Дэвид Дэвис - Шерлок Холмс против графа Дракулы (сборник)
Я последовал за другом, и вскоре мы уже шли по колено во влажном снегу. Мы продвигались медленно и с большим трудом, поскольку от снега намокла наша одежда и обувь и холод сковал ноги. Постепенно мы вышли на более возвышенное место, где снег лежал наносами, и оставались участки почти без снега, что помогало нашему продвижению вперед. Теперь небо посветлело, и я с некоторым удивлением догадался, что наше приключение длилось почти всю ночь и скоро над пустошью рассветет.
Мы добрались до места, не занесенного снегом, – засыпанный камнями овражек, по краям которого образовались две вздымающиеся стены снега. Здесь следы Дракулы терялись. Холмс вскочил на валун, вглядываясь в туманную пустошь.
– В какую сторону? В какую сторону? – нетерпеливо спрашивал он себя самого, вытягивая голову и всматриваясь в сумрак. – А, вот он! – воскликнул Холмс через некоторое время, указывая на запад. Я успел мельком увидеть темный силуэт, исчезающий за горизонтом. – Он направляется к Виксен-хайтс, по ту сторону трясины. Окажись он там, и он для нас потерян.
Когда мы поднялись на следующий пригорок, снег снова стал глубоким. Опустив головы, мы устремились вперед. Следы Дракулы появились вновь, и по ним стало легче идти. К тому же небо постепенно светлело. Небо медленно окрашивалось розовыми оттенками утра, заливая пустошь розоватым светом.
Потом мы увидели под собой далеко впереди Дракулу, который казался темным пятном на пустоши. Похоже, он сильно сбавил темп, словно вместе с темнотой убывала и его сила.
Совершив невероятный рывок и намного опередив меня, Холмс помчался вниз в сторону Дракулы. Я никогда прежде не видел, чтобы он так бегал. Казалось, его длинные ноги едва касаются земли, и через несколько минут он настиг свою добычу. Сердце у меня замерло, когда я увидел, что Холмс прыгнул на вампира. Последовала короткая борьба, и оба они упали на землю, не разжимая хватку. Подбежав ближе, я увидел, что Дракула высвободился и начал карабкаться на скалистый уступ. Холмс прыгнул вслед за ним. Они стояли друг против друга, вырисовываясь темными силуэтами на бледном небе. Холмс нагнул голову и, нацелившись на графа, боднул его в грудь. Дракула вскрикнул от неожиданности и попятился к краю скалы. Казалось, он на несколько мгновений завис там, а потом свалился с гребня и пропал из поля моего зрения.
Когда я, бросившись вперед, обежал вокруг скалы, моим глазам предстала сцена, которую я никогда не забуду. Дракула, пролетев футов пятьдесят, упал в страшную Гримпенскую трясину. Зловонная тина уже засасывала его в роковую глубину, и попытки выбраться приводили лишь к тому, что он увязал еще глубже. Вскоре он уже был по пояс в трясине и, дико размахивая руками, в страхе выкрикивал непонятные слова на своем родном языке. У него за спиной распростерся наподобие крыльев черный плащ, и он напоминал какое-то гигантское насекомое, которое в панике изворачивается, чтобы вырваться из вязкой трясины.
Ко мне подошел Холмс, и мы осторожно приблизились к месту происшествия. При нашем появлении Дракула повернулся к нам с выражением отчаяния на лице.
– Помогите. Умоляю, помогите, – упрашивал он.
Несмотря на все то, что я знал об этом демоническом существе, я не мог не почувствовать к нему жалость, видя страдание в его глазах, когда с ужасной неотвратимостью трясина затягивала его все глубже.
Холмс наблюдал за происходящим в молчанье.
Небо продолжало светлеть, и на горизонте показалась кромка восходящего солнца, посылая на пустошь первые лучи.
– Нет! – вопил граф, продолжая яростно биться в зеленой тине.
Чтобы защититься от солнечного света, он прикрывал глаза кровоточащей культей. Казалось, Природа мстит этому существу, которое столь долго нарушало ее законы. Затопляя пустошь золотистым светом, над Черным Столбом встало солнце, как новенький соверен. Когда разрушительные лучи коснулись его извивающегося тела, вампир пронзительно закричал от боли.
А затем на наших глазах этот выходец из могилы начал разлагаться. Вся эта сцена напоминала видения одурманенного наркотиками человека. Омерзительный процесс начался с того, что плоть на лице потемнела, высохла и отвалилась от костей. Это сопровождалось обильным выделением из глазниц желтоватой жидкости, а вскоре глаза выпали из глазниц. Рот тоже изрыгал эту отвратительную желчь, и вскоре в лице невозможно стало узнать что-либо человеческое.
Торс, видимый над поверхностью трясины, съежился и рассыпался в прах. Разлагающийся остов вампира полностью распался, и от него осталась лишь тошнотворная темно-зеленая жидкая масса, которую медленно поглотила Гримпенская трясина.
Несколько мгновений мы стояли, вглядываясь в спокойную поверхность болота и лишившись дара речи от увиденного, – это обманутые столетия взимали свою пошлину с древнего тела графа Дракулы.
Холмс первым прервал молчание.
– Миру больше не будет досаждать это самое злобное из всех существ, – спокойно произнес он.
Солнечные лучи раннего утра придали его усталым чертам бронзовый оттенок.
Вдруг с той стороны пустоши послышался протяжный и низкий горестный вой. Этот завораживающий вопль заставил нас повернуться в направлении Черного Столба. Мы увидели, как силуэтом на фоне солнца вырисовывается огромная фигура лающей собаки.
Вид этой собаки пробрал меня до костей.
– Господи! – воскликнул я.
Холмс бросил на меня проницательный взгляд.
– Оплакивает смерть родственной души.
Я вновь повернулся к Черному Столбу, но темный силуэт пропал.
Глава двадцать пятая
Размышления о прошлом
После нашего возвращения на Бейкер-стрит Холмс почти сразу погрузился в другое дело. Эта тайна, в высшей степени заурядная по сравнению с нашими недавними приключениями, касалась исчезновения из дома леди Ровены Дербанд драгоценного камня «Звезда Кришнапура». Тем не менее это дело занимало моего друга почти всю неделю, не оставляя времени для размышлений о смерти Кэтрин Хантер, в которой он себя винил. Но во время нашего возвращения в Лондон только мысль об этом и занимала его ум. Он сидел, закутавшись в пальто, и угрюмо уставившись в окно вагона.
– Я в ответе за ее гибель, – время от времени бормотал он.
Я не переставал уверять его в обратном, а также в том, что он сделал все возможное для ее спасения, но он никак не мог успокоиться или заняться обсуждением других аспектов этого расследования.
Смерть девушки столь же сильно подействовала и на Гарднера. Хотя я понимал, что он приготовился услышать самое худшее, но, когда ему сообщили о кончине Кэтрин Хантер, с лица его сошла краска, а пальцы с побелевшими костяшками вцепились в подлокотники кресла. Холмс сообщал ему, что, несмотря на наши усилия, нам не удалось вырвать ее из когтей опасной болезни, которую она подхватила, и для предупреждения угрозы заражения мы были вынуждены кремировать труп. Он уверил Гарднера в том, что теперь заболевание искоренили и последствий не будет. В ответ встревоженный директор лишь уставился на Холмса тусклым отсутствующим взглядом. Смерть Кэтрин Хантер явилась последним ударом из тех, что за последние месяцы сыпались на голову Гарднера. Он считал себя конченым человеком, жизнь которого обратилась в руины. Теперь все, к чему он стремился – организация академии, завоевание ею хорошей репутации, – представлялось ему бессмысленным. Все это усугубляло чувство вины, испытанное Холмсом. Как я ни старался, но не мог изменить его мнения на этот счет.
Прибыв на Бейкер-стрит, мы застали на пороге разгневанного инспектора Лестрейда.
– Где вы были последние несколько дней? – негодующе спросил он, с такой силой сжимая шляпу-котелок, что я испугался, как бы он не порвал край.
– За городом, – последовал лаконичный ответ Холмса.
– Ваше остроумие неуместно! – прокричал Лестрейд. – Я требую от вас объяснения, мистер Холмс. Я хочу знать, что произошло в ту ночь, когда вы посетили полицейский морг.
– Почти ничего, – устало ответил Холмс.
Лестрейд выпучил глаза, лицо его запылало от гнева, однако Холмсу удалось успокоить его терпеливой улыбкой и словами извинения.
– Простите мне мою небрежность, Лестрейд, – молвил он, – но в течение нескольких ночей я почти не знал сна, а усталость делает меня немного легкомысленным. По правде говоря, я не меньше вашего озадачен странными происшествиями в морге. Я склонен считать, что мы были жертвами какого-то надувательства или чего-то в этом роде. Дальнейшее расследование завело меня в тупик, и я впервые в жизни должен признать, что совершенно сбит с толку.
Сообщая все это Лестрейду, Холмс хранил важное и унылое выражение лица.
Признание Холмсом своего поражения вызвало у сыщика из Скотленд-Ярда самодовольную улыбку.
– Бог мой, – с ноткой сарказма произнес Лестрейд, выпячивая грудь. – Никогда бы не подумал, что дождусь того дня, когда знаменитый сыщик признает свое поражение. Я считал, не существует проблем, не подвластных вашему дедуктивному методу.
