Убийства в стиле Джуди и Панча - Джон Диксон Карр
Я присвистнул.
– Веронал! Так вот почему он принял его послушно, как овечка!
Стоун недовольно хмыкнул.
– А почему бы тебе, черт возьми, не вскрыть наконец этот конверт?
Мерчисон кивнул:
– Да. Он сказал мне прийти сюда завтра утром и вскрыть конверт, чтобы «увидеть честную игру». Вот это меня и беспокоит…
Быстрым движением он разорвал конверт.
Глава тринадцатая
Возвращение Л
В конверте было несколько сложенных плотных листов бумаги, исписанных крупным и корявым, но очень четким почерком. Мерчисон взглянул на первые несколько строк, и выражение его лица изменилось.
– Что это? – спросил Стоун. – Прочти!
– Это объяснение, – сказал Мерчисон, не поднимая глаз. – Оно датировано пятнадцатым июня, три часа дня, и адресовано мне. Вам всем лучше подойти сюда.
Он разложил листы бумаги на столе посреди комнаты.
Этот отчет [написано неразборчиво] послужит как объяснением для Вас, так и тестом, который на самом деле касается моего друга Хогенауэра. Вы – единственный свидетель провала или успеха этого эксперимента, который я предпринял исключительно для того, чтобы убедить моего друга в его глупости. Я никому не говорил об этом деле; как вы можете понять, мне не хотелось бы, чтобы стало известно, что дельный человек связывает себя с каким-то «одилическим» шарлатанством.
Было замечено, что когда человек с научным складом ума стареет и ему угрожает атеросклероз, который может закончиться апоплексическим ударом, он часто обращается к исследованиям, которые противоречат научным изысканиям. Помимо прочего, атеросклероз приводит к затвердению артерий головного мозга; это факт, который нам нет необходимости обсуждать. Вы встречались с мистером Хогенауэром и видели, насколько он болен. В течение некоторого времени за ним наблюдали врачи; он придерживался определенных правил, пил только минеральную воду (а раньше увлекался стимуляторами) и бросил курить, хотя хранил при себе коллекцию трубок, от которых раньше получал столько удовольствия, – и при этом оставался умственно активным. Короче говоря, бывший ученый теперь одержим идеей доказать истинность ясновидения.
Было замечено, что поэты не сходят с ума, в отличие от математиков. Поэт хочет возвыситься до небес. А ученый хочет вместить небеса в свою голову, и его голова раскалывается. Но давайте будем справедливы к Хогенауэру. Его вера в ясновидение (я толкую этот термин вольно) не имеет никакой связи со спиритизмом или чем-либо подобным. Это разновидность так называемого животного магнетизма, о котором в свое время спорили многие – от Месмера до Гейденгайна. Суть этого явления состоит в том, что некоторые чувствительные субъекты, находясь в гипнотическом трансе, могут точно описать предметы в комнате, удаленной от них на некоторое расстояние, – причем даже в такой комнате, о которой в своем бодрствующем сознании они ничего не знают.
Есть яркие примеры такого феномена. Я не отрицаю. Но в отличие от Хогенауэра, я склонен объяснить это различием между чувственным восприятием и памятью. Память зависит от направленности внимания на ощущения. Если внимание сконцентрировано, воспоминание будет ярким; верно и обратное. Чувственное впечатление подобно теням от облаков на холме, без какой-либо попытки зафиксировать его оно исчезает, не оставляя воспоминаний…
Хогенауэр много раз навещал меня в этом отеле и не заглядывал ни в какую комнату, кроме моей собственной. Однако, если следовать теории животного магнетизма, полуоткрытая дверь, когда он проходил по коридору, вероятно, оставила сенсорную запись, которая находится вне сферы сознания до тех пор, пока мозговая деятельность не будет изменена состоянием гипноза. По убеждению Хогенауэра, ему не нужен оператор, который вводил бы его в гипнотическое состояние или направлял бы его. Я, конечно, не стал бы с этим спорить.
Метод моего друга заключался в следующем. Все приспособления для самогипноза основаны на том, что луч света попадает на ломаную отполированную поверхность, предпочтительно движущуюся, на которую устремлены глаза субъекта. Эта ломаная поверхность должна располагаться на высоте от фута до восемнадцати дюймов над уровнем глаз. В затемненной комнате моего друга тонкий луч света падал на шнур от лампы, подвешенной над столом. На конце шнура, там, где обычно висит лампочка, была связка маленьких ярких предметов – серебро является лучшим материалом, – которые представляют собой ломаную поверхность. Веревочка с яркими предметами была сделана из шпагата, который можно скрутить таким образом (такой же принцип в детских игрушках), что он будет медленно вращаться, а свет будет отражаться от ярких движущихся поверхностей, и именно на этом фиксирует взгляд субъект, сидящий в кресле. Некоторые технические детали я опускаю. Недавно Хогенауэр сказал мне, что только в одном отношении этот метод дает сбой. Луч света, выходя за пределы вращающихся поверхностей, падает на книжную полку, на которой стоит несколько томов с позолоченными переплетами. Свет отражается от них, и это дополнительное свечение отвлекает взгляд. Хогенауэр сообщил мне, что по случаю «эксперимента» он уберет книги в позолоченных переплетах…
– О боже мой, – выдохнула Эвелин. – Господи! Кен, это правда? Там все было именно так?
Я вспоминал первое любопытное свидетельство, полученное мной по этому делу, отчет, который сержант Дэвис, прокравшийся однажды ночью, чтобы заглянуть сквозь щели в ставнях гостиной Хогенауэра, передал Чартерсу: «…Вот что он говорит: в комнате было темно, но, казалось, она полна маленьких лучиков света, которые с мерцанием кружились вокруг предмета, похожего на перевернутый вверх дном цветочный горшок». Так вот, значит, как, по мнению Хогенауэра, он мог перемещаться по воздуху, оставаясь невидимым, подобно Альбертусу Магнусу.
– Да, так была обставлена комната, – произнес я.
– Подвиньтесь, – сказал Стоун. – Я не вижу нижней части страницы. Теперь переверните, следующая страница! Да, но что там насчет переставленной мебели? Что…
Нетрудно понять, что для человека, страдающего идиопатией, такие эксперименты могут быть опасны. Мой друг уверен не только в собственной способности «программировать» свой разум, но и стремится убедить меня, что я могу сделать то же самое. Это правда, что как ментально, так и физически у нас много общего, мы двоюродные братья, и, как и Хогенауэр, я хорошо поддаюсь гипнотическому воздействию. Он утверждает, что если бы мы погрузились в гипнотическое состояние в
