Эрл Гарднер - Дело рыжеволосой непоседы

– Меня не интересует, что вы считаете, – оборвал его судья Киппен. – События приняли столь серьезный оборот, что нужно принимать адекватные меры. Суд понимает, что утаить что-либо от прессы – задача неблагодарная, но не простит даже малейшей утечки информации из лаборатории мистера Редфилда до десяти часов утра, когда возобновится заседание.

– Понятно, – кивнул Редфилд.

– Насколько я понимаю, – вмешался Мейсон, – суд собирается сейчас объявить перерыв?

– Да, – бросил судья.

– Я считаю, что при данных обстоятельствах мне должно быть позволено задать свидетельнице один или несколько вопросов до того, как заседание прервется.

– А я считаю иначе, – отрезал судья. – Я полагаю, что судебному процессу уже нанесен ущерб, и не хочу дальнейших осложнений, пока мы не разберемся, с чем имеем дело.

– В таком случае, – сказал Мейсон, – я предлагаю вам самому поинтересоваться у свидетельницы, почему она считала нужным иметь при себе револьвер и что за опасность ей угрожала.

– Зачем? – спросил судья Киппен.

– Видите ли, я не сомневаюсь в том, что тот, кого она так боялась, был не кем иным, как Стивеном Меррилом.

Гамильтон Бергер вскочил.

– Вот вам, Ваша Честь, типичный пример того, о чем я вас предупреждал! Защитник знает, что это его заявление немедленно подхватят газеты. Оно, несомненно, не имеет под собой никаких оснований, но послужит лакомым кусочком жадным до сенсаций писакам…

– Так оно и случится, мистер обвинитель, – кивнул судья Киппен. – Но мистер Мейсон, я думаю, не стал бы сообщать суду того, чего не рассчитывает доказать.

– А я предполагаю, что он не собирается затруднять себя доказательствами, – сказал Бергер. – Думаю, он просто воспользовался возможностью сделать заявление, абсурдное по сути, но корректное по форме, от которого суд при нынешнем стечении обстоятельств не может позволить себе отмахнуться. Поэтому я присоединяюсь к мистеру Мейсону в его просьбе позволить ему задать свидетельнице вопрос здесь и сейчас, чтобы воспрепятствовать кривотолкам – хотя бы на этой стадии.

– Очень хорошо, – не скрывая злости, сказал судья Киппен. – Суду не нравится, что его постоянно пугают шумихой в прессе. С другой стороны, суд признает тот факт, что у нас в стране пресса свободна, а это слушание – открытое. – И, крутанувшись в кресле, он повернулся к Хелен Чейни. – Так зачем вы носили с собой оружие?

– Для самозащиты.

– От кого?

– От любого, кто мог причинить мне зло или угрожал бы этим.

– Раньше вы это делали?

– Нет.

– Почему же начали носить оружие теперь?

– Потому что мистер Олдрич приобрел его для меня.

Лицо судьи Киппена заметно побагровело.

– Мисс Чейни, – нарочито мягко сказал он, – вы уклоняетесь от ответа на вопрос. Суд может заставить вас отвечать, если сочтет нужным, но я хочу, чтобы вы перестали вилять и сделали это добровольно. Вы меня понимаете?

– Да, Ваша Честь.

– Так почему вы стали носить оружие?

– Потому что мне угрожали.

– Кто?

– Это имеет значение? – спросил Бергер, вновь вскакивая с места. – А если это никоим образом не связано с настоящим делом? Допустим, речь идет о человеке совершенно постороннем? Не вмешиваемся ли мы в личную жизнь мисс Чейни и не пытаемся ли получить от нее сведения несущественные и к делу не относящиеся?

– Мисс Чейни сама на это напросилась, – буркнул судья. – Протест отклоняется. Отвечайте на вопрос, мисс Чейни.

– Мне угрожал Стив Меррил.

Зал замер. Судья, нахмурившись, разглядывал свидетельницу, просчитывая, по всей вероятности, возможные варианты развития взрывоопасной ситуации.

– Мисс Чейни, вы не могли бы рассказать, в чем конкретно заключались угрозы?

– Стиву Меррилу нужны были деньги. Его требования с самого начала были непомерными и абсурдными. Он позвонил мне в тот день, день своей смерти, вскоре после полудня, сказал, что должен срочно расплатиться с долгами, и пообещал, что отзовет иск по пересмотру нашего развода, если я дам ему денег.

– Где же тут угроза? – спросил судья Киппен.

– Он угрожал раньше – когда выставил иск.

– Чем именно?

– Угроза была завуалированной. Он сказал, что мне не дожить до свадьбы с Мервином Олдричем, если я ему не уступлю.

– Что ж, – вздохнул судья Киппен, – дело скорее запутывается, чем проясняется. Думаю, нам не следовало вторгаться в эту область. Я сделал это только по просьбе обвинителя.

Гамильтон Бергер собрался уже было что-то ответить, но передумал.

– Я хотел бы, чтобы суд поинтересовался у свидетельницы точным размером суммы, затребованной Стивеном Меррилом в день его смерти, – сказал Мейсон.

– Почему вы так ставите вопрос? – недоуменно поднял брови судья.

– Потому что это может иметь значение.

– Не вижу, какое.

– Предположим, – сказал Мейсон, – речь шла о семи с половиной тысячах долларов.

– Ну вот, мистер Мейсон, вы опять намекаете на какие-то лишь вам одному известные факты, искусно избегая при этом опасности быть обвиненным в инсинуациях, – покачал головой судья.

– Я сам задал бы мисс Чейни этот вопрос, если бы мне позволили, – возразил Мейсон. – Но поскольку меня лишили возможности задавать вопросы свидетелю непосредственно, я имею право предложить заняться этим суду.

– Суд задаст один-единственный вопрос и тут же объявит перерыв, – постановил судья. – Прочие ваши пожелания, мистер защитник, приберегите для следующего раза, сейчас суд не желает их выслушивать. Задаю вам этот вопрос, мисс Чейни. Сколько денег просил у вас Стивен Меррил?

– Не просил. Требовал. Ему нужно было семь с половиной тысяч долларов.

В зале на несколько секунд воцарилась такая тишина, что казалось – можно было услышать, как пролетит муха. Затем судья Киппен с такой силой стукнул молотком по столу, что рукоятка молотка треснула.

– Суд прерывает заседание до десяти часов завтрашнего утра. Секретарь, я возлагаю на вас личную ответственность за сохранность этих вещественных доказательств. Передайте их мистеру Редфилду и возьмите у него расписку. Никому иному и пальцем не дозволяйте к ним притронуться. Мистер Редфилд, вы тоже лично отвечаете за сохранность вещественных доказательств, пока они будут находиться в вашем распоряжении. Это все.

Судья встал и, сердито мотнув головой, направился к себе в кабинет.

Бейлиф открыл двери зала. Те, кто осаждал двери снаружи, пытаясь подслушать, о чем говорилось в зале, оказались отброшенными дверными створками и хлынувшей наружу публикой. Не прошло и тридцати секунд, как телефоны на этом этаже, а также этажом выше и этажом ниже были захвачены репортерами, лихорадочно набиравшими номера своих редакций, чтобы продиктовать стенографам сенсационные сообщения.

Нили посмотрел на Мейсона. Его глаза были полны тревоги.

– Надеюсь, Нили, – усмехнулся Мейсон, – вас не обвинят в оскорблении суда на первом процессе, где мы с вами выступаем напарниками.

– Однако, – сказал Нили, поеживаясь, – судья Киппен прямо-таки вне себя от злости. Если он ее на кого-нибудь выплеснет…

– Думаю, выплеснет, – сказал Мейсон.

– Мистер Мейсон, не сочтите за дерзость с моей стороны, но я хочу вас кое о чем попросить.

– О чем же? – спросил Мейсон.

– Пожалуйста, дайте мне слово, что вы не имеете отношения к пулям, найденным на месте преступления.

– К каким из них?

– Да ко всем, но в особенности к пулям номер два и номер три.

– Я не могу сделать того, о чем вы просите, Нили.

– Почему?

– Догадайтесь сами.

– Боже правый! Мистер Мейсон, если вы… Если это вы стреляли… Но зачем?

– Хотите выйти из игры? – спросил Мейсон.

– Нет-нет. Я не трус. И не собираюсь дезертировать. Я…

– Тогда не о чем беспокоиться, – сказал Мейсон.

– Но, мистер Мейсон, вас же засадят за решетку за оскорбление суда. Вас же лишат права адвокатской практики.

– На каком основании? – осведомился Мейсон.

– Подтасовка улик.

– Каких улик?

– Как каких? А револьвер?

– Если Стивен Меррил не был убит пулей, вылетевшей из этого револьвера, мы можем стрелять из него в свое удовольствие, где хотим и когда хотим. В чем же здесь подтасовка улик? Револьвер как револьвер, таких сотни…

– Но Мервин Олдрич под присягой заявил, что это тот самый револьвер, который Эвелин Багби передала вам! Значит, вы уверены, что он не может быть тем револьвером, выстрелом из которого был убит Стив Меррил?

– Он не может быть тем револьвером, из которого она стреляла, – сказал Мейсон, – поскольку две пустые гильзы, найденные в его барабане, не были гильзами от патронов, из него отстрелянных.

– Значит, имела место подтасовка улик.

– Кем?

– Ну, если вы признаете, что эти две пули…

– Я пока ничего признавать не собираюсь, – усмехнулся Мейсон.

– Но обвинитель знает, что это ваших рук дело, да и судья об этом, похоже, догадывается.