Она растворилась в воздухе - Уайт Этель

— Хорошо, идите — дал разрешение миллионер. 

— Постойте, у вас случайно нет спичек? — Задержал Виолу Мак, а когда она протянула ему коробок, он положил спички в карман и, со значением на нее посмотрев, заявил:

— Я выкурю сигарету внизу у пожарной лестницы на свежем воздухе.

Пряча ликование за гримасой досады, Виола поднималась, шагая медленно, будто побежденная. Судя по поведению Мака, он подозревает ее в намерении сжечь компрометирующее письмо, а затем сбежать от них по пожарной лестнице. И она ему подыгрывала, пусть думает, что его проницательность сработала, — она, поняв, что ее этот план провалился, теперь поднимается наверх просто пытаясь сохранить лицо. 

Однако, когда ее не стало видно из холла, девушка быстро, как только ей позволяла травмированная лодыжка, направилась в номер 16. Зайдя в темную комнату, Виола наощупь нашла выключатель, но почему-то загорелся только один маленький светильник в центре потолка. Тот давал лишь слабенькое освещение в этой длинной комнате и делал ее жуткой и незнакомой на вид. Стены и пол были скрыты во мраке и, казалось, были заселены двигающимися тенями, которые будто следовали одна за другой.

Нервно оглядевшись, Виола вспомнила, что стоит на том самом месте, где стояла Беатрис прямо перед тем, как исчезла. Рой вопросов крутился в голове девушки. Куда ушла Беатрис? Каким образом? Письмо, написанное ее рукой, казалось доказательством того, что она придумала некий чудесный способ перемещения.

При мысли о темных смеющихся глазах Беатрис в горле Виолы снова встал комок.

— Быть может, она была испорченной и несносной, — напомнила она себе, — но она была милой, бескорыстной и щедрой. Я была такой занудой, когда отказалась взять в подарок то кольцо. Я причинила ей боль… О, моя дорогая, я бы отдала жизнь, чтобы вернуть тебя.

Направляясь к рабочему столу мадам Гойи, Виола горько плакала. Вытерев слезы, она припомнила номер Алана и только потом сняла трубку.

Соединиться с Аланом никак не удавалось. Девушка слушала прерывистые гудки и щелчки, пока ее нетерпение не переросло в лихорадочный жар. Причиной этому было не только то, что она заставляла Стерлингов ждать (при мысли об этом она нетерпеливо постукивала пальцами по столу) — еще больше, нежели их неудовольствия, Виола страшилась того, что ее застанут тут прежде, чем она успеет связаться с Аланом.

Неожиданно Виола обнаружила, что ее пугает эта комната. Этот страх все усиливался, пока она не поняла, что больше оставаться здесь не может. Это место было пристанищем чего-то ужасного. Несколько часов назад здесь бесследно исчезла девушка.

Виола боялась того, что здесь произошло — боялась того, что могло произойти снова. Бросив трубку, девушка бросилась к двери, а затем остановилась, уставившись перед собой с неверием и ужасом. В эту секунду она посчитала, что ее воображение сыграло с ней злую шутку. — Когда Виола взглянула на будто подернутую пеленой поверхность темного зеркала, ей показалось, что вместо своего собственного отражения она видит лицо и фигуру Рафаэля Кросса.

Узнав его, Виола припомнила, что не слышала звуков открывающейся двери или шагов. Обернувшись, она обнаружила за собой лишь пустую комнату. Если Кросс и стоял там только что, то он растворился в воздухе.

Виола заставила себя еще раз взглянуть в зеркало… Старое стекло с сероватым налетом отражало только ее бледное лицо с испуганными глазами. В них отражался такой ужас, что девушку напугало их выражение. Ее нервы окончательно сдали, и она, словно безумная, бросилась прочь из комнаты.

Глава XXI. Мадам съезжает

Пробуждение на следующее утро было ужасным для Виолы. После нескольких часов крепкого сна она с трудом разлепила глаза и уставилась на знакомую роскошь своей комнаты. В голове у нее стучало, горло пересохло, а привкус во рту напомнил последствия бурной гулянки.

«Я напилась?» — задав себе этот вопрос, девушка вдруг вспомнила, что Беатрис пропала.

Когда шок от этого осознания притупился, память Виолы начала возвращаться к событиям вчерашнего дня. Хотя она не смогла вспомнить дорогу из Померании Хаус в отель, она была уверена, что находилась на грани обморока, когда добралась сюда. Рафаэль Кросс, этот добрый опытный человек, настоял на том, что она выпила напиток, который ее оглушил и ей удалось лишь добраться до своей постели.

Ее память продолжала извлекать фрагменты, и Виола смутно вспомнила о том, что была в квартире мадам Гойи, чтобы тайно позвонить Алану. Тогда что-то в этой комнате испугало ее, но причина этой тревоги смешалась в ее памяти с той невероятной зеркальной иллюзией, которая, должно быть, ей приснилась этой ночью.

Утомившись от напряженного припоминания, Виола задалась вопросом, произошли ли какие-то новые события и связались ли похитители с родителями своей жертвы? Хотя девушка боялась предстоящей встречи со Стерлингами, все же она встала с кровати и начала одеваться. После душа ожидаемого облегчения не почувствовалось, девушка по-прежнему боялась, боялась любых новостей — хороших просто не могло быть.

Виола некоторое время простояла за дверью королевского люкса Стерлингов, прислушиваясь к приглушенному звуку голосов и пытаясь набраться смелости, чтобы войти. Наконец горничная, прибиравшая их комнаты, услужливо открыла перед ней дверь будуара, прежде чем девушка успела возразить.

С первого взгляда на Стерлингов у Виолы возникло впечатление, что они лишились всего того, что делало их личностями, и от них не осталось ничего, кроме пустых оболочек. Миллионер, опустившийся в свое кресло, выглядел высохшим, будто мумия; только глаза на его лице были живыми и сверкали озлобленностью и страданием.

На Кристине был великолепный халат из жесткой парчи оттенка голубой гортензии. На ее лицо вернулся румянец, ее прическа была приведена в порядок, и все же она чем-то напомнила Виоле то старье, что выбрасывают на мусорную кучу.

Тяжесть этой картины смягчал Рафаэль Кросс, который нанес ранний визит. Хотя его ярко-голубые глаза выдавали некоторое напряжение, его живость и энергичность делали его вдвойне реальным и бодрым по сравнению с остальными.

Виола облизала губы и попыталась заговорить, но слова так и застряли у нее в горле. Кросс приветственно кивнул ей, а миллионер пристально посмотрел на нее. Кристина была первой, кто ответил на вопрос, читавшийся в глазах девушки.

— Нет, — сказала она. — Ничего… Мы до сих пор ждем.

Кросс в ярости прикусил свою сигару:

— Вы должны понимать, это обычный прием похитителей, чтобы заставить вас плясать под их дудку. — Вы должны как следует настрадаться, прежде чем придет требование выкупа.  Вспомните, как оно пришло ко мне.

Миллионер сжимал и разжимал руки.

— Если бы я только мог связаться с ними, — пробормотал он. — Я дал бы им знать, что нет никаких ограничений. Никаких. Мы просто хотим вернуть ее.

Виола заметила стальной отблеск в глазах Кросса и подумала о том, терзает ли его еще память об Эвелин.

— Отсутствие ограничений могло бы, конечно, удовлетворить заинтересованные стороны, — резко произнес Кросс. — Но вы должны смотреть правде в глаза. Беатрис теперь возможно знает слишком много, чтобы ее отпустили. Она не ребенок, который не может рассказать свою историю прессе. И она слишком умна, чтобы быть одураченной.

— Но она может и не знать, куда ее привезли, — произнесла Кристина, и ее глаза смотрели жалобно, будто она умоляла Кросса дать ей надежду. — Они могли завязать ей глаза, и тогда она могла вовсе не видеть их лиц. Они могли изменить свои голоса. Помните, что они для нее незнакомцы.

— Если это незнакомцы, то есть шанс, — ответил Кросс. — Но мы не можем исключать возможность того, что она их знает — или, по крайней мере, одного из них. Это было проделано слишком легко… Я подозреваю, что это может быть тот на кого она просто не обращала внимания — слуга, к примеру. Или это может быть кто-то, кого она знала и кому слишком доверяла, чтобы подозревать.