Найо Марш - Смерть в театре «Дельфин»
— Не знаю. Он здесь был. Возможно, он совершенно ни при чем, но надо проверить. Выполните мою просьбу?
— Должен признаться, с крайней неохотой. Это малоприятно.
— Как малоприятен и вид тела Джоббинса, — сказал Аллен.
— Что бы там ни произошло, — проговорил побледневший Перигрин, — кто бы ни опрокинул бронзового дельфина, я не верю, что это было обдуманное, хладнокровное убийство. Мне кажется, этот некто перевернул подставку в слепой попытке остановить надвигавшегося Джоббинса. И, клянусь Богом, мне вовсе не хочется принимать участие в погоне за этим человеком, кто бы он ни был: мальчик или кто другой.
— Прекрасно. Кстати, как насчёт мальчика, если он ни в чем не виноват? Почему вы пытаетесь использовать его в качестве буфера, удобного предлога для оправдания собственной неохоты, более удобного, чем защита постороннего человека? Учтите, что его сбросили с яруса. Именно сбросили. Он уцелел благодаря одному шансу из сотни, да и то хрустнув, как яичная скорлупа. О да, — добавил Аллен, внимательно наблюдавший за Перигрином, — это сравнение отдаёт плохим вкусом. Убийства вообще отличаются дурным вкусом. Вы имели случай столкнуться с одним из них, так что должны бы понимать.
— Зачем вы так? Это отвратительно.
— В таком случае ступайте, и пусть вас вытошнит. А потом, поразмыслив на досуге, сядьте и запишите все — абсолютно все! — что вы знаете о Кондукисе и прочем. В данный момент я вас больше не задерживаю. Проваливайте!
— Из моего собственного кабинета, смею вам напомнить. Кроме того, на площадке лестницы провалиться вряд ли удастся. Разве что откину копыта.
— Очко в вашу пользу, — засмеялся Аллен. — Не сердитесь. Уверяю вас, гораздо лучше откинуть копыта на лестнице, чем в комнате ожидания Скотленд-Ярда. Ладно, попробуем ещё раз. Если ваша совесть и желудок не станут слишком возражать, может быть, вы расскажете мне вкратце о прошлом членов труппы? Нет-нет, — Аллен слегка приподнял руку, — я знаю, что вы относитесь к ним лояльно, и вовсе не прошу компромата. Я только хочу напомнить вам, Джей, что подозрение так или иначе падает на лиц, работающих в театре, поэтому неизбежны долгие беседы и различные предположения. В труппе, за исключением вас, мисс Дюн и мисс Мейд, поскольку у вас хорошие алиби, и, возможно, Гарри Грава, нет ни одного человека, включая Уинтера Морриса и Джереми Джонса, который не имел бы физической возможности убить Джоббинса и покалечить ребёнка.
— Не понимаю, откуда вы это взяли. Все они, кроме Тревора, ушли. Я сам видел, как они уходили. Двери были заперты на замок и засов.
— Служебная дверь была заперта, но не на засов. Хокинс отпер её собственным ключом. Главная дверь была открыта, когда уходила мисс Брейс, а на засов её закрыли только после ухода Морриса и Найта. Они слышали, как Джоббинс гремит задвижкой.
— В таком случае их можно со всей уверенностью исключить.
— А вы примерьте ситуацию на себя, — возразил Аллен. — Джоббинс ещё жив. Кто-то стучит в главную дверь. Он спускается в нижнее фойе. Знакомый голос просит открыть. Скажем, актёр забыл в гримерной деньги или ещё что-нибудь. Джоббинс впускает его. Вошедший направляется за сцену, говоря, что уйдёт через служебный вход. Джоббинс возвращается на пост. В полночь он делает свои обычные телефонные звонки. Продолжение следует.
— Откуда вы знаете?
— Господи, дорогой мой сэр! Для блистательного драматурга у вас не все в порядке с логикой. Я не знаю. Я просто выдвигаю версию, которая может свести на нет вашу теорию о запертом театре. Это простое, даже простейшее предположение недалеко от истины. Ну ладно. Я лишь пытаюсь внушить вам мысль; желая выглядеть деликатным и лояльным, даже защищая убийцу, вы никак не поможете очиститься от подозрений остальным шестерым, или даже семерым, если учесть Кондукиса.
Перигрин задумался.
— По-моему, — сказал он наконец, — все это чистая софистика, но считайте, что вы меня убедили. Только учтите: вы ставите на неудачника. У меня скверная память. Вот например. С момента катастрофы у меня в голове вертится что-то тревожное. Вы думаете, я знаю, что именно? Ха-ха.
— А с чем оно связано?
— Не знаю. Быть может, со стонами Тревора. С Кондукисом. С тем утром, когда он показал мне реликвию. Правда, в тот момент я был навеселе, так что полагаться на меня вообще нельзя. Впрочем, спрашивайте, а я постараюсь ответить.
— Весьма любезно с вашей стороны, — сухо сказал Аллен. — Начнём с… да с кого угодно. С Маркуса Найта например. Вы можете рассказать о нем подробнее, чем газеты. Биография его мне известна. Он действительно такой темпераментный?
— Ax, это! — Перигрин испытал облегчение. — Он сам дьявол, о чем всем известно, однако он несравненный актёр и потому мы изо всех сил стараемся примириться с его характером. В принципе он весёлый малый, собирает марки, но не выносит и намёка на критику — взрывается сразу, как ракета. Любит распускать хвост павлином и умирает от любой неодобрительной фразы в газете. Люди говорят, что в глубине души он — просто прелесть, хотя добраться до этой глубины не так-то легко.
Аллен поднялся из-за стола и подошёл к стенке, где были развешаны фотографии всех членов труппы в костюмах их персонажей и с подписями. Маркус Найт был запечатлён на фоне потрясающе сходного с ним портрета Графтона. Перигрин присоединился к Аллену.
— Поразительное сходство, — заметил Аллен. — Какая удача для вас!
Он повернулся к Перигрину и обнаружил, что тот внимательно разглядывает подпись на фотографии.
— Самоуверенный росчерк, — сухо заметил Аллен.
— Да. Но дело не в этом. Что-то было… Черт! Не помню.
— Может быть, вспомните. Оставьте пока. Лучше скажите, всегда ли Грав поддразнивает Найта, как это было сегодня, называя королём «Дельфина» и прочее?
— Постоянно.
— Но если Найт действительно так вспыльчив, почему он до сих пор не стряхнул прах «Дельфина» со своих ног? Что его удерживает?
— По-моему, — откровенно сказал Перигрин, — ему нравится роль.
— Мой дорогой Джей, приношу вам свои глубочайшие извинения. Ну конечно же! Вне всякого сомнения, это его лучшая роль, если не считать шекспировских образов.
— Вы действительно так думаете?
— Клянусь вам.
Лицо Перигрина неожиданно просветлело.
— Спасибо. Я вам верю.
— Странно, что вам есть дело до моих мыслей. Вы ведь сами должны понимать, насколько хороша ваша пьеса.
— Да, но мне нравится, когда об этом говорят. Из чего вы, между прочим, можете сделать вывод, что в этом плане наши с Марко характеры весьма схожи.
— Они с Дестини Мейд были любовниками?
— Да, причём постоянными, пока Гарри не бросил бедняжку Герти и не разбил парочку. К сожалению, характер исполняемых ими ролей удивительно совпал с ситуацией. Подобные совпадения чреваты неприятностями. А способность Марко беситься из-за капли на шляпу… о, тут может произойти все, что угодно.
— Мисс Мейд, насколько я понял, не… не относится к, интеллектуальному типу личности.
— Она настолько тупа, — задумчиво сказал Перигрин, подыскивая сравнение, — ну настолько, что просто диву даёшься. Милочка Десси. Но, — добавил он, приподняв палец, — не без доли хитрости. Право, без элемента притворства тут не обошлось.
— Вам, наверное, пришлось нелегко, особенно если учесть тонкий характер её роли?
— Да нет. Нужно только вовремя сказать: «Дорогая, ты печальна. У тебя разбито сердце. Ты больше не в силах сдерживаться», — и мгновенно ручей слез. Или:
"Дорогая, ты слишком умна для них», — и она тут же становится жёстче мрамора. А проще всего: «Дорогая, ты отправляешь его в дальний путь», — тогда она вообще ничего не делает, а смотрится — очаровательно. Понимаете, она изображает, а додумывает уже публика.
— Темпераментна?
— Только в тех случаях, когда считает нужным устроить скандал. В принципе — добрая душа.
— Найта она отвергла сразу или отвадила постепенно?
— Очень постепенно. Было забавно наблюдать за ними на репетициях. В любовных сценах. Она рассматривала свои ногти, подправляла ресницы, а потом вообще попросила прогонять эти эпизоды чисто формально, поскольку не должна обдумать свой подход. Никакого подхода у неё, разумеется, нет и не может быть — только чистая интуиция на основе блестящей техники и изрядного гонора звезды.
— Кажется, она разошлась со своим вторым мужем и живёт одна?
— Э-э… да. Официально.
— Что ещё вы можете сказать о ней?
— Она азартный игрок. Способна проиграться в пух и прах. Собственно говоря, именно по этой причине и распался её второй брак. Муж был просто не в состоянии выдержать все эти рулетки и партии в покер.
— В целом ей везёт?
— Думаю, она и сама толком не знает.
— А мисс Брейс?
— О, тут совсем другое дело. Я ничего не знаю о её прошлом, но сейчас на её долю достаются все пощёчины, причитающиеся Оскорблённой Женщине. Она… она не всегда умеет быть снисходительной и часто ведёт себя так, будто попала в осиное гнездо. С Марко они объединились на почве отвергнутых чувств. Марко сейчас — ходячая уязвлённая гордость и смертельная обида. Он до сих пор не может поверить, что с ним так обошлись. Кстати, трогательный штрих: вплоть до сегодняшнего дня он никоим образом не задевал Дестини. Вообще-то я опасался, что он налетит на Гарри.
