Агата Кристи - Убийство на поле для гольфа
Дверь нам отворила Франсуаза. Пуаро сказал, что должен немедленно повидать мадам Рено, и старая служанка проводила его наверх. Я же остался в гостиной. Вернулся Пуаро довольно скоро. Он был на редкость мрачен.
– Vous voilà, Гастингс! Sacre tonnerre![85] Назревает скандал!
– Что вы хотите сказать? – удивился я.
– Вы не поверите, Гастингс, – задумчиво проговорил Пуаро, – но от женщин никогда не знаешь, чего ждать.
– А вот и Жак с мадемуазель Мартой! – воскликнул я, глядя в окно.
Пуаро выскочил из дома и перехватил их у входа.
– Не ходите туда. Так будет лучше. Ваша матушка очень расстроена.
– Знаю, знаю, – сказал Жак Рено. – И я должен сейчас же поговорить с ней.
– Нет, прошу вас. Лучше не надо.
– Но мы с Мартой…
– Мадемуазель лучше остаться здесь. Если вы так уж настаиваете, разумнее будет, если с вами пойду я.
Голос, внезапно раздавшийся откуда-то сверху позади нас, заставил всех вздрогнуть.
– Благодарю за любезность, мосье Пуаро, но я намерена объявить свою волю.
Мы обернулись и застыли в изумлении. По лестнице, тяжело опираясь на руку Леони, спускалась мадам Рено. Голова ее была забинтована. Девушка со слезами уговаривала свою госпожу вернуться в постель.
– Мадам погубит себя. Доктор строго-настрого запретил вам подниматься!
Но мадам Рено ее не слушала.
– Матушка! – закричал Жак, бросаясь к ней.
Но она властным жестом отстранила его.
– Я тебе не мать! Ты мне не сын! С этой минуты я отрекаюсь от тебя.
– Матушка! – снова крикнул ошеломленный молодой человек.
Казалось, мадам Рено дрогнула – такая нестерпимая мука звучала в голосе Жака. Пуаро протянул было руку, как бы призывая их обоих успокоиться. Но мадам Рено уже овладела собою.
– На твоих руках кровь отца. Ты виновен в его смерти. Ты ослушался его, ты пренебрег им, и все из-за этой особы. Ты жестоко обошелся с той, другой девушкой, и твой отец жизнью поплатился за это! Ступай прочь из моего дома! Завтра же я приму меры, чтобы ты ни гроша не получил из отцовского наследства. Устраивай свою жизнь как сумеешь, и пусть эта особа, дочь заклятого врага твоего отца, помогает тебе.
Мадам Рено повернулась и медленно, с мучительным трудом стала подниматься по лестнице.
Сцена была столь неожиданна и ужасна, что мы все стояли, точно громом пораженные. Жак, который и без того едва держался на ногах, пошатнулся. Мы с Пуаро бросились к нему.
– Ему совсем худо, – шепнул Пуаро, обращаясь к Марте. – Куда бы перенести его?
– Разумеется, к нам, на виллу «Маргерит». Мы с матушкой станем ухаживать за ним. Бедный Жак!
Мы отвезли молодого человека на виллу «Маргерит». Он рухнул в кресло в полуобморочном состоянии. Пуаро пощупал его лоб и руки.
– У него жар. Столь продолжительное напряжение дает себя знать. А тут еще такой удар… Надо уложить его в постель. Мы с Гастингсом позаботимся, чтобы послали за доктором.
Появившийся вскоре доктор, осмотрев больного, заверил нас, что это всего лишь результат нервного перенапряжения. Тишина и полный покой, возможно, уже завтра принесут облегчение. Но следует оберегать больного от волнений, ибо в этом случае болезнь может принять дурной оборот. Желательно, чтобы ночью кто-нибудь подежурил у его постели.
Итак, сделав все, что было в наших силах, мы оставили Жака на попечение Марты и мадам Добрэй и отправились в город. Привычное для нас обеденное время давно миновало, и оба мы отчаянно проголодались. В первом же ресторане мы утолили муки голода превосходным омлетом, за которым последовал не менее превосходный антрекот.
– А теперь самое время подумать о ночлеге, – сказал Пуаро, прихлебывая черный кофе, завершивший нашу трапезу. – Как насчет нашего старого друга «Отель де Бен»?
Недолго думая мы направились туда. Да, мосье могут быть предоставлены две отличные комнаты с видом на море. И тут Пуаро задал портье вопрос, немало меня удививший:
– Скажите, английская леди, мисс Робинсон, уже прибыла?
– Да, мосье. Она в маленькой гостиной.
– Ага!
– Пуаро! – воскликнул я, направляясь следом за ним по коридору. – Какая еще, черт побери, мисс Робинсон?
Пуаро одарил меня лучезарной улыбкой.
– Решил устроить ваше счастье, Гастингс.
– Но я…
– О господи, – сказал Пуаро, добродушно подталкивая меня в комнату. – Не думаете же вы, что я на весь Мерлинвиль раструблю имя Дьювин?
И правда, навстречу нам поднялась Сандрильона. Я взял ее руку в свои. Мои глаза сказали ей все остальное.
Пуаро кашлянул.
– Mes enfants[86], – сказал он. – В данный момент у нас нет времени на сантименты. Нам еще предстоит потрудиться. Мадемуазель, удалось ли вам сделать то, о чем я вас просил?
Вместо ответа Сандрильона вытащила из сумочки какой-то предмет, завернутый в бумагу, и молча протянула его Пуаро. Когда Пуаро развернул пакет, я вздрогнул – это был тот самый нож! Но ведь она, как я понял из ее письма, бросила его в море. Удивительно, до чего неохотно женщины расстаются со всякими пустяками, даже компрометирующими!
– Très bien, mon enfant[87], – сказал Пуаро. – Вы меня очень порадовали. А теперь покойной ночи. Нам с Гастингсом надо еще поработать. Увидитесь с ним завтра.
– Куда же вы идете? – спросила девушка, и глаза ее расширились.
– Завтра вы обо всем узнаете.
– Куда бы вы ни шли, я с вами.
– Но, мадемуазель…
– Я сказала, я с вами.
Пуаро понял, что спорить бесполезно. Он сдался.
– Пусть будет по-вашему, мадемуазель. Правда, ничего интересного не обещаю. Скорее всего, вообще ничего не произойдет.
Девушка промолчала.
Минут через двадцать мы пустились в путь. Было уже совсем темно. В воздухе чувствовалась давящая духота. Пуаро повел нас к вилле «Женевьева». Однако, когда мы дошли до виллы «Маргерит», он остановился.
– Мне хотелось бы убедиться, что с Жаком Рено все в порядке. Пойдемте со мной, Гастингс. А вы, мадемуазель, пожалуйста, подождите здесь. Мадам Добрэй, может, чего доброго, оказаться не слишком любезной.
Отворив калитку, мы пошли по дорожке к дому. Я указал Пуаро на освещенное окно второго этажа. На шторе четко вырисовывался профиль Марты Добрэй.
– Ага! – воскликнул Пуаро. – Думаю, здесь-то мы и найдем молодого Рено.
Дверь отворила мадам Добрэй. Она сообщила нам, что Жак все в том же состоянии и что если мы пожелаем, то сами можем убедиться в этом. Вслед за нею мы поднялись в спальню. Марта Добрэй сидела у стола и шила при свете настольной лампы. Увидев нас, она приложила палец к губам.
Жак Рено спал тяжелым, беспокойным сном – голова его металась по подушке, лицо пылало жаром.
– Что доктор, он придет еще? – шепотом спросил Пуаро.
– Нет, пока мы не пошлем за ним. Но Жак спит, и это для него сейчас самое лучшее. Maman приготовила ему целебный отвар.
И она снова принялась за вышивание, а мы тихонько вышли из комнаты. Мадам Добрэй проводила нас вниз. Теперь, когда мне стало известно ее прошлое, я смотрел на нее со все возрастающим интересом. Она стояла перед нами, опустив глаза, и на губах ее играла легкая загадочная улыбка. Я вдруг почувствовал безотчетный страх перед нею. Такой страх наводит на нас ослепительно красивая, но ядовитая змея.
– Надеюсь, мы не слишком обеспокоили вас, мадам, – учтиво сказал Пуаро, когда она открывала нам дверь.
– Ничуть, мосье.
– Кстати, – сказал Пуаро, точно спохватившись, – мосье Стонор был сегодня в Мерлинвиле, не знаете ли?
Я не мог понять, с какой стати задал Пуаро этот вопрос, по-моему, совершенно лишенный всякого смысла.
– Насколько я знаю, нет, – сдержанно ответила мадам Добрэй.
– Не беседовал ли он с мадам Рено?
– Откуда мне знать, мосье?
– Действительно, – сказал Пуаро. – Просто я подумал, что вы, может быть, видели, как он проходил или проезжал мимо, только и всего. Покойной ночи, мадам.
– Отчего… – начал было я.
– Оставьте ваши «отчего», Гастингс. Придет время – все узнаете.
Вместе с Сандрильоной мы торопливо направились к вилле «Женевьева». Пуаро оглянулся на освещенное окно, в котором вырисовывался профиль Марты, склонившейся над вышиванием.
– Его, во всяком случае, охраняют, – пробормотал он.
Подойдя к дому, мы спрятались за кустами, слева от подъездной аллеи, откуда хорошо просматривался парадный вход, тогда как мы сами были надежно укрыты от посторонних взглядов. Дом был погружен в темноту, по-видимому, все уже спали. Окно спальни мадам Рено было как раз над нами, и я заметил, что оно открыто. Пуаро не спускал с него глаз.
– Что нам предстоит делать? – шепотом спросил я.
– Наблюдать.
– Но…
– Не думаю, что в ближайшие час или два что-нибудь случится, но…
В этот миг раздался протяжный слабый крик:
– Помогите!
В окне на втором этаже, справа от входа, вспыхнул свет. Крик доносился оттуда. И мы увидели сквозь штору мелькающие тени, как будто там боролись два человека.
