Николае Штефэнеску - Загадка архива
Так всё произошло на самом деле. Но Ирина молчала. Не было никакого смысла поправлять Эмиля. Ведь, по сути, вина существовала. Её и её мужа.
Поэтому она и не пыталась оправдываться.
Нягу сидел, низко опустив голову, а бывшая костюмерша торжествующе оглядывалась.
В этот момент дверь открылась, и в кабинет, в сопровождении майора Николау, вошёл высокий мужчина средних лет. Оба были в штатском. Эмиль резко остановился, но мужчина сделал ему знак продолжать. Это был его начальник, полковник. Закрыв за собой дверь, вошедшие остановились возле неё, с любопытством глядя на странное сборище.
Эмиль продолжал:
— К тому же, в ночь преступления Нягу находился в доме Беллы Кони. Тот, кто вышел в ту ночь из дому, тот «неизвестный», который был опознан каким-то гулякой и о котором писали все газеты, был электрик Нягу.
Все головы повернулись к бывшему электрику театра «Альхамбра» — с упрёком, с ужасом. Люди обвиняли его в смерти актрисы.
— Нет, — поспешно продолжал Эмиль, заметив впечатление, которое его слова произвели на присутствующих. — Нет. Нягу и Ирина Добреску не виноваты в убийстве. Их вина заключается в том, что они видели второго «неизвестного». И промолчали.
Полковник и Николау внимательно слушали. Майор обменялся с Аной заговорщическим взглядом.
— Почему вы этого не сказали? — удивлённо воскликнул бывший депутат Джелу Ионеску.
— Теперь это не имеет никакого значения! — поспешил прервать его Эмиль, желая чтобы имя «неизвестного» осталось в тайне. Кстати, — продолжал он, — я вызвал вас сегодня, чтобы сообщить, что все пятеро, заподозренные в преступлении, в нём не виновны. Правда, побудительная причина была у всех, правда, никто из вас не смог представить удовлетворительного алиби, но правда и то, что ни один из вас не совершил этого преступления. В результате следствия, предпринятого в виду прекращения дела, вы объявляетесь вне всяких подозрений.
Ана знала, что за этим последует. Эмиль не позволит говорить никому, и прежде всего Нягу.
Впрочем, в этом не было никакой нужды. Никому больше не хотелось рыться в прошлом. Послышался лишь голос актёра:
— Слыхал, дорогой? А я-то двадцать лет был уверен, что убийца я!
Никто не засмеялся. Каждый знал, что мог быть убийцей Беллы Кони.
Однако Ана знала и то, что последует за этим. Сейчас все уйдут, и Эмиль задержит, для последнего разговора, одного Пауля Михэйляну.
Она услышала шёпот Орнару:
— Мы ждём вас в воскресенье. На сарамуру!
Все вышли. Кроме Михэйляну и «следователей» в комнате остались лишь полковник и майор, по-прежнему стоявшие на ногах. Только теперь они перешли в другой конец кабинета, к окну.
— Кофе? — предложил Эмиль, но Михэйляну отрицательно покачал головой.
Несколько мгновений все молчали, глядя на бывшего следователя. Он тоже смотрел на них. С грустной-грустной улыбкой.
Наконец Эмиль прервал молчание:
— Когда вы познакомились с Илие Аиоаней, мужем Флорики Аиоаней?
Ана знала; ведь она собирала материал!
Идея, возникшая у Эмиля в тот вечер, когда он услышал, что имя хозяина было Пауль, восходила к фразе, которую произнесла дочь Дины Коман:
— Я купила подарок дяде, ведь скоро день его ангела!
И старуха, поспешившая прервать её… А самым близким праздником был день святого Павла!
Может быть, дядя Дойны — Пауль Михэйляну?
Возможно…
— Проверим! — предложил Эмиль.
Ещё задолго до того, как они приступили к отысканию связи между Паулем Михэйляну и мужем женщины, удочеривший Дойну Коман, в своих спорах Ана и Эмиль пришли к следующему выводу:
Михэйляну сильно затягивал следствие по делу о краже браслета. Причина: он влюбился в Беллу Кони. Если бы не так, он наверняка уже давно уличил бы Нягу. Но следователь потерял голову. Влюбившись в танцовщицу, он затягивал следствие, устраивал бесконечные допросы, по сути, ничуть не интересуясь делом. Его единственным желанием было как можно дольше оставаться рядом с Беллой. О браслете и воре он уже и не думал! Дело о краже браслета кончилось связью между Беллой Кони и следователем Паулем Михэйляну.
То, что никто не убивал Беллу Кони, Эмилю стало ясно после «чая» у приятеля Аны.
Дойна Коман-Аиоаней купила подарок «для дяди». Этим дядей мог быть кто угодно. Но был ещё ряд неясных данных; связанные предположением Эмиля, они выстраивались наконец в стройном порядке:
— Фраза из показания Ирины Добреску относительно человека, находившегося в доме артистки: «Вам лучше знать!» — сказала она Михэйляну. Что это могло значить?
«Вам лучше знать, потому что там были вы!»
— Две чашечки кофе. Артистка Белла Кони никогда не заходила на кухню. Пауль Михэйляну, большой любитель кофе — в чём Эмиль имел возможность убедиться в Брази — сварил, в вечер смерти любимой женщины, две чашечки кофе — для неё и для себя.
Говоря о Пападате, Ирина отводила глаза. Её колебания свидетельствовали о том, что она «проговорилась», а потом решила исправить положение, сославшись на грека.
Её никак не устраивало, чтобы было произнесено имя Михэйляну: ведь в таком случае речь зашла бы о её возлюбленном.
— Впечатление Эмиля, что он видел где-то эти глаза, было связано с его посещением дома Флорики Аиоаней; и шло оно от фотографии, висевшей на стене: среди солдат, сфотографировавшихся на площади в Праге, были муж старухи и Пауль Михэйляну. Отсюда — впечатление Эмиля при первой встрече со следователем: «Я его где-то видел». Тогда он подумал, что это результат знакомства с фотографиями, напечатанными в газетах. Но была ещё и эта фотография. С тем же лицом, на котором почти не видно глаз.
Разыскания показали, что Пауль Михэйляну сражался плечом к плечу с Илие Аиоаней, который умер у него на руках, от ранения. Вернувшись домой, он узнал, что сын Илие Аиоаней тоже погиб на фронте и стал заботиться о жене своего бывшего сослуживца, и товарища по оружию. Он привёз Флорику Аиоаней к себе домой, и она стала чем-то вроде его сестры или матери. Ей же он поручил и дочь актрисы, в смерти которой он чувствовал себя в какой-то мере виноватым.
Он помогал им деньгами, посоветовал старухе удочерить девочку, чтобы она не носила имя Дины Коман, в своё время наделавшее столько шума. И наконец, через какое-то время, когда казалось, что больше нет никакой опасности, сблизился с обеими женщинами и назвался дядей Дойны. Он заботился о том, чтобы у этой девушки, которую любил, вероятно, как дочь, было всё необходимое.
— «Кольт 32».
Кольты были введены в стране в момент реорганизации полиции по английскому образцу, как показал Орнару. Следователью Паулю Михэйляну выдали это оружие.
— При встрече Эмиля с бывшим следователем Пауль Михэйляну, единственный, не употребил обычное выражение «дело Беллы Кони», хотя, быть может, был единственным, кто должен был употребить его, если учесть его роль в этом деле.
Пауль Михэйляну сказал: «Смерть Дины Коман».
Он назвал её по имени, не используя её сценического псевдонима.
Это, конечно, была второстепенная улика, а может быть даже и не улика, но, связанный со всеми остальными, этот факт показывал, что Пауль Михэйляну был не сторонним наблюдателем, а близким артистке человеком, который мог называть её лишь её настоящим именем.
Теперь Ана слушала, как Михэйляну ровным, тихим голосом излагал обстоятельства дела.
Уже с первого же заданного ему вопроса: «Когда вы познакомились с Илие Аиоаней?» — Михэйляну понял, что скрывать истину бесполезно, так как Эмиль Буня знает всё.
— Я любил Дину Коман. Но образ жизни артистки был мне чужд. Мне хотелось иметь семью… Я предложил Дине сохранить ребёнка и выйти за меня замуж. Она не хотела и слышать. Попросила меня помочь ей найти доктора…
— Она шантажировала вас? — спросил Эмиль.
Пауль Михэйляну молча взглянул на него. И после долгой паузы ответил:
— Нет!
Но было ясно, что Дина Коман его шантажировала. Не уверенный в искреннем расположении к себе окружающих, Пауль Михэйляну не хотел упоминать всуе имя усопшей.
Он продолжал:
— Под вечер того дня я позвонил Дине и сказал, что зайду к ней поговорить. Я решил не сдаваться и убедить её отказаться от жизни, которую она вела до тех пор. Незаметно для меня, она вынула из моего кармана револьвер и пригрозила, что, если я не помогу ей избавиться от «обузы», которая испортит ей карьеру, она застрелится…
Ана словно видела эту сцену: Дина с револьвером в руке, Михэйляну знает, что револьвер заряжен, он хочет помешать ей сделать глупость. Но он не знает этого мира! И, вероятно, не подозревает, что в этот момент Дина Коман — не Дина Коман, а Белла Кони, играющая сцену…
Он хочет отнять у неё револьвер. Следует небольшая схватка.
«Лёгкая царапина на правой руке» — отметит позднее судебно-медицинская экспертиза.
