Роберт Голдсборо - Смерть в редакции

— Итак? — произнес Вульф, бросив суровый взгляд сначала на меня, а потом на Кремера.

— Начинайте, это — ваше шоу, — сказал я инспектору.

Тот откашлялся и начал:

— Вчера после полудня мне позвонил один врач — его имя не имеет значения. Он сказал, что ему, как медику, долго пришлось бороться со своей совестью, решая, звонить или нет. Но все же он решился на этот шаг, узнав из газет, что существует версия, согласно которой Хэрриет Хаверхилл была убита. — Еще раз откашлявшись, Кремер продолжил: — Этот человек — крупный специалист, и миссис Хаверхилл была его пациенткой. По рекомендации ее лечащего врача пять недель назад она обратилась к нему за консультацией. Специалист определил, что у миссис Хаверхилл в брюшной полости имеется злокачественная и неоперабельная опухоль. Он сказал миссис Хаверхилл, что процесс зашел слишком далеко, и жить ей осталось года два, а может быть, и меньше. У Вульфа глаза вылезли из орбит:

— Что за бред?! — вскричал он.

— Вовсе не бред, — заявил Кремер. — Сразу же после звонка я примчался к нему, и он показал мне ее историю болезни, хныча, что нарушает священную клятву медика, но в данных обстоятельствах, согласно его внутреннему убеждению, это может принести существенную пользу. Я дал ему слово, что все останется между нами. Поэтому все, что я сообщаю вам и уже сказал Гудвину, является конфиденциальной информацией. Мне показалось, что вам это следует знать, дабы навсегда оставить ваши фантазии об убийстве.

— Благодарю вас, — кисло промямлил Вульф, возвращаясь к цветочному горшку.

— Похоже, нас отпускают с миром, — сказал я Кремеру.

— О'кей, теперь вы все знаете, — пожимая плечами, произнес тот. — Помните, ни в коем случае эти сведения не должны распространяться дальше. — Он совершил резкий поворот кругом, для парня его размеров это получилось совсем неплохо. — Сумею спуститься самостоятельно, — бросил он мне через плечо и заспешил вниз по лестнице. Я следовал за ним, сохраняя дистанцию в половину пролета. Кремер вышел из дома, так и не произнеся больше ни слова. Заперев за ним дверь, я вернулся в кабинет. Поглазев секунд тридцать на телефонный аппарат, я снял трубку и набрал номер.

— Ну что еще?

— Следует ли мне теперь звонить Лону по поводу обыска офиса миссис Хаверхилл?

— Разве я сказал нечто такое, что противоречило бы ранее высказанному пожеланию? — последовал вопрос, сопровождаемый стуком брошенной трубки.

Я позвонил Лону. Выслушав мою просьбу, он начал было протестовать, но тут же, взяв себя в руки, заявил:

— Черт побери, я совсем забыл про наше соглашение о сотрудничестве. Что же, будем сотрудничать. Но тем не менее я должен предупредить Карла.

Я сказал, что не возражаю и что буду у них в десять тридцать. На самом деле, когда я входил в здание редакции «Газетт», было всего десять часов двадцать одна минута. Мне удалось прибыть раньше срока благодаря слабому уличному движению и таксисту, обожавшему наблюдать, как из-под колес его машины в разные стороны разбегаются пешеходы. Двумя минутами позже я уже стучал в дверь кабинета Лона.

— Арчи, неужели ты действительно надеешься там что-то обнаружить? — спросил он, отталкиваясь руками от крышки стола.

— Скорее всего — нет, — ответил я. — Но посмотреть еще разок будет невредно. Думаю, что со времени нашего первого посещения там побывало человек восемьдесят семь.

— Плюс-минус десяток. Но поскольку никто, кроме тебя и Вульфа, убийством это не считает, кому захочется разбирать ее бумаги?

— Убийце, естественно.

Лон невнятно пробормотал что-то и принялся отпирать двойную дверь. Кабинет выглядел примерно так же, как и во время моего первого посещения. Единственным отличием была аккуратно сложенная на письменном столе Хэрриет пачка документов и конвертов.

— Ее секретарь производила здесь уборку, — сказал Лон. — Как видишь, работы остается еще до черта.

— Да, кстати, — прервал я его, — Мистер Вульф хочет, чтобы я поговорил с секретарем.

— Этого устроить не могу — сейчас, во всяком случае. Ее зовут Энн Барвелл, и ее нет сейчас в городе. Она работала с Хэрриет Бог знает сколько времени — лет, наверное, двадцать. После пары дней разборки вещей Хэрриет Энн сломалась и ей потребовалось побыть в одиночестве. Карл, Дэвид и Донна согласились, что отдых пойдет ей на пользу. Она отправилась к сестре на Хилтон-Хед. Пробудет там самое малое пару недель.

— О'кей. Бишоп не возражал против осмотра кабинета?

— С какой стати он должен был возражать?

— Не вижу причин. Какие-нибудь документы отсюда выносили? Отчеты, письма?

— Насколько мне известно, нет. Но я могу и не знать об этом. Большая часть важных документов хранится в других помещениях редакции. Ей вовсе не требовалось держать под рукой конфиденциальные бумаги.

— Что же, приступим. Ты хочешь что-то сказать? Лон выглядел несколько растерянным.

— Ну Карл… думал, будет неплохо, если я останусь с тобой и…

— И убедишься в том, что частный сыщик, уходя, не прихватил с собой ценную вещь.

— Перестань, Арчи. Это дешевая шутка.

— Сам знаю, что дешевая, — ответил я, поднимая руки. — Приношу свои извинения. Вообще-то я всегда предпочитаю находиться в компании. И если не возражаешь, то помоги мне покопаться во всем этом барахле.

— Но все-таки что ты надеешься обнаружить?

— Какую-нибудь записку, заметку — нечто, подтверждающее намерение Хэрриет посадить Скотта в кресло издателя.

— Вульф, кажется, на этот раз переплюнул самого себя.

— Не исключено. Но мне нравится работать на него. Платит он неплохо, режим работы не оставляет желать лучшего, поэтому, когда он выступает с какой-либо идеей, я, как правило, принимаю ее. Начинаю работать с пачки бумаг на столе.

Последующие два часа мы с Лоном тщательно прочесывали кабинет, туалет и крошечную, отделанную в голубых тонах спальню. Мы разрыли гору, состоявшую из ежемесячных сводок о прибылях и убытках и других финансовых документов, циркуляров, читательских писем, на которые она, видимо, хотела ответить лично, служебных записок от руководителей отделов. В записках шла речь обо всем, начиная от формы новых официальных бланков редакции и кончая организацией футбольной встречи между «Гигантами» и «Ракетами», сбор от которой должен пойти на благотворительные цели. Я перетряс все книги, что уже говорит об объеме проделанной работы, ящики всех столов в обеих комнатах, короче говоря, произвел обыск высшего класса, в чем, без ложной скромности, считаю себя большим специалистом. Ничего касающегося Скотта я обнаружить не смог, если не считать нескольких докладов, в которых предлагалось усилить контроль за работой редакторского отдела. «Эти люди не интересуются бюджетом и совершенно не принимают его во внимание» — так заканчивалась одна из его записок. Разве редакторы смогут полюбить этого человека, если его когда-нибудь сделают издателем?

— Мы просмотрели все, — сказал Лон, ослабляя узел галстука. — И о Скотте — ничего. Или, скажем, ничего заслуживающего внимания.

— Кроме его предложения о футбольном матче.

— Да, но матч скорее всего не состоится, так как затея действительно ценная.

Я согласно кивнул, мы выключили свет и вышли. Поначалу у меня было намерение добраться до дома пешим ходом, но пока мы с Лоном играли в частных сыщиков, небо нахмурилось, и на Манхэттен обрушился первоклассный весенний ливень. После пятнадцати минут размахивания руками, мне наконец удалось остановить такси, и в двенадцать пятьдесят шесть я уже входил в кабинет. Вульф, сидя за столом, изучал свежий каталог, делая пометки в блокноте.

— Потерянное утро, — объявил я, плюхаясь в кресло. — Ничего о Скотте, и вдобавок к этому «ничего» секретарь Хэрриет — Энн Барвелл — впала в такую депрессию, что отправилась подлечиться на юг, где и пробудет по меньшей мере две недели.

Он поднял глаза, хмуро посмотрел на мои мокрые волосы и вернулся к каталогу. Я знал, что он старается протянуть время до ленча. Он против всякого рода энергичных действий — включая мыслительный процесс — на голодный желудок. Беда, правда, в том, что он также не очень любит думать и с набитым брюхом. Я принялся шуршать газетой.

— Неужели это необходимо? — взорвался он.

— Прошу прошения. Я просто решил немного поработать.

— Ничего подобного, — ответил он. — Вы просто решили заставить меня что-то делать. Итак, чего же вы хотите?

— Позвольте мне поговорить со всей бандой. Час индивидуальной беседы, и — ставлю девять к пяти, впрочем, нет, семь к двум — что один из них расколется.

Вульф отмахнулся от меня как от мухи.

— Идея не сработает, и вы сами прекрасно это знаете. Как писала Дороти Сайерс, героизм, не приносящий результатов, подобен бурлеску. А то, что вы предлагаете, — чистый бурлеск.