Андрей Зарин - В поисках убийцы
— Зачем мне больше? Спасибо и на этом.
Семечкин вынул чековую книжку, радостно подписал чек и, подавая его талантливому сыщику, сказал:
— А еще милости прошу. Мы теперь с Настасьей Петровной уедем, но в августе непременно вернемся; так не откажите на нашей свадьбе попировать.
Патмосов рассмеялся.
— Прохоров звал на свадьбу — раз; вы меня зовете — два. Нужно еще третью.
— А Семен Сергеевич, — воскликнул Семечкин, — с вашей Екатериной Борисовной! Вот и три!
— И то! Значит, все свадьбы и справим. То-то кутеж будет!..
Семечкин горячо обнял Бориса Романовича.
На другой день он снова приехал к Патмосовым вместе с Настасьей Петровной и привез Кате футляр с драгоценным ожерельем.
— Это вам, Екатерина Борисовна, от моей Настасьи Петровны на памятку.
— Спасибо, — вспыхнула Катя.
Настасья Петровна посмотрела на нее с ласковой улыбкой и затем спросила:
— Вы, значит, одна у батюшки?
— Одна как перст, — сказал Патмосов. — А теперь ее у меня мой злодей отнимает.
— Так что же, — сказала Катя, — все равно ты с нами будешь. Мы с тобой ни на минуту не расстанемся.
— Знаем, знаем, — ответил Патмосов. — А все-таки была ты у меня в покорности, а теперь под чужую руку переходишь. Вроде как бы изменяешь подданство, — пошутил он.
— На то и женщина! Вот и Настасья Петровна в подданство ко мне переходит, — и Семечкин, взяв руку Настасьи Петровны, горячо поцеловал ее.
— И хорошо, — сказал Патмосов, — а чтобы он не очень утеснял вас, вы ему приданое в тридцать тысяч.
Коровина густо покраснела.
— Было оно! — тихо сказала она.
Семечкин с укором взглянул на Патмосова. А тот смеялся:
— Оно и есть! Не угодно ли? — он вышел в свой кабинетик и. вернулся с пачкой денег. — Извольте сосчитать. Все тридцать тысяч!
Семечкин разинул рот, Коровина отшатнулась.
— Откуда это?
— Отобрал у Кругликова, по-нашему — Чемизова.
— Ну и кудесник! — воскликнул Семечкин, приходя в себя. — Настя, бери!.. Твои деньги. Борис Романович вроде доброго духа.
— Как благодарить вас? — сказала Коровина.
— На ее свадьбе плясать, — ответил Патмосов, кивая головой в сторону дочери.
— Нет! — сказал Семечкин. — Должна ты дать ему десять процентов. Считай три тысячи.
Коровина передала Патмосову деньги.
Семечкин уложил остальные пачки по карманам.
— Ну, теперь — все! — сказал он. — Надо и в дорогу собираться. Может быть, приедете нас проводить вечером на Николаевский вокзал? Хотим в Саратов поехать, а оттуда либо в Крым, либо на Кавказ.
— Непременно приедем втроем: я, Катя и Семен, — пообещал Патмосов.
XXX
НОВЫЙ УСПЕХ
Начальник сыскной полиции сидел в кабинете, занимаясь очередными делами. Вскоре к нему вошел помощник и сказал:
— Чухарев не в своем уме: говорит, что нашел убийцу Коровиной.
— Ну? Зовите его сюда!
Помощник через минуту вернулся с Чухаревым. Тот краснел, одергивал себе манжеты и, волнуясь, докладывал:
— Я, ваше превосходительство, все как есть узнал. Женщина, которая убита, вовсе не вдова Коровина — последнюю уже нашел господин Патмосов. Она жива и теперь находится на излечении, а потом господин Семечкин на ней женится.
— Как? — начальник полиции откинулся к спинке кресла и изумленно вытаращил глаза. — А этот Кругликов?
— Кругликов скрылся и ни в каком убийстве не повинен.
— Что за чепуха! Как же Семечкин искал Коровину, а она жива?
— Жива, — ответил Чухарев, — могу вас удостоверить в этом. Сейчас она на излечении находится, потому господин Кругликов ее гипнотизмом изводил.
— Кто же убит?
— А убита некая Берта Эдуардовна Шварцман.
— Что такое? Какая Шварцман? Слушайте, Чухарев, вы, кажется, того… — и начальник указал на лоб.
— Никак нет. Дозвольте рассказать все доподлинно! — Чухарев, торопясь и сбиваясь, рассказал весь ход дела. Начальник слушал его внимательно, и мало-помалу лицо его начинало принимать радостное и ласковое выражение. Чухарев кончил и сказал: — Дозвольте, ваше превосходительство. мне поехать и арестовать убийцу.
— Молодец, Чухарев! Отличились, — воскликнул начальник. — Будьте теперь спокойны, я не оставлю вас без награды и сделаю вас чиновником особых поручений. Ну, а что касается ареста, так мы поедем с вами вместе. Поняли? Собирайтесь к девятичасовому поезду. Я сейчас сделаю экстренный доклад градоначальнику.
— Слушаю-с, — ответил Чухарев и вышел из комнаты, не чувствуя под собою ног от радости.
— Что? Наградил? — спросил его Калмыков.
— Обещался наградить, а арест сам хочет сделать.
— Э! — Калмыков мрачно усмехнулся. — Разве мы этого не знаем? Он же и награду получит. Будут говорить: вот какой ловкий! В газетах напечатают. Ну, а тебе-то что обещал?
— Сказал, что чиновником сделает.
— Ну, понятно! Нельзя же так оставить. А и счастливый же ты, Чухарев!
— Бог помог!
Калмыков наклонился к нему и сказал:
— Говори по правде, ты?
— А то кто же? — ответил Петр Кондратьевич, искоса взглядывая на приятеля.
— Врешь! Все это тебе Патмосов сделал.
— И ничуть! Я все один, как есть.
— И в Лодзь ездил?
Этот вопрос несколько смутил Чухарева, но он, быстро оправившись, с апломбом ответил товарищу:
— Ну, в Лодзь я не ездил, но у меня там есть люди, и я все справки навел. Однако мне пора; надо и дома распорядиться, и в дорогу приготовиться. Дело будет серьезное, нешуточное.
— Счастливый, — вздохнул Калмыков. — Повезло!
— Не унывай! И тебе повезет.
Чухарев отошел от приятеля и торопливо побежал домой.
— Тоже Шерлок Холмс, — усмехнулся Калмыков и досадливо плюнул.
Между тем Петр Кондратьевич быстро собрался и с маленьким чемоданом в руке вернулся в сыскное ожидать начальника.
XXXI
СТРАШНОЕ ПРИЗНАНИЕ
Бойко шла торговля у Плинтуса. За конторкой сидела Стефания с острым носом и быстрыми, вытаращенными глазами и, смотря на окошечко, громко отдавала свои приказания.
Сам Генрих Брониславович почтительно разговаривал с покупателем. Во всем магазине, во всех углах был навален товар. Тут лежали и отрезки трико, и готовые пиджачные и визитные костюмы, и мерлушковые шапки. В другой стороне, в высоком стеклянном шкафу, в коробках лежали часы, кольца, серьги, браслеты. Целый угол занимали волшебные фонари и кинематографы, и, казалось, не было такой безделицы, которой не оказалось бы в магазине Плинтуса. Сидевшая за кассой бледная, пожилая женщина проверяла повестки с наложенным платежом. Работа кипела.
Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошли три господина: один — высокий, полный и представительный, другой — маленького роста, толстенький, а третий — приземистый, ширококостный мужчина с суровым лицом. Маленький быстро подошел к хозяину магазина и сказал:
— Уважаемый господин Плинтус, нам бы нужно повидать вашу супругу, Стефанию Казимировну.
— Я здесь! — раздался из окошечка резкий голос.
— А, очень приятно! — проговорил маленький (это был Чухарев). — Не будете ли добры выйти к нам на минуточку?
— Что вам угодно?
Стефания вышла из-за загородки и остановилась пред Чухаревым. В это время выступил полный господин и, строго смотря на нее, произнес:
— Где Берта Эдуардовна Шварцман? Вы должны знать это.
Стефания с легким криком отступила назад, но, быстро оправившись, сказала:
— Мне до этой девки нет никакого дела.
Сам Плинтус оставил покупателей и испуганно подошел к странным посетителям.
— Я вас арестую за убийство. Берты Шварцман, — сказал Стефании полный господин и обернулся к сопровождавшему его: — Делайте свое дело!
Тот подошел к Стефании и взял ее руки. Она, вырываясь, воскликнула:
— Вы не смеете трогать меня! Как вы смеете говорить такие вещи? Я ничего не знаю о Берте Шварцман!
— Мы это узнаем после, поговорив с вами, — сказал полный господин.
Чухарев подошел к Плинтусу:
— Будьте добры, покажите мне все вещи покойной Берты Шварцман и комнаты вашей супруги.
— Я… сделайте одолжение, — заикаясь, сказал Плинтус и изумленным взором смотрел, как Стефанию вывели из магазина, посадили в автомобиль и увезли.
Он опустился на стул и, позабыв о своих покупателях, вытер платком вдруг вспотевшее лицо. Молнией мелькнула в его уме мысль, что исчезновение красивой Берты — дело рук его ревнивой жены.
Между тем Чухарев в сопровождении прислуги вошел в комнату Стефании и деятельно занялся обыском. Он переворочал всю постель, заглянул во все щелки, выдвинул все ящики.
А в это время в отдельном кабинете лодзинского полицеймейстера сидел начальник петербургской сыскной полиции и допрашивал Стефанию Плинтус. Она рассказала, как ехала с Бертой Шварцман, всячески порочила ее, но когда дошла в своем рассказе до ссоры со Шварцман, то спуталась.