Ночь Бармаглота - Фредерик Браун
Он перебирал бумаги.
Я сидел там и пытался переварить тот факт, что, по крайней мере, визитная карточка Иегуди Смита была напечатана в моей собственной типографии. Я не встал проверить это. Почему-то я был совершенно готов поверить Кейтсу на слово.
Почему нет? Это составляло часть закономерности. Я и сам должен был догадаться. Не по шрифту; «Гарамонд» восьмого размера есть почти везде. Но из того факта, что в пузырьке «ВЫПЕЙ МЕНЯ!» был яд и что Иегуди не будет там, когда придёт Хэнк. Это соответствовало закономерности, и теперь я знал, в чём она заключается. Это закономерность безумия.
Моего или чьего? Я был испуган. В ту ночь я уже не раз пугался, но этот испуг был иным. Я боялся самой ночи, её закономерности.
Мне нужно было выпить, очень нужно. Я встал и направился к двери. Вращающееся кресло скрипнуло, и Кейтс сказал:
— Куда вы, чёрт побери, идёте?
— Вниз, к машине. Взять кое-что. Скоро вернусь. — Я не хотел с ним спорить.
— Садитесь. Вы никуда отсюда не пойдёте.
Я захотел с ним поспорить.
— Я арестован? И по какому же обвинению?
— Вы ключевой свидетель в деле об убийстве, Стэгер. Если там, как вы говорите, оно произошло. А если нет, то это станет пьяным хулиганством. Выбирайте.
Я выбрал. И снова уселся.
Он загнал меня в угол, и я видел, что ему это нравится. Я пожалел, что не пошёл в редакцию и не позвонил в полицию штата, невзирая на последствия.
Я ждал. Заметив «номер жучка», Кейтс заставил меня задуматься, как он мог появиться и с чего бы визитной карточке Иегуди Смита быть напечатанной в моей типографии. Если задуматься, не то чтобы это «как» было столь уж неразрешимым. Я запираю дверь при уходе, но простеньким дешёвым ключом. Такие продают по две штуки за десять центов. Да, Кто Угодно мог войти. И Кто Угодно, кем бы он ни был, мог отпечатать эту карточку, ничегошеньки не зная о печатном деле. Нужно знать регистры, чтобы установить верный размер шрифта, но кто угодно может подобрать дюжину букв, чтобы методом проб и ошибок набрать «Иегуди Смит». Маленький ручной пресс, на котором я печатаю карточки, так прост, что ребенок, во всяком случае, старшеклассник разобрался бы, как им пользоваться. Да, он сохранит не лучшие воспоминания и потратит кучу карточек в поисках результата. Но Кто Угодно, если он как следует потренировался, может напечатать отличную карточку с именем Иегуди Смита и поставить внизу мою профсоюзную этикетку.
Но зачем Кому Угодно это делать?
Чем больше я думал об этом, тем меньше оставалось смысла, хотя появилось кое-что, делавшее всё ещё более бессмысленным. Было бы куда легче напечатать эту карточку без профсоюзной этикетки, чем с ней, значит, Кто Угодно приложил некоторые дополнительные усилия, чтобы указать на тот факт, что карточка напечатана в «Гудке». Не считая смерти Иегуди Смита, всё это могло быть закономерностью чудовищного розыгрыша. Но розыгрыши не включают скоропостижную смерть. Даже такую фантастическую, какая выпала Иегуди Смиту.
Почему Иегуди Смит умер?
Где-то должен быть ключ.
И это напомнило мне о ключе в моём кармане, и я достал и изучил его, задаваясь вопросом, что я могу им открыть. Где-то должен был быть соответствующий замок.
Ключ не выглядел ни знакомым, ни незнакомым. «Йели» всегда такие. Возможно, он мой? Я мысленно перебрал все свои ключи. Ключ от парадной двери моего дома, был того же типа, но не той же фирмы. Кроме того....
Я извлёк из своего кармана ключницу и открыл её. Ключ от моей парадной двери — слева, и я сравнил его с ключом, который принёс с чердака. Выемки не совпадали; это не дубликат. И ещё больше он разнился с ключом от моей задней двери, того, что с другого края. Между ними были ещё два ключа, но оба были совсем иного типа. Один — от двери в редакцию «Гудка», а другой — от гаража позади моего дома. Я никогда не использую его; в гараже я не держу ничего ценного, кроме самой машины, а её всегда оставляю закрытой.
Мне показалось, что в ключнице должно было быть пять ключей, а не четыре, но я не мог точно вспомнить и не мог понять, какой из них отсутствует, если он вообще отсутствовал.
Это не ключ от моей машины; я никогда не убирал его в ключницу (ненавижу, когда ключ болтается и качается в замке зажигания, поэтому всегда держу его в жилетном кармане).
Я убрал ключницу обратно и снова уставился на одинокий ключ. Внезапно я подумал, не может ли он оказаться дубликатом ключа от моей машины. Но я не мог их сравнить, поскольку на сей раз оставил, уходя из машины, ключ в замке, ведь я думал, что я всего на минуту-другую забегу в офис шерифа, и кто-то из них поедет со мной в дом Уэнтвортов.
Кейтс, должно быть, повернул голову, а не всё своё вращающееся кресло, поскольку оно не скрипело, и стал смотреть, как я гляжу на ключ.
— Что это? — спросил он.
— Ключ, — сказал я. — Ключ к разгадке. Ключ к убийству.
Тут кресло заскрипело.
— Стэгер, какого чёрта? Вы просто пьяны или рехнулись?
— Не знаю, — сказал я. — А вы что думаете?
Он фыркнул.
— Дайте взглянуть на этот ключ.
Я протянул его.
— Что он открывает?
— Не знаю. — Я снова разозлился, на сей раз не на Кейтса, а на всё сразу. — Но знаю, что он должен открыть.
— Что?
— Маленькую дверцу дюймов в пятнадцать вышиной на дне кроличьей норы. Она ведёт в сад удивительной красоты.
Он долго смотрел на меня. Я отвернулся. Мне было наплевать.
Я услышал снаружи машину. Возможно, это Хэнк Гэнзер. Он не нашёл тела Иегуди Смита на чердаке. Я почему-то это знал.
И мог догадаться, как Кейтс отреагирует на это. Хотя, очевидно, он с самого начала не поверил ни единому слову. Я многое бы отдал тогда, чтобы оказаться внутри сознания Рэнса Кейтса — или того, что он использовал для этих целей, — и посмотреть, о чём он думает. Впрочем, куда больше я бы дал, чтобы оказаться внутри сознания Кого