Рекс Стаут - Фер-де-ланс (Острие копья)
— Если я вам не нужен, сэр, я займусь составлением отчёта.
Он кивнул, и я уселся за свой стол, заваленный бумагами. Я прятал под ними блокнот, которым незаметно пользовался в таких случаях. Я наловчился стенографировать почти дословно самую быструю речь, искусно делая вид, что занят поисками счёта недельной давности из гастрономической лавки.
— Вы абсолютно правы, мистер Кимболл, — говорил Вулф. — Терпение помогает человеку овладеть временем. Но есть много способов отнять его у человека: стихийные бедствия, голод, войны, брак и, пожалуй, наилучший из всех — смерть, потому что ставит точку сразу на всём.
— Господи! — Кимболл явно нервничал. — Почему этот способ следует считать наилучшим?
— В прошлое воскресенье, неделю назад, вы были очень близки к разгадке этого. — Вулф укоризненно погрозил ему пальцем. — Вы, занятый человек, только что вернувшийся из недельной деловой поездки, всё же выкраиваете в то же утро время, чтобы встретиться со мной. Почему?
Кимболл с удивлением смотрел на Вулфа.
— Об этом я прежде всего хотел спросить вас.
— Хорошо, я скажу вам. Вы пришли, потому что растерялись. А это нежелательное состояние для человека, находящегося в смертельной опасности. На вашем лице, правда, нет страха, только растерянность. И это странно после всего, что рассказал вам мистер Гудвин. Он сообщил вам, что четвёртого июня, двенадцать дней назад, Питер Оливер Барстоу был убит по чистой случайности и эта же самая случайность спасла жизнь вам. Вы приняли это известие с недоверием, выраженным в весьма грубой форме. Почему?
— Потому что это нелепость. — Кимболл уже терял самообладание. — Чепуха.
— Прежде вы говорили — чушь. Почему?
— Потому, что это чушь! Я пришёл не для того, чтобы вести подобные споры. Когда полиция, столкнувшись с трудностями, не может объяснить то, что недоступно её пониманию, она даёт волю фантазии, лишь бы оправдать себя. Хорошо, я это понимаю. Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом, как умеет, но зачем заставлять меня участвовать в этом? Увольте. Я занятой человек, у меня есть дела посерьёзней. Вы ошиблись, мистер Вулф, я пришёл к вам не потому, что я в смятении, и, разумеется, не затем, чтобы вы меня пугали. Я пришёл потому, что полиция собирается втянуть меня в свои нелепые истории, а это может повредить мне, создать шумиху вокруг моего имени, чего я, разумеется, допустить не хочу. Ваш помощник дал мне понять, что вы можете помочь мне избежать этого. Если вы готовы, я заплачу вам за это. Если нет, я найду кого-нибудь другого.
— М-да! — Вулф откинулся на спинку кресла и, чуть прикрыв глаза, изучал лицо брокера. Наконец он покачал головой. — Боюсь, я не смогу помочь вам избежать неприятностей с полицией, мистер Кимболл. В лучшем случае я мог бы помочь вам избежать смерти. Но и в этом я не вполне уверен.
— Я никогда не надеялся её избежать.
— Не уклоняйтесь от сути вопроса. Я говорю о нависшей над вами угрозе насильственной смерти. Я ещё не распрощался с вами и продолжаю отрывать вас от важных дел не только потому, что вижу, как вы, словно глупец, идёте навстречу смертельной опасности. Я воздерживаюсь от христианских порывов, ибо считаю, что человека нельзя спасать принудительными методами. В данном случае мною движет ещё и личный интерес. Миссис Барстоу предложила награду в пятьдесят тысяч долларов тому, кто найдёт убийцу её мужа. Я намерен найти его. А чтобы сделать это, я должен знать, кто пытался убить вас четвёртого июня и, бесспорно, попытается снова сделать это, если его не остановить. Если вы поможете мне, это пойдёт на пользу и вам и мне. Если нет, тогда только ошибка убийцы при второй, успешной попытке сможет помочь мне уличить его и отдать в руки правосудия за оба преступления. Я согласен на любой вариант.
Кимболл недоуменно покачал головой, но не встал, а продолжал сидеть в кресле, не выказывая никакой тревоги, лишь интерес.
— Вы прекрасно говорите, мистер Вулф. Не думаю, что вы можете быть мне полезным, потому что вы, как и полиция, верите во всякие неправдоподобные истории. И тем не менее вы прекрасный оратор.
— Благодарю вас. Вам нравятся люди, умеющие хорошо говорить?
Кимболл согласился:
— Я люблю всё хорошее. Хорошую речь, хорошую торговлю, хорошие манеры, хорошую жизнь. Я не имею в виду богатство, роскошь. Я сам пытался жить хорошо и хочу верить, что все этого хотят. Некоторым это не удается, но я верю, что они всё же стремятся. Когда мы ехали в машине с вашим помощником, я думал об этом. Я не хочу сказать, что то, что он мне говорил, не произвело на меня впечатления. Конечно, произвело. Но когда я настаивал, что это чушь, я искренне верил в то, что говорю, и придерживаюсь такого убеждения и сейчас. Тем не менее он заставил меня призадуматься. А что, если действительно кто-то хотел меня убить? Кто бы это мог быть?
Вулф негромко спросил:
— Да, кто?
— Никто, — подчёркнуто произнёс Кимболл.
Я подумал, что, если этот человек превратится в труп, как Барстоу, я уволюсь.
— Как-то мне довелось встретить человека, который убил двух своих коллег только за то, что им больше, чем ему, повезло в торговле лошадьми, — заметил Вулф.
Кимболл рассмеялся:
— Хорошо, что он торговал лошадьми, а не зерном! Если бы этот метод усреднения прибыли получил всеобщее распространение в бизнесе, я был бы убит не единожды, а миллион раз. Я отличный торговец, это единственное, чем я могу гордиться. Я люблю зерно. А вы, наверное, любите фантастические ситуации, эффектные убийства. Что же, это ваш бизнес. Я же люблю пшеницу. Представляете, мировой запас пшеницы составляет семьсот миллионов бушелей! И я знаю, где в эту минуту находится каждый бушель из этих семисот миллионов. Обратите внимание, каждый бушель.
— У вас одного небось около сотни бушелей, не так ли? — полюбопытствовал Вулф.
— Представьте, ни одного. Я сейчас не делаю ставок. Завтра, возможно, или через неделю. Я совершил немало сделок, и все удачные. Я всегда играю по правилам. Вот о чём я думал, когда ехал к вам. Я не знаю всех деталей дела Барстоу, лишь то, что писали в газетах. Насколько я знаю, клюшку не нашли. Думаю, её никогда и не было. Даже если клюшка будет найдена и окажется той, что я дал Барстоу, чтобы сделать первый удар, всё равно я не поверю, что кто-то собирался с её помощью убить меня. Я всегда придерживался правил, я играл честно, как в делах, так и в личной жизни.
— Есть множество способов причинить зло, — пробормотал Вулф. — Прямо, косвенно, материально, духовно…
— Я никому не причинял зла.
— Вы так думаете? Знаете, суть святости в покаянии. Если позволите, приведу в пример себя. Кому я причинил зло? Просто не знаю, почему в вашем присутствии меня тянет на покаяния… Забудьте об убийстве Барстоу, тем более что для вас это просто чушь. Забудьте о полиции, мы найдём способы избавить вас от их надоеданий. Мне нравится беседовать с вами, если, конечно, вам позволяют ваши неотложные дела. Надеюсь, я не отрываю вас от какого-нибудь срочного дела?
— Нет, не отрываете. — Кимболл был крайне польщён. — Срочные дела я решаю немедленно. Моя контора целую неделю прекрасно обходилась без меня, поэтому лишний час моего отсутствия делу не повредит.
Вулф понимающе кивнул.
— Хотите стакан пива?
— Нет, спасибо. Я не пью.
— Понятно. — Вулф нажал кнопку звонка. — В таком случае, вы необыкновенный человек, сэр. Вы приучили себя к воздержанию, вы — прекрасный бизнесмен, к тому же ещё и философ. Один стакан пива, Фриц. Но мы говорили о зле, и я грозил вам исповедью. Итак, кому я причинил зло? Это риторический вопрос. Я не разбойник, мне присущи романтические порывы, и при этом я порой удивляюсь, что всё ещё жив. Год назад человек, сидевший в кресле, в котором сейчас сидите вы, поклялся убить меня при первом удобном случае. Я вышиб из-под него, что называется, фундамент его благополучия и сделал это из чисто корыстных целей. В нескольких кварталах отсюда живёт замечательная умная женщина, чей аппетит и настроение существенно улучшились бы, если бы она получила известие о моей смерти. Я мог бы до бесконечности приводить подобные примеры. Но есть и такие, в которых трудно сознаться и которые трудно простить. Спасибо, Фриц.
Вулф вынул из ящика открывалку, открыл бутылку, бросил крышку в ящик и снова задвинул его. Наполнив стакан пивом, он залпом выпил его.
— В каждом деле свой риск, и об этом следует помнить, — заметил Кимболл.
Вулф кивнул.
— В вас опять заговорил философ. Бесспорно, мистер Кимболл, вы — человек образованный и начитанный. В таком случае вам будет понятно некое необъяснимое состояние, побуждающее вас решаться на действия, которые при других обстоятельствах безоговорочно считались бы достойными осуждения. В этом доме на верхнем этаже живёт женщина, которая не может желать мне смерти только потому, что в её сердце нет места злобе и ненависти. Каждый день, каждый час я причиняю ей страдания. Я знаю это, и это мучает меня. И всё же я продолжаю приносить ей горе. Вы должны понять, насколько темны и мучительны такие психологические состояния, и поэтому поймёте глубину моих страданий, если я вам скажу, что эта женщина — моя мать.