Джозефина Тэй - Загадочные события во Франчесе
— А кто это, Махоуни? — спросила Марион.
— Как, вы не помните Махоуни? Это ирландский «патриот», который подложил бомбу в корзину на велосипеде одной женщины на оживленной улице в Англии; четырех человек разорвало на куски, в том числе и женщину, ее потом опознали по обручальному кольцу. По мнению епископа, Махоуни не убийца, а заблудшая душа; представьте себе, он боролся за угнетенное меньшинство — ирландцев, и мы не должны делать из него мученика. Тут он несколько перегнул — даже «Наблюдатель» такое скушать не в силах, и, насколько я знаю, престиж епископа здорово пошатнулся.
— Удивительно, как быстро мы забываем то, что нас не касается! — сказала Марион. — А Махоуни повесили?
— К счастью, повесили — чем он сам был весьма неприятно удивлен. Сколько его предшественников пользовались тем, что мы не должны делать из них мучеников, они даже перестали считать убийство опасным занятием. Оно стало таким же безопасным, как банковское дело.
— Кстати, о банках, — сказала миссис Шарп. — Я считаю, вам необходимо быть в курсе наших финансовых дел. Поэтому вам следует связаться с конторой мистера Кроули в Лондоне, которая занимается нашими делами. Я напишу туда и попрошу, чтобы они вас со всем ознакомили и вы знали, чем мы располагаем, и могли сделать письменные распоряжения, как нам следует потратить наши сбережения, чтобы защитить свое доброе имя. Правда, у нас на этот счет были совсем другие планы.
— Слава Богу, у нас хотя бы есть, что тратить, — сказала Марион. — Что бы мы делали в такой ситуации без гроша за душой?
На этот вопрос Роберт не рискнул ответить.
Он взял адрес конторы Кроули и пошел домой обедать с тетей Лин; впервые с прошлой пятницы, когда он на столе у Билла увидел первую страницу «Ак-Эммы», у него поднялось настроение. Он чувствовал себя как человек, попавший в сильный шторм, когда шторм начинает стихать: он еще не кончился, и еще долго будет плохо, но уже виден просвет, а всего минуту назад не было ничего, кроме жуткой тьмы вокруг.
Тетя Лин, похоже, забыла на время о неприятном деле во Франчесе и опять была нежна и мила — сейчас она была полностью поглощена подготовкой подарков к дню рождения близнецов Летиции в Саскачеване. Она приготовила его любимую еду — холодную буженину, отварной картофель и яблочный десерт с кремом — и с каждой минутой ему все труднее было поверить, что сегодня та самая пятница, которой он так страшился из-за начала кампании в «Наблюдателе». Кажется, епископ ларборский не «попал в масть», как говорит муж Летиции. Теперь он даже удивлялся тому, что так боялся появления его письма в газете.
В бодром расположении духа он вернулся в контору. И в таком же настроении поднял трубку, когда позвонил Хэллем.
— Мистер Блэр? Я в «Розе и короне». К сожалению, у меня для вас плохие вести. Со мной инспектор Грант.
— В «Розе и короне»?
— Да. У него ордер.
Роберт поглупел от неожиданности.
— Ордер на обыск?
— Нет, на арест.
— Не может быть!
— Увы, это так.
— Но этого не может быть!
— Я понимаю, какая это для вас неожиданность. Признаюсь, я и сам такого не ожидал.
— Вы хотите сказать, у него есть свидетель, подтверждающий заявление?
— Целых два. Так что их дело в шляпе.
— Я не верю.
— Вы сами подойдете, или нам к вам зайти? Вы, наверно, захотите пойти вместе с нами.
— Куда пойти? Ах, да. Конечно, пойду. Я сейчас буду в «Розе и короне». Вы где? В гостиной?
— Нет, в номере Гранта. В пятом. Знаете, комната с окном на улицу, прямо над баром.
— Хорошо. Я уже выхожу. Послушайте!
— Да?
— Ордер на обеих?
— Да, на обеих.
— Понятно. Спасибо. Я сейчас буду.
С минуту он сидел, стараясь прийти в себя. Невиль ушел по делу, хотя от Невиля в любом случае трудно ждать поддержки. Он встал, взял шляпу и подошел к двери.
— Можно вас на минутку, мистер Хезелтайн? — сказал он официально-вежливым тоном, как и всегда в присутствии молодых сотрудников, и старик вышел за ним в залитый солнцем холл.
— Тимми, у нас беда. Приехал инспектор Грант из Скотланд Ярда с ордером на арест Шарпов. — Даже теперь, сказав это, он все не мог поверить в реальность происходящего.
Хезелтайн был тоже поражен. Он молча таращил бледные старческие глаза.
— Весьма неожиданно, правда, Тимми? — Напрасно он ждал поддержки от старого больного клерка.
Однако, несмотря на удивление, старость и болезни, мистер Хезелтайн оставался юристом, и он тут же оказал Роберту столь необходимую ему помощь. После целой жизни, проведенной в обществе юридических формул, его мозг моментально включался и настраивался на букву закона.
— Ордер. А почему именно ордер?
— Потому что без ордера арестовать нельзя, — немного раздраженно сказал Роберт. Похоже, старина Тимми начал сдавать.
— Я не то имею в виду. Я хочу сказать, они обвиняются в судебно-наказуемом проступке, а не в уголовном преступлении. В таком случае достаточно повестки, не так ли, мистер Роберт? Их не за что арестовывать. Во всяком случае за проступок не арестовывают.
Роберту это не приходило в голову. На самом деле, почему не повестка? Хотя, если они захотят, им ничего не стоит их арестовать.
— Да зачем им это? Такие люди, как Шарпы, не сбегают. И не причиняют никому вреда, пока ждут суда. Вам сказали, кто выписал ордер?
— Нет, не сказали. Огромное вам спасибо, Тимми, — вы мне здорово помогли. Ну я пошел в «Розу и корону» — там инспектор Грант и Хэллем, — а потом во Франчес. Предупредить Шарпов нельзя — у них сейчас нет телефона. Придется идти к ним в сопровождении Гранта и Хэллема. А мы как раз сегодня утром думали, что дела пошли на лад. Скажите Невилю, когда он вернется, хорошо? И остановите его, если он вздумает делать глупости.
— Вы же отлично знаете, мистер Роберт, что я никогда не мог остановить мистера Невиля, что бы ему ни взбрело в голову. Хотя мне показалось, последнюю неделю он ведет себя удивительно трезво, если можно так выразиться.
— Подольше бы так, — сказал Роберт, выходя на залитую солнцем улицу.
В это время в «Розе и короне», как обычно, не было посетителей, и пока он шел по холлу, поднимался по узкой лестнице и стучал в дверь номера пять, он не встретил ни одной живой души. Дверь открыл как всегда спокойный и обходительный Грант. Хэллем со скучающе-недовольным видом стоял, облокотившись на туалетный столик у окна.
— Я понимаю, для вас это полная неожиданность, мистер Блэр, — сказал Грант.
— Да, вы правы. Если откровенно, для меня это удар.
— Садитесь. Я вас не тороплю.
— Инспектор Хэллем сказал мне, что у вас есть новые доказательства.
— Да, и я бы сказал, неопровержимые доказательства.
— Могу я узнать, какие именно?
— Разумеется. Есть человек, который видел, как Бетти Кейн у автобусной остановки садилась в машину Шарпов…
— В какую-то машину, — поправил его Роберт.
— Если вам угодно, в какую-то машину — однако ее описание подходит к машине Шарпов.
— Не больше, чем к десяти тысячам прочих машин в Англии. Что еще?
— Девушка с фермы, которая раз в неделю приходила к Шарпам помогать по дому, утверждает, что слышала с чердака дома крики.
— Приходила? А сейчас не приходит?
— Нет, с тех пор как делу Кейн дали огласку.
— Понятно.
— Сами по себе это не слишком ценные показания, но они ценны тем, что подтверждают рассказ девушки. Например, то, что она действительно опоздала на автобус, идущий из Ларборо в Лондон. Наш свидетель утверждает, что автобус обогнал его, когда он прошел с полмили. А когда через несколько минут показалась автобусная остановка, девушка уже там стояла. Это длинная, прямая дорога, главная трасса из Лондона через Мейнсхилл…
— Да, я знаю.
— Ну так вот, он еще не дошел до остановки, как увидел, что рядом с девушкой остановилась машина, она в нее села, и машина поехала дальше.
— Но ведь он не видел, кто был за рулем?
— Нет, не видел. Он был слишком далеко.
— А девушка с фермы — она сама сделала заявление о том, что слышала крики?
— Нет, она говорила подругам; узнав об этом, мы обратились к ней, и она готова повторить показания под присягой.
— А она говорила об этом с подругами до того, как стало известно о похищении Бетти Кейн?
— Да.
Роберт не ожидал такого и внутренне содрогнулся. Если на самом деле девушка говорила про крики еще до того, как Шарпы попали в беду, — тогда показания неизбежно повлекут за собой обвинение. Роберт встал и заходил взад-вперед по комнате. Он с завистью подумал о Бене Карли. Бен в подобной ситуации никогда бы так не расчувствовался и не растерялся. Он был бы в своей стихии и получал бы истинное наслаждение, обдумывая, как лучше обойти букву закона. Роберт смутно догадывался, что его собственное врожденное уважение к закону — скорее недостаток, чем достоинство; ему как раз не хватает твердой убежденности Бена в том, что закон существует для того, чтобы его обходить.
