Кейт Аткинсон - Чуть свет, с собакою вдвоем

Худощавая, лет тридцати пяти, крашеные черные волосы из предыдущего десятилетия, челка ровная — того и гляди порежешься, если чересчур близко подойдешь. Не нос, а клюв — лицо голодное. Из тех, что по трупам павших пойдут, лишь бы заполучить сюжетец.

— Боюсь, я не могу прокомментировать случившееся, — сказал ей Аркрайт. — Расследование не завершено. Я думаю, лапуль, потом будет пресс-конференция.

От этого «лапуль» Мэрилин Неттлз аж шарахнулась. Трейси видела, как хочется журналистке ответить: «Не смей произносить при мне эти снисходительные сексистские словечки, безмозглый полицейский боров!» — но та прикусила язык и сказала другое:

— Соседи говорят, это некая Кэрол Брейтуэйт?

— Не могу прокомментировать.

— Насколько я поняла, известно, что она проститутка.

— Боюсь, я ничего такого не знаю.

— Ой, да ладно вам, констебль, ну хоть что-нибудь скажите, а?

Мэрилин Неттлз сделала что-то странное — сначала губами, потом глазами. Через пару секунд Трейси догадалась, что Мэрилин Неттлз кокетничает с Аркрайтом. Да она не в своем уме. Все равно что с комодом кокетничать.

— Вам что-то в глаз попало? — невинно спросила Трейси.

Мэрилин Неттлз не обратила внимания, вот-вот в Аркрайта вцепится.

— Помогите бедной девушке, — сказала она. Показала на пальцах. — Вот совсем капельку? Ну хоть что-нибудь.

Аркрайт весьма неторопливо запустил руку в карман и вынул десятипенсовик. Великобритания перешла на десятичную систему года четыре назад, но Аркрайт по-прежнему называл это «новые деньги».

— На, девонька, держи. — Он протянул Мэрилин Неттлз монетку. — Купи себе пакет чипсов. Тебе подкормиться надо.

Она развернулась на каблуках и в негодовании зашагала к красному «воксхолл-виктору».

— Не хотел бы я с ней миловаться, — сказал Аркрайт. — Все равно что мощи обнимать. — Он поглядел на отвергнутую монетку и подкинул ее в воздух. Поймал, прихлопнул на тыле ладони. — Орел или решка? — спросил он Трейси.

— Ты нормально, девонька? — спросил Аркрайт, допив горькое и озираясь, словно ждал, что из пустоты материализуется следующее.

— Ага, — сказала Трейси.

— Еще будешь?

Она вздохнула:

— Не, я пойду. Мать ягнятину тушит.

Зато он сделал выводы — сегодня он не падет глупой жертвой скуки. Нет: он заказал невинное, судя по меню, пропитание в номер, никакого алкоголя, а когда провиант доставили, с тарелкой растянулся на постели и взял пульт от телевизора.

«Балкер». Ну само собой. Джексон вздохнул. Стоило только поверить, что включать телевизор безопасно.

Балкер — черствый, но временами чувствительный детектив-инспектор, работает в суровом северном городке («Брэдторпе») и зеленой сельской долине («Хардейле»). В поисках правды то и дело плюет на власти предержащие и в финале неизменно выходит весь в белом. Индивидуалист, но (о чем кто-нибудь сообщает минимум раз в каждой серии) «блистательный детектив». С женщинами ненадежен, однако то и дело их очаровывает. Опыт Джексона показывал, что на самом деле происходит ровно обратное: чем он ненадежнее (как правило, хотел бы отметить он, не по своей вине), тем меньше нравился женщинам.

Джулия — ты подумай, Джулия, которая «отказалась от актерства, дабы сосредоточиться на том, чтобы стать хорошей матерью и женой» (заявление, которому не поверил никто, и в особенности Джексон), — недавно получила роль в «Балкере». Джексон решил, что она сыграет труп или в лучшем случае барменшу в эпизоде, но выяснилось, что ее взяли на роль судмедэксперта.

(— Судмедэксперт? — Скрыть изумление Джексону не удалось.

— Да, Джексон, — сказала она крайне терпеливо. — Мне не нужно получать медицинскую степень или проводить вскрытия. Это называется играть.

— И все равно… — пробормотал Джексон.)

Шикарной (крутой, но справедливой, сексуальной, но знающей) подругой Винса Балкера была детектив-сержант Чарли Ламберт, актриса по имени Саския Блай. Спорила, угрожала, улещивала, бегала и изображала каратистку с первой до последней минуты каждого эпизода. Худая блондинка, большие слезливые глаза, а скулы такие, что хоть стирку развешивай (как сказала бы мать Джексона). Не в его вкусе. (У него есть вкус? И каков же он? Вчерашняя женщина? Ну уж нетушки.) Саскию Блай, пожалуй, чуть тронь — синяков понаставишь. Джексон любил, чтоб женщины были крепкие.

Балкер и Ламберт. Всего двое, Морс и Льюис[124], Холмс и Уотсон, двуликий дуэт, раскрывающий любое убийство в округе, лишь между делом получая пренебрежимо малую помощь от полуанонимных компьютерщиков и патрульных. Хотел бы Джексон посмотреть, как эта парочка раскроет дело в реальном мире. Судмедэксперт требовалась для создания «контраста их отношениям».

— Ты пойми, это все не о преступлениях, — сказала Джулия. — А об этих людях.

— Но они же не настоящие, — возразил Джексон.

— Я в курсе. Искусство перерабатывает реальность.

— Искусство?! — изумился Джексон, — Ты считаешь, «Балкер» — искусство? И я думал, что перерабатывают нефть.

— Ты меня понял.

Джулию взяли вместо предыдущего судмедэксперта, мужчины. У актера, который его играл, на компьютере нашли детскую порнографию — теперь он где-то в тюрьме тихонько превращался в педофила. Ирония правосудия — такую юриспруденцию Джексон любил. Мировая справедливость — это, само собой, прекрасно, однако ее шестеренки обычно не торопятся.

Некоторое время назад Винс Балкер негаданно обзавелся матерью (заботливой, но докучливой, благоразумной, но тревожной). Старая актриса, мелькает с незапамятных времен. («Это чтобы его очеловечить», — пояснила Джулия.) Джексон считал, что наличие матери не способно никого очеловечить (что бы это ни значило). Мать есть у всех — у насильников, убийц, Гитлера, Пол Пота, Маргарет Тэтчер. («Ну, вымысел страннее правды», — сказала Джулия.)

Лицо у матери Винса Балкера знакомое. Джексон попытался припомнить, но раздражительные микроскопические лилипуты, которые ныне правили его памятью (хватали и таскали папки, проверяли содержимое по картотеке, запихивали папки в коробки, а коробки отправляли на бесконечные полки серых металлических стеллажей, где их потом ни за что не найти), этот фрагмент данных потеряли, что случалось теперь довольно часто. Сей условный план работы мозга Джексон в детстве почерпнул из «Черепушек» в комиксах «Толковый малый»[125] и с тех пор так и не придумал более продвинутой схемы.

Наверное, мозговые обитатели других людей управляют процессом, как авиадиспетчеры, всегда знают, где лежит все, за что они в ответе, никогда не отлучаются гонять чаи и не болтаются в сумрачных проходах между полками с невостребованными данными, где тайком перекуривают и жалуются на невыносимые условия труда. Само собой, в один прекрасный день они просто бросят инструменты и выйдут вон.

Очевидно, мать Винса Балкера по ошибке засунули в недоступные глубины стальных стеллажей.

Джулия звала ее Тилли Десять Дублей. Джексон заезжал к Джулии на площадку, заскочил без предупреждения, сообразив, что едет мимо тех мест, где снимают «Балкера».

— Бедняжечка, память совсем отказывает, — сказала Джулия. — О чем они думали, когда ее на роль брали? Ее скоро убьют.

— Убьют? — спросил Джексон.

— В сериале.

Они пили кофе в промозглой пристройке к кафе на колесах — коровнике, видимо, где поставили деревенские столы.

— Это не коровник, — сказала Джулия, — это амбар.

— Он настоящий или декорация?

— Все настоящее, — сказала она. — Хотя, с другой стороны, разумеется, можно сказать, что все понарошку.

Джексон постучал лбом о деревянный стол. Понарошку, само собой.

Джулия переоделась к съемкам — голубая форма, волосы узлом.

— Тебя всегда тянуло к женщинам в униформе, — сказала она.

— Возможно, но меня никогда не заводили люди, которые режут трупы.

— Никогда не говори «никогда», — ответила Джулия.

Интересно, где сейчас их сын. Оба о нем не поминали.

— А с Натаном сейчас Джонатан? — в конце концов спросил он, и Джулия этак неопределенно пожала плечами. — Либо да, либо нет. И не говори мне, что и то и другое. Мы не о параллельных вселенных беседуем.

Она тяжело вздохнула:

— Нет. Няня, местная девочка. И тебе уже поздновато беспокоиться о благополучии твоего сына.

— Ну, раньше я не беспокоился, потому что ты утверждала, будто он не мой, — разумно заметил Джексон.

— Мне пора, — сказала она. — У меня в три вскрытие.

И тут его осенило.

— Ну ты только, — сказал Джексон собаке.

Собака поглядела на него в ожидании финала. Мать Винса Балкера — это же растерянная старушка из «Меррион-центра».