара Кокс с удивлением обнаружила, что дверь уже отперта. «Я увидела, что дверь слегка приоткрыта, ставни распахнуты. Это было среднее из трех „французских“ окон в эркере, выходящем во двор с тыльной стороны дома. Нижняя рама была приподнята дюймов на шесть. Я подумала, что кто-то решил проветрить комнату, и опустила раму».
