Джон Карр - Назло громам
— Ферье! — завопил Брайан. — Ради бога, помолчите! Одри, ответь мне, пожалуйста. В какое время миссис Ферье вышла на прогулку в сад?
Ничего не понимая, Одри смотрела на Брайана широко раскрытыми голубыми глазами.
— Брайан, я не понимаю, о чем ты говоришь. Она этого не делала.
— Не делала чего?
— Она вообще не выходила в сад.
— Но ее там видели!
— Кто видел?
В дальнем углу «Пещеры» раздался долгий звук аккордеона, что означало начало танцев. В темноте задвигались стулья, но никто из четверых за столиком у стены не тронулся с места.
— Давайте разберемся! — настаивал Брайан. — Насколько я понял, перед завтраком она обычно ходила в сад на прогулку. — Он взглянул на Ферье: — Это так?
— Да, она всегда ходила. Только ничего не спрашивайте у меня о сегодняшнем утре. Мы с Паулой еще не встали. В конце концов, как вы сами сказали…
Одри взглянула по очереди на каждого из них.
— Д-дорогой, — начав заикаться, обратилась она к Брайану, — я могу тебе рассказать, как все случилось.
— Слушаю тебя.
— Вниз я спустилась первой. В ту ночь я глаз не сомкнула. Д-доктор Фелл постучал в мою дверь примерно без четверти семь. Я была уже одета, и мы вместе спустились. Служанка — кажется, Стефани? — накрывала на стол…
— Продолжай.
— Сэр Джералд присоединился к нам минут в пять восьмого; Ева пришла вместе с ним. Сэр Джералд спросил, может ли он воспользоваться «роллс-ройсом», чтобы съездить в Женеву. Ева разрешила. Она не хотела садиться за стол и смотрела на меня очень враждебно. Когда сэр Джералд поинтересовался, не хочет ли Ева съесть чего-нибудь, она отказалась, но сказала, что у нее в кабинете есть сигареты и ей хочется покурить. Затем поднялась наверх. Я еще тогда подумала: «О господи, что она собирается сделать?» — выскочила и посмотрела наверх, но она просто вошла в кабинет, вышла оттуда с обычной пачкой сигарет «Плейер» и спустилась вниз в столовую. Потом выкурила одну сигарету, да. Но… — Одри замолчала, будто что-то вспоминая. Наконец спросила: — Брайан, почему ты думаешь, что это так ужасно важно? Я имею в виду ее прогулку в саду.
— Это не я, это доктор Фелл так думает.
— Почему?
— Бог его знает! Послушай! Когда Ева поднялась в кабинет за сигаретами, не могла ли она спуститься вниз и уйти в сад по внешней лестнице? А потом подняться обратно в кабинет?
— Нет. У нее не хватило бы для этого времени. В любом случае, с восточной стороны между задней террасой и садом высокая каменная стена. Она не могла бы забраться на нее: не такая это женщина. Мне кажется более важным другое. — Одри прокашлялась. — Я… я ничего не понимаю в ядах и подобных вещах, но почти совершенно уверена, что она не могла отравиться той сигаретой.
Молчавшая до этого Паула Кэтфорд громко произнесла:
— Знаете, а ведь Одри права.
— Помолчи, детка! — оборвал ее Ферье.
— Десмонд, пожалуйста, ну где твой здравый смысл? Могла ли бедная Ева выкурить отравленную сигарету за столом, где сидели все остальные, без того, чтобы кто-нибудь еще не вдохнул этот дым? Или, если она выкурила ее до половины восьмого, могло ли это сказаться только около девяти часов, то есть через довольно продолжительное время? Как и в случае с мистером Мэтьюзом в Берхтесгадене?
Наступила тишина. И полное крушение версии.
Все больше людей выходило на танцплощадку. К барабану и пианино присоединился аккордеон, однако механический хохот перекрывал звуки музыки. Из темноты к их столику подошла маска Смерти на женском теле в полупрозрачном красном газовом платье, заставив Паулу невольно вздрогнуть, а Одри — даже вскрикнуть, когда голова Смерти наклонилась к ним.
Ферье стал отдавать какие-то распоряжения, которых Брайан не мог слышать. Паула потащила его за руку.
— Десмонд, я хочу танцевать, и мне очень надо с тобой поговорить.
— Секундочку, секундочку! Погоди немного! — Ферье повернулся к Брайану, опустившему от огорчения голову: — Я ведь был почти уверен, что вы разгадали. Но ведь должно быть какое-то решение у этой загадки.
— Да, должно быть.
— Десмонд! — умоляла Паула.
Неохотно, с натянутым выражением лица Ферье взял руку Паулы, и они исчезли в темноте. Брайан посмотрел на Одри:
— Думаю, тебе не до танцев?
— Нет, с удовольствием, — мгновенно вскочив, откликнулась она. — Встань рядом, близко-близко, и больше не отходи далеко.
— В таком случае, надеюсь, и ты будешь помнить собственное признание. Если ты снова исчезнешь в синеве, как уже проделала дважды…
— Брайан, не будь таким злюкой! Я не исчезну. Как же ты нашел меня? А ты понимаешь, что мы впервые танцуем вместе? Впервые за все время ты снизошел до этого.
— Снизошел? Новые танцы — не моя стихия; мне лучше удаются фокстроты двадцатилетней давности. Но ведь это старомодный вальс, который умеют танцевать все.
Был ли это старомодный вальс или что-то другое, уже не имело никакого значения, так же как и сам дух, царивший в «Пещере», раскачивавший и круживший их вместе с десятком других пар. Немного раскосые темно-голубые глаза Одри неотрывно смотрели в глаза Брайана. Случайно или намеренно, они кружили слева направо по окружности зала — то, что называется «против часовой стрелки».
— Неверно! — пробормотал он. — Это мое решение совершенно неверно! И все же…
— Нет! Я в это не верю! Помнишь, еще вечером я тебе говорила, что, когда Ева кричала на меня, у нее был такой голос, будто она находилась под гипнозом?
— Да?
— Если точнее, она была словно пьяная и как-то нетвердо держалась на ногах. Поэтому и говорила всякую бессмыслицу. Видимо, она была отравлена; да, наверное, она была отравлена.
— Да, я думал об этом. Когда я, стоя за дверью, слышал ее голос, он был похож на голос сомнамбулы. Потом, когда Ева, как безумная, побежала к перилам балкона, она обхватила руками горло, как будто яд уже начал действовать.
Брайан почувствовал, как Одри вздрогнула в его руках. Музыканты ускорили темп. В тусклом зеленоватом свете под арками и гротами танцевало немного пар, зато это был парад творений Жана Жанвье, изображавших уродство и смерть в их самых преувеличенных проявлениях.
— Брайан!
Глядя через его плечо, Одри потеряла ритм; оба они чуть не споткнулись, затем снова вернулись к верному ритму и продолжили двигаться дальше, а он, обернувшись, автоматически посмотрел в том направлении, куда смотрела Одри.
Паула Кэтфорд уходила из «Пещеры ведьм».
Не было никаких сомнений в том, что это была Паула.
Метрах в десяти, под следующей аркой, Брайан видел пять ступенек, ведущих в коридор, через который они вошли. Несмотря на плохое освещение, было видно, что Паула двигается уверенно. Она не пыталась делать это незаметно. Быстро пройдя по ступенькам, она исчезла.
— Ну конечно, — начал Брайан, — она, наверное…
— Если ты думаешь, что она пошла в дамскую комнату, то ошибаешься: комната в другом месте.
— А где Ферье?
— Не знаю. Я его не вижу.
Шарканье ног, увлеченные лица танцующих пар, проносившихся мимо, превращали происходящее в какой-то ритуал, тогда как музыканты все больше и больше взвинчивали темп. Остававшийся слабым, свет постепенно погас, и наступила полная темнота, за исключением смутного фосфоресцирующего света вокруг картин.
Музыка взмыла к высоким звукам и смолкла под триумфальный бой барабанов. Никаких аплодисментов — только взволнованный вздох толпы танцующих и зрителей.
— Брайан, мне это не нравится. Что происходит?
— Просто музыка закончилась, и люди, кажется, расходятся за столики. Нам тоже, по-моему, лучше пойти к нашему.
— Но что это?
— Наверное, что-то вроде представления среди публики. Почти во всех ночных клубах бывают такие. Держись за мою руку.
И действительно, со стороны оркестра раздался грубый мужской голос, слова которого тут же заглушили барабанная дробь и приглушенный шум голосов под крышей. Держа Одри за руку, Брайан повел ее в другом направлении: к едва освещенной картине с вампирами рядом со столом у стены.
Он не сомневался, что сейчас начнется представление. Об этом свидетельствовали неясные силуэты, зрители, вставшие со своих мест и собравшиеся чуть впереди, вокруг хоровода колонн, и смотрящие на руководителя ансамбля — все это Брайан примечал, пробираясь сквозь ряды к «убежищу» — их столику.
Добравшись до цели, он обнаружил на столике открытую бутылку бренди и два чистых стакана. Однако Ферье не было.
— Он придет, — заверил Брайан Одри, — по крайней мере, я надеюсь, что придет. В каком бы ночном клубе мы ни оказались, мы, кажется, обречены заканчивать выпивку, заказанную кем-то другим. Я вовсе не собирался пить. Я слишком голоден.
— Дорогой, ты действительно хочешь есть?
