Жорж Сименон - Шлюз № 1
— У него хорошенькая дочка.
Это было скорее лишь смутное впечатление, потому что с такого расстояния Мегрэ был виден только ее силуэт. Тем не менее при взгляде на девушку почему-то казалось, что она на самом деле очень хороша собой. А ведь всего лишь силуэт! Черное платье, белый передник, сабо на босу ногу.
Дюкро промолчал, а потом отчеканил, словно терпение его готово было лопнуть:
— Ну что ж, продолжайте! Дама сверху, служанка и так далее… Я жду!
Дверь из кухни приоткрылась. Г-жа Дюкро встала на пороге, кашлянула и наконец отважилась спросить:
— Я велю принести льда?
Дюкро зло перебил:
— А почему бы не послать за шампанским в Реймс?
Г-жа Дюкро тут же беззвучно исчезла, оставив дверь приоткрытой, а Дюкро как ни в чем не бывало продолжал:
— Так вот, на третьем этаже, прямо над этой комнатой, я поселил некую даму по имени Роза. Она была платной танцоркой у «Максима».
Голоса он не понизил, скорее напротив: пусть жена послушает. На кухне звякнули бокалы. Вошла с подносом служанка в аккуратно повязанном фартуке.
— Если вас интересуют подробности, вот они: я даю ей две тысячи франков в месяц и одеваю, но шьет она почти все сама. Вас это интересовало? Валяйте, спрашивайте.
Кстати, как насчет откупорить бутылку, комиссар?
Мегрэ освоился. Он больше не слышал ни грохота камнедробилки, ни уличного шума, ни жужжания двух огромных мух, метавшихся по комнате.
— Итак, мы говорили о позавчерашнем дне. Моя дочь со своим идиотом мужем обедали у нас, и я, как всегда, ушел, не дожидаясь десерта: терпеть не могу зануд. А такого зануду, как мой зятек, днем с огнем не сыщешь.
Ваше здоровье!
Он прищелкнул языком и вздохнул.
— Ну вот и все. Было около десяти. Я пошел по тротуару. Пропустил стаканчик с Катрин — у нее вон там, видите? — танцулька. Потом дошел до угла внизу, там еще висит фонарь. Я предпочитаю пить пиво с девками, чем с зятем.
— Выходя из дому, вы не заметили, за вами никто не шел?
— Ничего я не заметил.
— В какую сторону вы направились потом?
— Понятия не имею.
Это была правда. В голосе Дюкро снова зазвучала запальчивость. Он взял стакан, но сделал слишком большой глоток, поперхнулся, закашлялся и сплюнул на выцветший ковер.
В заключении врача говорилось, что рана на спине была поверхностная и что судовладелец провел в воде не больше трех-четырех минут, при этом раза два всплывал на поверхность.
— Вы, понятно, никого не подозреваете?
— Я подозреваю всех на свете!
У Дюкро была необыкновенно крупная голова и мясистое грубое лицо. Он цепким взглядом старого крестьянина, делающего покупки на ярмарке, следил за реакцией Мегрэ. Но уже мгновение спустя в его голубых глазах светилась одна лишь детская наивность, которая могла сбить с толку кого угодно. Поэтому когда он кричал, грозился, задирался, поневоле возникало ощущение, что он просто-напросто забавляется.
— И хорошенько зарубите себе на носу: у меня есть основания подозревать кого угодно — жену, сына, дочь, зятя, эту самую Розу, служанку, Гассена…
— Его дочь…
— Ну, если вам так хочется, то и Алину!
Последняя фраза была произнесена с неким особым значением.
— И вот еще что. Это о моих людях: я разрешаю вам сколько влезет приставать к ним с вашими расспросами. Уж я-то знаю полицию — не отвяжется, пока не обнюхает все помойки. А начать можно незамедлительно… Жанна! Жанна!
В дверях показалась г-жа Дюкро, удивленная и немного испуганная.
— Да входи же, черт возьми! Неужто так страшно показаться на людях по-домашнему? Бери-ка бокал. Ну да, да! Давай чокнись с комиссаром. Да попробуй угадай, что он хочет вынюхать.
Г-жа Дюкро была бледна и взвинчена; неряшливая прическа и безвкусная одежда производили такое же впечатление, как и обстановка гостиной. Она стояла, моргая, ослепленная бившим ей прямо в глаза солнцем, и даже теперь, после двадцати пяти лет супружества, вздрагивая при каждом раскате мужнего голоса.
— Он хотел бы знать, о чем мы говорили во время обеда с Бертой и ее муженьком.
Г-жа Дюкро попробовала улыбнуться. Бокал с шампанским подрагивал у нее в руке, и Мегрэ видел ее натруженные, морщинистые пальцы: супруга Дюкро коротала свою жизнь на кухне.
— Давай, давай отвечай. Только сначала выпей.
— Говорили обо всем.
— Неправда.
— Извините меня, господин комиссар. Я не очень понимаю, что хочет сказать мой муж.
— Ну, конечно! Еще бы! Давай я тебе помогу.
Она стояла около красного кресла, в которое Дюкро словно врос, составив с ним одно целое.
— Вспомни-ка: начала все Берта. Она сказала…
— Эмиль!
— Вот заладила — Эмиль, Эмиль! Берта, значит, сказала, что боится, как бы у нее не было ребенка: тогда Дешарму придется уволиться из армии — там слишком маленькие оклады, и ему не из чего будет платить за кормилицу и все прочее. Ну а я ему посоветовал заняться торговлей арахисом. Так?
Она натянуто улыбнулась и попыталась за него извиниться:
— Отдохнул бы ты!
— А что предложил этот бездельник? Ну-ка, отвечай!
А? Он пожелал, чтобы я немедля выделил им с женой их часть имущества: дескать, в один прекрасный день его все равно придется делить! Получив свою долю, месье намерен обосноваться в Провансе, где, как он полагает, климат куда как хорош для его потомства. Что же до нас, нам не возбраняется его навещать в отпускное время!
Дюкро больше не горячился, не злился. Напротив! Он выговаривал слова медленно, твердо, жестко и с нажимом.
— А что он там добавил, когда я уже взялся за шляпу? Нет, я хочу, чтобы ты сама это сказала.
— Не помню.
Она готова была расплакаться и поставила бокал, боясь его уронить.
— Да говори же!
— Он сказал, что ты и так тратишь слишком много Денег…
— Он не сказал «слишком много».
— На…
— Ну, ну…
— На женщин.
— А еще что?
— На ту, наверху.
— Вы слышали, комиссар? Вы больше ничего не хотите у нее спросить? Я потому говорю, что она сейчас заревет, а это совсем не смешно. Можешь идти!
Он глубоко вздохнул — столько воздуха могло войти только в его могучую грудь.
— Ну как? Если вас это забавляет, можете продолжить сами в том же духе. Завтра, если верить врачу, я встану.
Как и в любое другое утро, вы с шести часов найдете меня на канале. Еще бокал? Вы забыли взять сигары. Гассен только что прислал мне со своей баржи пятьсот штук — контрабанда! Как видите, я от вас ничего не скрываю.
Он тяжело поднялся, обеими руками опираясь о подлокотники кресла.
— Благодарю за помощь, — проговорил Мегрэ, воспользовавшись самой затасканной формулой.
В глазах у обоих искрился смех. Они иронически смотрели друг на друга, как бы обмениваясь невысказанными намеками, может быть, бросая друг другу вызов, а может быть, даже испытывая друг к другу нечто вроде притяжения.
— Позвать служанку вас проводить?
— Благодарю. Я помню, куда идти.
Они не пожали руки — тоже как бы по обоюдному согласию. Дюкро, мрачная тень на светлом квадрате, остался у открытого окна. Он, видимо, устал куда больше, чем хотел показать, и дышал часто, прерывисто.
— Желаю удачи. Как знать, может, вы и подцепите те двадцать тысяч.
За кухонной дверью кто-то плакал. Мегрэ вышел на лестничную площадку и спустился на несколько ступенек, постоял в задумчивости. Потом достал из пакета, лежавшего у него в кармане, какой-то листок. Это было заключение медицинского эксперта, в котором, между прочим, говорилось:
«Предположение о суицидной попытке следует отвергнуть в связи с невозможностью для человека нанести самому себе подобную рану».
В светлой тени комнатушки завозилась только что вошедшая туда привратница.
А на улице, как в паровой бане, дрожал и клубился горячий воздух, сверкало солнце, искрилась тончайшая каменная пыль, все шумело и двигалось; подошел трамвай, остановился и тут же тронулся дальше. В бистро справа почти беспрерывно звенел дверной колокольчик. Камнедробилка с ужасающим грохотом поглощала текущий в нее поток каменных глыб. На канале маленький буксир с синим треугольником надрывно гудел у ворот шлюза, которые только что закрылись у него перед носом.
Глава 3
На ярко-синей вывеске с изображением парохода, над которым парит чайка, было написано: «Встреча „Орлов“. Проводка судов по Марне и Верхней Сене».
Это было то бистро, что справа. Мегрэ толкнул дверь, вошел, уселся в углу, и разговоры в зальце сразу оборвались. За столиком поодаль расположилась компания из пяти человек. Они сидели, откинувшись на спинки стульев, заложив ногу на ногу, сдвинув фуражки на лоб — солнце слепило даже в помещении. Четверо были в синих тельняшках, кожа у всех была обожжена и начинала лупиться, волосы на затылках и висках выгорели.
Пятый, хозяин заведения, тотчас встал и направился к Мегрэ.
— Что будете пить?
Заведение сияло чистотой. Пол устилали свежие опилки, стойка сверкала, в воздухе витал сладковато-горький запах — был час аперитива.
