Найо Марш - В мишуре и блестках

— Согласен. Не следует.

— У нас своя дорога, сэр, а у Молта своя.

— Верно. Но только по какой дороге пошел Молт и куда она его привела? Вот в чем вопрос.

— Прошу прощения за бестактность, — подал голос Котеночек, — но выяснить, что да как — ваша обязанность, сэр. Не наша.

— Конечно, — весело подхватил Аллейн, — это моя обязанность. Иначе не стал бы целых полчаса биться головой о бетонную стенку. Подведем итог. Никто из вас ничего не знает или не готов поделиться своими знаниями об оскорбительных записках, ловушке, мыле в ячменной воде и заклиненном окне. А также никто из вас не готов прояснить вопрос о ссоре, случившейся в этой комнате вчера утром. Если не считать теории Найджела, что Молт погряз в грехе, а именно в грехе алкоголизма (с чем вы все согласны), вам нечего предложить следствию. У вас нет никаких соображений по поводу исчезновения Молта, и вам, похоже, наплевать, жив он или мертв. Все правильно?

Ответом ему было молчание.

— Отлично. Вы не только долго и упорно морочили мне голову, но и почти погубили перспективу деловых отношений, которые я надеялся с вами установить. А самое главное, ваша линия поведения столь откровенно незамысловата, что удивительно, как у вас хватает наглости ее придерживаться. Спокойной вам ночи.

Мистер Рэйберн ждал в холле, сгорая от нетерпения поведать Аллейну о полицейских собаках и меховых сапогах. Пес Бак, с ухмылкой всезнайки восседавший рядом со своим проводником, взял два раздельных следа, идущих из раздевальни через крыльцо, в полном соответствии с передвижениями Друида. Туда и обратно, видимо, сказал Рэйберн. Однако иных далеко ведущих следов обнаружено не было. Попытка найти что-либо ценное между входными дверьми потерпела провал. Аллейн предположил, что собак смутило обилие запахов у входа. Таким образом, пожаловался Рэйберн, все, что удалось извлечь из собачьих бегов, укладывается в хорошо известный факт: Молт выходил из раздевальни, вернулся туда и больше на крыльце не появлялся, если, конечно, его не вынесли или он не переобулся.

— Попробуйте дать собакам тапочку из комнаты Молта, — посоветовал Аллейн. — Посмотрим, что получится.

— Что-то не улавливаю.

Аллейн объяснил. Рэйберн уставился на него.

— Понятно, — произнес он. — Да, теперь понятно.

Тапочку принесли и положили перед Баком. После того как пес уделил ей должное внимание, его вывели во двор, где он некоторое время принюхивался и махал хвостом, демонстрируя очевидную растерянность. Второй пес, Мак, также не проявил интереса ко двору. Когда псов привели в раздевальню, оба отреагировали на запах весьма энергично, однако полностью игнорировали второй меховой сапог и пол под гримировальным столиком.

— Ну и что, — сказал Рэйберн, — мы и так знаем, что он там был. И не только когда переодевался для представления, но и раньше, когда подготавливал комнату для полковника. И все-таки… Похоже, вы Нравы, провалиться мне на этом месте. Что дальше?

— Боюсь, нам придется залезть на ту свалку, что когда-то была оранжереей. Как идут наружные поиски?

— Как и ожидалось в нынешних условиях, плохо. Ребята стараются вовсю, но, если он и лежит там, они могли уже сто раз пройти мимо и не заметить. Разве здешняя банда головорезов не прочесала оранжерейные развалины?

— Говорят, прочесала. Орудовали граблями и лопатами. Небось прошлись, как стадо динозавров. Думаю, надо браться за дело самим. В конце концов, его могли треснуть по голове и оглушить, мы не можем исключить такую возможность.

— А потом он забрел куда-то и рухнул без сознания?

— Оставьте сочинительство, Джек! Подождите здесь, я схожу за плащом.

— Вам понадобятся резиновые сапоги.

— Загляните в раздевальню, нет ли там подходящей пары.

Взяв из своей гардеробной плащ и шляпу, совершенно бесполезную в такую погоду, Аллейн заглянул к жене. Он был удивлен и не слишком обрадован, застав у Трой Крессиду Тоттенхэм, одетую в платье цвета морской волны. На самых интересных местах платье липло к телу, как банный лист, и топорщилось оборками на всех иных.

— Смотрите, кто пришел! — Крессида подняла руку и помахала кистью. — Мой любимый мужчина! Привет, неотразимчик!

— Привет, врушка, — ласково ответил Аллейн.

— Рори! — одернула его Трой.

— Извините.

— Где ваши манеры, дикое животное? — поморщилась Крессида. — Впрочем, я не возражаю. Обалденным мужчинам брутальность только к лицу. Чем они грубее, тем быстрее мы сдаемся.

Трой расхохоталась.

— И часто вы атакуете вот так, в лоб? — спросила она.

— Дорогая, только когда вижу перед собой Великолепного Самца. Вы против?

— Нисколько.

— Ну насчет Великолепного Самца вопрос спорный, — хмыкнул Аллейн, — но мне надо бежать, Трой.

— Я догадалась.

— Не обращай внимания, если услышишь шум под своими окнами.

— Хорошо.

— А мы здесь причесывались, — вставила Крессида, — и откровенничали, так мило, по-свойски.

— Неужели? Кстати, мисс Тоттенхэм, давно хотел вас спросить: что у вас было на ногах, когда вы гримировали Молта в раздевальне?

— На ногах? — повторила Крессида, демонстративно подняв одну ногу в домашней туфельке, украшенной драгоценными камнями. — Золотистые босоножки, мистер Аллейн, а ногти были покрашены золотистым лаком в тон моему чудесному золотистому наряду.

— Потрясающе, — обронил Аллейн.

— Еще как! Меня просто трясло от холода, и мне пришлось сунуть мои очаровательные ножки в меховые бахилы дяди Прыга.

— Черт возьми!

— Правда? А почему? — Крессида на секунду задумалась, а затем, округлив глаза, глянула на Трой. — Боже! Запах, да? Эти волкодавы, я сбила их с толку, замазав следы Молта. Нет мне прощения!

— Надо полагать, вы отдали ему сапоги на время представления?

— Ну конечно. И я уверена, его ножищи взяли верх над моими лапуськами. Или все-таки мои духи оказались пронзительнее?

Аллейн проигнорировал вопрос и двинулся к двери.

— Чуть не забыл, — вдруг остановился он на полпути. — Когда вы поднялись наверх?

Крессида надула щеки и нажала пальцем на кончик носа: ни дать ни взять, веселенький проказник-купидон.

— Ну так когда же, — поторапливал Аллейн. — Сколько времени вы уже наверху?

— А в самом деле, сколько?

— Попробую вам помочь, — вмешалась Трой. — Вы пришли ко мне десять минут назад, я как раз заводила часы.

— А прежде вы были у себя, — напомнил Аллейн. — Как долго? — Он глянул на девушку. — Достаточно долго, чтобы переодеться.

— А это быстро не дается, — подхватила Крессида. — Скажем, минут двадцать. В библиотеке было дико скучно. Хилари сник, его достали полицейские ищейки, а дядя Берт Смит никогда меня особо не вдохновлял. Вот я и поднялась к себе.

— Вы кого-нибудь встретили по пути?

— Угадали, встретила. Этого придурка Найджела на лестнице, он выл как безумный и все про грехи поминал. Вы наверняка слыхали о том, как он подбросил мне сексуальную записочку? Про то, что я порочная женщина?

— Почему вы уверены, что он ее написал?

— А кто же еще? — удивилась Крессида. — Остальные, что бы ни думали, помалкивают. А у этого порочные женщины — любимая тема, только и знает, что о них трепаться.

— Пожалуй. А когда вы спустились к ужину?

— Не помню. Наверное, как всегда, последней.

— Вы не заметили, кто-нибудь входил или выходил из комнаты Форестеров?

Крессида беспомощно взмахнула руками.

— Заметила, и опять Найджела. Он выходил. Видимо, постели там разбирал и все такое. На этот раз он всего лишь шарахнулся к стене, словно у меня проказа.

— Спасибо, — сказал Аллейн. — Мне пора. — Он взглянул на жену. — Все в порядке?

— Да, не волнуйся.

Когда он вышел, Крессида резюмировала:

— Давайте смотреть правде в глаза, дорогая: я зря трачу порох.

Глава 8

Молт

Прежде чем выйти из дома в ночную тьму, Аллейн завернул в кабинет, там было пусто. Он зажег все лампы, раздвинул занавески на окнах и вышел, заперев за собой дверь и положив ключ в карман. У двери библиотеки он остановился и прислушался: двое мужчин негромко беседовали, по отрывистому лающему смешку можно было безошибочно распознать мистера Смита. Рэйберн с четырьмя полицейскими и двумя проводниками с собаками ждал на парадном крыльце. Они двинулись в неогороженную часть двора.

— Дождь перестает, — крикнул Рэйберн. Ливень преобразился в мелкую, колючую, как иголки, изморось. Шум на дворе стоял страшный: деревья ревели и стонали, словно, потеряв разум, взамен обрели голос. К реву деревьев примешивался плеск воды, скрежет и лязг сорванных бурей железяк, болтавшихся по двору, как перекати-поле.

Надгробие Найджела таяло на глазах. Лежачая фигура была жутко изувечена, однако предка Билл-Тасмана все еще можно было узнать.