Эрл Гарднер - Дело о воющей собаке
Клод Драмм поднялся с места.
– Ваша честь, – заговорил он, – события приняли поразительный и абсолютно неожиданный оборот. Я знаю, что, учитывая обстоятельства, ваша честь не потребует от меня упоминать о сущности этих событий, по крайней мере перед жюри. Но я чувствую, что мое присутствие как заместителя окружного прокурора, знакомого с фактами этого дела, настоятельно необходимо во многих местах, и ходатайствую о переносе заседания на завтрашнее утро.
Судья Маркхэм посмотрел поверх очков на Перри Мейсона.
– У вас есть возражения, адвокат? – спросил он.
– Да, – ответил Мейсон, вставая. – Права обвиняемой требуют, чтобы перекрестный допрос данного свидетеля завершился на этом заседании. Я упоминал об этом перед началом допроса и достиг соглашения с обвинителем.
– Правильно, – подтвердил судья. – Ходатайство о переносе отклонено.
– Но ваша честь должны понять… – взволнованно начал Драмм.
– Довольно, – прервал судья Маркхэм. – Решение принято. Продолжайте, мистер Мейсон.
Перри Мейсон устремил на Телму Бентон долгий обвиняющий взгляд.
Она опустила глаза, переминаясь с ноги на ногу. Ее лицо стало белым, как стена позади.
– Насколько я понял из ваших показаний, – медленно начал Мейсон, – Пола Картрайт уехала из дома на Милпас-драйв в такси утром семнадцатого октября.
– Верно, – кивнула Телма.
– Вы видели, как она уезжала?
– Да, – тихо отозвалась она?
– Должен ли я понимать, – повысил голос Перри Мейсон, – что вы видели Полу Картрайт живой утром семнадцатого октября этого года?
Телма неуверенно закусила губу.
– Прошу занести в протокол, – вежливо произнес Мейсон, – что свидетельница колеблется.
Клод Драмм вскочил на ноги.
– Это абсолютно несправедливо, – заявил он. – Я возражаю против этого вопроса. Прежде всего, он спорный, к тому же его уже задавали и получили ответ, и, наконец, он не соответствует правилам перекрестного допроса.
– Протест отклонен, – сказал судья Маркхэм. – Занесите в протокол, что свидетельница колеблется перед ответом.
Телма Бентон подняла взгляд, в котором застыл панический страх.
– Не могу сказать, что видела ее в буквальном смысле, – заговорила она. – Я слышала шаги вниз по лестнице от ее комнаты, видела такси, стоявшее у дома, и женщину, севшую в такси, которое вскоре отъехало. Мне казалось само собой разумеющимся, что эта женщина – миссис Картрайт.
– Значит, вы не видели ее? – настаивал Перри Мейсон.
– Нет, – тихо признала она. – Не видела.
– Далее, – продолжал Мейсон, – вы идентифицировали это письмо как написанное почерком миссис Картрайт.
– Да, сэр.
Перри Мейсон предъявил фотокопию телеграммы, отправленной из Мидуика.
– По-вашему, – спросил он, – эта телеграмма также написана почерком Полы Картрайт?
Свидетельница вновь заколебалась, закусив губу.
– В обоих документах почерк одинаковый, не так ли? – продолжал Мейсон.
– Да, – еле слышно отозвалась Телма Бентон. – Думаю, это один и тот же почерк.
– Думаете, но не знаете? Ведь вы уверенно опознали в письме почерк Полы Картрайт. Как насчет телеграммы? Она написана тем же почерком или нет?
– Да, – тем же шепотом ответила свидетельница. – Это почерк миссис Картрайт.
– Следовательно, миссис Картрайт отправила эту телеграмму из Мидуика утром семнадцатого октября?
– Очевидно, – тихо сказала Телма.
Судья Маркхэм постучал молоточком.
– Миссис Бентон, пожалуйста, говорите громче, чтобы присяжные могли вас слышать.
Женщина подняла голову, посмотрела на судью и слегка покачнулась.
Клод Драмм снова поднялся:
– Ваша честь, теперь ясно, что свидетельница больна. Я прошу отложить заседание из сострадания к свидетельнице, без сомнения перенесшей тяжелый шок.
Судья Маркхэм медленно покачал головой.
– Я считаю, что перекрестный допрос следует продолжить, – сказал он.
– Если слушание можно перенести на завтра, – с отчаянием заявил Клод Драмм, – есть некоторый шанс, что дело может быть прекращено.
Перри Мейсон круто повернулся. Он стоял, слегка расставив ноги и воинственно выпятив подбородок; его голос отзывался в зале гулким эхом:
– К сведению суда, именно этой ситуации я хотел бы избежать. Против моей подзащитной публично выдвинуто обвинение, и она имеет право получить вердикт присяжных о своей невиновности. Прекращение дела обвинителем оставит пятно на ее имени.
После красноречивого заявления Перри Мейсона голос судьи Маркхэма казался тихим и бесстрастным.
– Ходатайство отклонено. Слушание будет продолжено.
– Не будете ли вы так любезны объяснить, – вновь заговорил Мейсон, – каким образом Пола Картрайт могла написать письмо и телеграмму утром семнадцатого октября этого года, когда вам отлично известно, что она была убита вечером шестнадцатого октября?
Клод Драмм снова вскочил:
– Возражаю против этого вопроса как спорного, подталкивающего свидетельницу к выводам, не подходящего для перекрестного допроса и опирающегося на недоказанный факт.
Несколько секунд судья Маркхэм молча смотрел на бледное и напряженное лицо Телмы Бентон.
– Протест принят, – отозвался он наконец.
Перри Мейсон взял письмо, якобы написанное почерком миссис Картрайт, положил его перед свидетельницей и указал на него пальцем.
– Разве не вы написали это письмо? – осведомился он.
– Нет! – вскрикнула она.
– Разве это не ваш почерк?
– Вы сами знаете, что нет. Он нисколько не похож на мой.
– Семнадцатого октября, – продолжал Перри Мейсон, – ваша правая рука была забинтована, не так ли?
– Да.
– Вас укусила собака?
– Да. Кто-то подсунул Принцу яд, и, когда я пыталась дать ему рвотное, он укусил меня в руку.
– Да, – кивнул Мейсон. – Но факт в том, что ваша правая рука была перевязана семнадцатого октября этого года и оставалась забинтованной еще несколько дней, верно?
– Да.
– И вы не могли держать ручку в этой руке?
Последовала небольшая пауза.
– Да, – внезапно заявила свидетельница. – И это доказывает, насколько ложно ваше обвинение, будто я написала письмо и телеграмму. Моя рука была покалечена, и я никак не могла ею писать.
– Были ли вы в Мидуике семнадцатого октября этого года?
Женщина колебалась.
– Не летали ли вы в тот день в Мидуик на самолете чартерным рейсом? – продолжал Мейсон, не дожидаясь ответа.
– Да. Я думала, что могу найти там миссис Картрайт, и полетела туда.
– И вы не заполняли этот бланк в мидуикском телеграфе?
– Я уже говорила вам, что не могла этого сделать.
– Отлично, – кивнул Мейсон. – Давайте вернемся к вашей руке. Она была настолько искромсана, что вы не могли держать в ней ручку?
– Да.
– И это произошло семнадцатого октября?
– Да.
– Восемнадцатого октября рука была в таком же состоянии?
– Да.
– И девятнадцатого тоже?
– Да.
– Но разве вы не вели дневник в течение упомянутого мною периода?
– Да, – быстро ответила Телма, но, спохватившись, закусила губу и поправилась: – Нет.
– Так все-таки да или нет?
– Нет.
Перри Мейсон извлек из кармана лист бумаги:
– Не является ли это страницей вашего дневника, относящейся к упомянутой дате, а именно к восемнадцатому октября этого года?
Свидетельница молча уставилась на вырванную страницу.
– И не является ли фактом, – продолжал Мейсон, – что вы одинаково свободно владеете обеими руками, что вы вели дневник в течение этого времени и делали записи ручкой, которую держали в левой руке? Не является ли фактом, что вы в состоянии писать левой рукой и всегда делаете так, когда желаете изменить ваш почерк? Не является ли фактом, что вы имеете у себя дневник, из которого вырвана эта страница, и что почерк на ней абсолютно идентичен почерку в письме, якобы написанном Полой Картрайт, и на телеграфном бланке, якобы заполненном ею же?
Женщина поднялась, уставилась остекленевшими глазами сначала на судью Маркхэма, потом на присяжных и внезапно завизжала.
В зале начался форменный бедлам. Приставы призывали к порядку. Помощники шерифа бросились к свидетельнице.
Клод Драмм истерически требовал перерыва, но его крики потонули во всеобщей неразберихе.
Перри Мейсон вернулся к столу защиты и сел.
Помощники шерифа взяли Телму Бентон за локти и хотели увести от свидетельского места, но внезапно она свалилась в обморок лицом вниз.
Мало-помалу голос Клода Драмма начал пробиваться сквозь стоящий в зале рев.
– Ваша честь, – кричал он, – во имя гуманности и достоинства я требую отложить перекрестный допрос, дабы свидетельница могла прийти в себя! Очевидно, что она очень больна, чем бы ни было вызвано ее состояние! Продолжать в такое время перекрестный допрос было бы бесчеловечно!
Судья Маркхэм устремил задумчивый взгляд на Перри Мейсона.
