Вэл Макдермид - Большой откат
Я сделала кофе и приготовилась слушать.
Алексис зажгла сигарету и пару раз глубоко затянулась, прежде чем заговорить. Иногда я воображаю, как было бы хорошо иметь постоянно под рукой это успокаивающее средство. Но потом вспоминаю о своих легких.
— За обедом я немного выпила. Я не была пьяна, просто несколько воинственно настроена. Поэтому я купила краску в баллончике. Собиралась изобразить что-нибудь малопристойное на доме Читама, — сказала Алексис со смущенным видом. — Короче, я приехала туда и увидела на дорожке его машину. Подумала, не написать ли на капоте «Ты, грязная крыса!»— а потом поняла — раз он дома, то я могу с таким же успехом высказать ему в лицо, что я о нем думаю. Тогда я позвонила: в дверь. Никто не ответил, и я заглянула в щель почтового ящика. И увидела эти болтающиеся ноги. — Расскажи поподробнее, — попросила я, вспомнив свои переживания.
— Я рванула оттуда, как черт от ладана, — закончила Алексис и уронила голову, так что непокорные черные волосы закрыли ей лицо.
— Ты не позвонила в полицию? — спросила я.
— Как я могла? У меня не было никаких законных прав находиться там. Я даже не знала, чье это тело. И я не могла позвонить анонимно. Половина копов в Манчестере знают, кто говорит, не успею я открыть рот, — Она была права. Любой, кто когда-либо говорил с Алексис, не забудет этот прокуренный голос с ливерпульским акцентом.
— Извини, — сказала я. — Мне следовало позвонить тебе насчет этого вчера вечером. Я была просто слишком измотана. Когда ты поняла, что это был Читам?
— Когда сделала несколько звонков сегодня утром. Мне сообщили об этом как об обычной, не вызывающей никаких подозрений смерти. Не будь он адвокатом, я сомневаюсь, что о нем бы вообще упомянули. Меня всю перекосило, честное слово.
— Какие-нибудь подробности? — спросила я.
— Негусто. Не для печати, мне сообщили, что он был в женской одежде и затеял игру со связыванием. По словам детектива, у Читама в шкафу обнаружили настоящую камеру пыток. Они считают, что смерть наступила вчера днем. Он не привлекался за сексуальные преступления. Даже не получал предупреждения. И не фигурирует в их списке людей, которые в свободное время занимаются чем-то подозрительным. В полиции не думают, что тут замешан кто-то еще, и не считают смерть подозрительной. Они даже не считают это самоубийством, просто несчастным случаем. Я могу только благодарить Бога, что у Читама нет любопытных соседей, иначе полицейские могли бы поинтересоваться, за каким чертом я вчера днем ломилась к нему в дом. — Алексис выдавила из себя слабую улыбку. — Особенно если бы они узнали, что я наняла частного детектива с целью вернуть пять тысяч, которые с помощью Читама из меня вытянули.
— Ты не единственная, кто побывал там вчера, — сказала я и поведала Алексис о случившемся накануне. — Я пришла к выводу, что они убили его, — добавила я. — Но Ричард меня убедил, что я все это просто нафантазировала.
— И что будет теперь? — спросила Алексис.
— Теоретически можно не обращать на это внимания, и я могла бы дальше заниматься Ломаксом, как ты меня просила, чтобы заставить его вернуть деньги. Проблема в том, что теперь, когда Читам мертв, Ломакс вполне может отрицать свое участие в мошенничестве и попытается свалить все на Читама.
— Не думаешь же ты, что ему удастся выйти сухим из воды? — возмутилась Алексис, закуривая очередную сигарету.
— Честно говоря, не знаю, — призналась я. — Лично я думаю, что между Ломаксом и Читамом происходило нечто большее, чем нам известно. И если есть какие-то доказательства преступных действий Ломакса — помимо того, что я видела их вместе, — то эти доказательства скрыты в чем-то другом. Поэтому я хочу продолжать копать.
Алексис кивнула:
— Какая помощь требуется от меня?
В Большом Манчестере есть районы, где никто не удивится, наткнувшись на магазин для трансвеститов и транссексуалов. Тихая улочка в Олдхеме к ним не относится. Не могу вообразить, чтобы кто-то в Олдхеме был способен на нечто более радикальное в сексуальном плане, чем стандартные позы, правда, это говорит только об ограниченности моего воображения. У местных жителей точно не было проблем с «Трансез», поскольку фасад магазина, неудачно зажатого между лавками мясника и старьевщика, ничего особенно не скрывал.
По пути Алексис рассказала мне о магазине и его владелице. Несколько лет назад имя Кассандры Клифф то и дело мелькало в желтой прессе, когда какой-то любитель сенсационных разоблачений выяснил, что актриса, исполнявшая роль постоянного персонажа во всеми любимой мыльной опере, была на самом деле транссексуалкой— в прошлом мужчиной. Из последовавших затем во множестве печатных материалов о «сменившей пол звезде мыльной оперы» стало известно: Кассандра — бывший Кевин— уже больше десяти лет жила как женщина, и никто из актеров и режиссеров и понятия не имел, что исходно-биологически она относилась к другому полу, нежели болтливая владелица магазинчика, торгующего чипсами, которую играла. Конечно, по клятвенным уверениям продюсеров «Северян», разоблачение секрета Кассандры ни в коей мере не могло изменить их отношение к ней.
Два месяца спустя героиня Кассандры погибла во время трагического несчастного случая, когда на нее рухнула пристройка, сделанная ее мужем к их дому. Кинокомпания отрицала, что Кассандру выкинули из сериала из-за смены ее пола, но вряд ли это могло утешить ее, оказавшуюся у разбитого корыта в тридцать семь лет. «Но она заставила их за это заплатить, — сказала Алексис— Она продала свою собственную версию случившегося одному из воскресных скандальных изданий, облив грязью всех национальных кумиров. А потом на полученный гонорар открыла магазин „Транзес“ и стала выпускать ежемесячный журнал для трансвеститов и транссексуалов. Она такая храбрая, Кейт. Касси нельзя не уважать».
Алексис свернула на одностороннюю дорогу и объехала здание магистратуры. Современные бетонные коробки и мрачные магазины из красного кирпича стояли вперемежку вдоль почти каждой улицы и представляли собой столь нелепое зрелище, что у меня возникло желание построить посреди них клетку и заставить всех городских проектировщиков пожить в ней недельку среди летающего по ветру мусора и пустых банок из-под безалкогольных напитков, гремящих у обочин. Пытаясь отвлечься от унылого городского пейзажа, я спросила:
— Откуда ты ее так хорошо знаешь? Какое отношение она имеет к журналистам, пишущим о преступниках?
— Я пару раз брала у нее интервью для статьей, когда она еще играла Марджи Гримшоу в «Северянах». Мы нашли общий язык. Потом, когда все улеглось и она открыла свой магазин, я позвонила ей и спросила, можно ли сделать материал о ее магазине. Она не слишком обрадовалась, но я дала ей почитать копию, и она ее одобрила. Теперь мы примерно раз в месяц вместе обедаем. До нее доходит много такого, о чем понятия не имеют мои другие источники информации. Она удивительно наблюдательна, — закончила Алексис, припарковав машину на тихой боковой улочке, застроенной стандартными домами. Здесь вполне можно было бы снимать «Северян».
— И она все тебе рассказывает?
— Подозреваю, что далеко не все. После того, что с ней случилось, она старается защитить всех, кто находится в одинаковом с ней положении. Но если она может помочь, то сделает это.
Завернув за угол, я следом за Алексис оказалась на одной из тех улиц, которые на самом деле не относятся к центру города, но хотели бы им считаться. По пути я заглянула в витрину. Единственным признаком того, что магазин отличался от других бутиков, была бросающаяся в глаза вывеска, гласившая: «Мы специализируемся на больших размерах. Обувь до двенадцатого размера». Сама дверь магазина являлась неким предупреждением для непосвященных. На ее стекле аккуратными красными буквами на уровне глаз средней женщины было написано: «Специалисты по товарам для трансвеститов и транссексуалов».
Мы с Алексис зашли внутрь. Магазин был большой, и в нем царила неопределенная атмосфера сомнительности: Отделка была выполнена в кремовых и розовых тонах, причем розовый приближался к ядовитому цвету сахарной ваты. Платья и костюмы на вешалках, идущих по всей длине магазина, выглядели чересчур броскими, как по цвету, так и по стилю. Подозреваю, что впечатление сомнительности создавали стеклянные витрины у стен за прилавком. В них лежали протезы и белье, какие мне слишком хорошо запомнились по тайной коллекции Мартина Читама. В одном углу имелась полка с журналами. Даже по первому взгляду было видно, что все они, за исключением журнала Кассандры «Транзес», на обложках сочетали бесстыдство и застенчивость, характерные для мягкого порно.
Существо за прилавком явно тоже относилось к клиентам. Его выдавали только размер рук и кадык, Если бы не это, догадаться было бы трудно. Макияжа было, пожалуй, чуть многовато, но в большинстве пабов квартала это не вызвало бы ни одного взгляда удивления.
