Кейт Аткинсон - Чуть свет, с собакою вдвоем

— Красивое платьице, лапуль, — сказала Лиз, и Кортни в ответ махнула ей серебристой волшебной палочкой, словно папа римский благословением осенил.

— Вы ее раньше видели? — спросила Трейси.

Три женщины внимательно оглядели ребенка на заднем сиденье. Та уже наполовину сгрызла яблоко и теперь замерла посреди укуса. Красное яблоко, съеденное Белоснежкой. Яблоко и палочка, держава и скипетр ее суверенного королевства.

— Нет, прости, — сказала Лиз.

— Не-а, — к облегчению Трейси, поддержала молодая.

— А имя у тебя есть? — спросила ее Трейси.

— Не-а.

Трейси посмотрела на нее снова. Fille de joie[127], вероятность насильственной смерти в сорок раз выше, чем у других представительниц ее пола. И что тут сделаешь? Да ничего.

— Нет, ну правда, — сказала Трейси. — Как тебя зовут?

— Шевонн. Ше-во-два-эн, каждый раз приходится по слогам, заебалась уже. Это ирландское.

Девчонка умеет писать, пускай только собственное безграмотное имя. Келли Кросс до того тупа, что не могла написать правильно даже «Шуван». У Келли мать ирландка. Финула. Трейси так давно работает, что на ее глазах сменилось три поколения проституток. «Черномазая как есть», — говаривал Барри. Для Барри один черт — что негры, что цыгане, что ирландцы, все одинаково плохи.

Трейси повернулась к Лиз:

— Дашь мне адрес Келли?

— Она жила в Ханслете.

— В Хэрхиллзе, — встряла Шевонн. — Но за так ничё не будет.

За адрес Келли Кросс Трейси уплатила еще двадцать фунтов.

— А теперь обе отъебитесь, — велела она.

На Бат-роуд свернул серый «авенсис», перед носом «ауди» съехал с дороги и припарковался во дворе какого-то заброшенного склада, порушенного осколка недвижимости. Чуток многовато совпадений. Трейси присмотрелась, ища розового кролика, но машина стояла слишком далеко — не разглядеть.

— Опля, — сказала Лиз, и belles de jour[128] заковыляли к «авенсису».

— Вот серая машина, — услужливо сообщила Кортни.

— Да, лап, я уж вижу.

Трейси остановила машину в переулке на задах. Заглушила мотор, выбралась, отстегнула Кортни. Дом Келли Кросс — последнее место на земле, куда охота вести ребенка, но выбора нет — не оставишь ведь ее одну в машине посреди сомнительного переулка. С той минуты, когда увидела Келли Кросс в «Меррион-центре», Трейси непрерывно делала выбор — шла бесконечной чередой развилок. Рано или поздно упрется в тупик. Если еще не.

Келли — единственное, что связывает Трейси с Кортни. Избавишься от Келли — оборвется цепочка улик, которая выводит к Трейси. И останутся лишь Имоджен и ее дочка Люси. И Трейси не придется до конца дней своих оглядываться через плечо. Кокнуть Келли Кросс. Соблазнительна сама аллитерация. Сердце неприятно заколотилось. Перерезать ниточку, связывающую Келли и ребенка, Келли и Трейси. Выковать новые ужасные узы, но вычеркнуть претензии Келли Кросс. Кто подготовлен к убийству лучше полицейского?

Калитка на задний двор была открыта. Дворик маленький, мусора столько, что рискуешь приступом клаустрофобии, — старая стиральная машина, задрипанное кресло, черные мешки для мусора, внутри бог знает что. Окна замызганные, потрескавшиеся, затянуты рыхлой паутиной, в паутине мухи. На облупленной краске задней двери скотчем наклеена бумажка — полуграмотной рукой выведено «Кросс». Дверь такая, будто ее не раз вышибали ногами. Трейси вздохнула. Многие годы в полиции она стучалась в такие двери.

И не получала ответа.

Она снова постучала, громче, как положено полицейскому. Ни звука. Осторожно толкнула дверь, и та открылась. В триллерах по телевизору это всегда зловещий момент — за открытой дверью не бывает ничего хорошего, — но, по опыту Трейси, открытая дверь, как правило, означает, что кто-то позабыл запереть.

Дверь вела прямо в кухню. Трейси опасливо ступила внутрь и сказала:

— Келли?

Отчасти она ждала, что Келли вылетит из-за угла, вереща, как банши. Один шаг, другой, и тут она сообразила, что Кортни идет за ней по пятам, словно они играют в «тише едешь — дальше будешь».

— Побудь здесь, лап, хорошо? — сказала Трейси.

Еще пара шагов в кухню, девочка по-прежнему идет следом. Трейси выволокла стул из-за стола:

— Посиди. Только ничего не трогай.

Трейси включила свет. В полицейских триллерах свет не включают. Наверное, чтобы не нарушать атмосферу. Ничего, без атмосферы обойдемся. Не кухня, а угроза здоровью. Припадочная флуоресцентная лампа явила взору пищевые контейнеры из фольги, грязные кастрюли и сковородки, сгнившую еду, прокисшее молоко, и все это подернуто вонью алкоголя и табачного дыма.

— Келли? — снова сказала Трейси, выдвигаясь в коридор. По пути она включала свет. Снаружи сумерки, но сумрак в доме гуще.

Комнатушка на задах. Вся забита коробками, содержимое вываливается — главным образом одежда, только на шодди и сгодится. Дальше гостиная, если это слово уместно. Хуже и не вообразишь. Пустые сигаретные пачки, грязные тарелки, опять контейнеры навынос. Пустые бутылки и банки, из-под диванной подушки торчит шприц, все загажено, все запущено. Трейси читала о Лидсе девятнадцатого века — нищета, непередаваемые условия жизни фабричных бедняков. В нечистотах по колено. Так вот здесь примерно то же самое.

Ни малейшего признака, что в доме живет ребенок, отметила Трейси, — ни одежды, ни игрушек, ни DVD. Она неохотно поволоклась наверх по узкой крутой лестнице. Три двери на выбор, все закрыты. Как в сказке. Или в кошмаре. Перед глазами снова мелькнул Лавелл-парк, Кен Аркрайт плечом вышибает дверь. И какая вонь после этого и мухи…

От ванной тошнит. Не может быть, чтоб Келли водила сюда клиентов. Даже самый непривередливый содрогнется в этом царстве непотребства.

За второй дверью — маленькая спальня. Совершенно пустая. Вообще ничего, лишь комья пыли, грязь, обрывки фольги да редкая пенопластовая крошка, точно картофельные хлопья-альбиносы на голых половицах.

Осталась одна дверь. Трейси помялась — корежит, как представишь, что она войдет, а Келли там обслуживает одного из наименее разборчивых своих клиентов. Она громко постучала в дверь:

— Келли? Келли, это Трейси. Трейси Уотерхаус.

Ответа не последовало, и она осторожно толкнула дверь.

Везде канализационная вонь потрохов и смерти. Даже закаленный полицией мотор Трейси екнул. Келли Кросс распростерлась на постели — вместо головы кровавое месиво, живот взрезан. Одета, видимо, на работу — малюсенькая черная юбка и серебристый блескучий топ под горло. Блестки разлетелись по постели и рыбьей чешуей мерцали под яркой потолочной лампочкой.

Трейси приложила два пальца к ее шее. Пульса нет. Непонятно, зачем проверяла, — и так ослепительно ясно, что Келли мертва. Еще теплая. Трейси предпочитала похолодевшие трупы.

Келли Кросс мертва. Желание Трейси исполнилось. Мысль в мгновение ока обрела плоть, явно поработала черная магия — Трейси догадалась бы, если б хватало сил думать так быстро. Она не верила в магию. В чернейшую темноту, впрочем, верила.

На работе она видала и похуже, отчего, однако, омерзительная картина перед глазами в тошнотворности не теряла. Ладно, не время ужасаться. Кого играем полицейского или преступника? Как Трейси и подозревала, это почти одно и то же, только знаки противоположны. Она выкопала из сумки одноразовый платок и протерла все дверные ручки и косяки. Жалко, что влажных салфеток так и не купила. Наверняка оставила улики — волос, чешуйку кожи, рыбную чешую. Трек Трейси.

А Кортни что-нибудь трогала? Девочка послушно ждала в кухне. Заподозрила что-нибудь? Лицо, как обычно, непроницаемо.

— Пошли, лап, — сказала Трейси, и голос ее аж надрывался пустой бодростью. — Пора домой.

Кортни опустила палочку — властитель благословил обиталище мертвых. Она соскользнула со стула, и Трейси выпроводила ее из дома.

— Пойдем в машину, Кортни.

— Люси, — напомнила та.

Когда Трейси подъехала к дому с тыла, Кортни уже спала. Не асфальт, а щебенка, почти как в деревне. Дорожка вела к шеренге сараев под аренду — удобные гаражи, соседи пользуются. Трейси рванула дверь своего сарая, задом въехала в пустоту, как заправский каскадер, заглушила мотор и уткнулась лбом в руль. Кажется, ее сейчас вырвет.

Кортни вздрогнула, проснулась:

— Что случилось?

— Ты уснула, — сказала Трейси. — Пока спала, ничего не случилось. Мы только слегка переместились во времени и пространстве. Мы дома. Возьми еще яблоко. — (Бананы закончились.)

Поеданию яблока девочка уделяла много внимания, словно готовилась стать профессиональным едоком яблок. Трейси мутило от одной мысли о еде. Не терпелось залезть в душ и соскрести запах смерти, который приехал с ней из Хэрхиллза и обволакивал вонючей аурой.