Ноэль Рандон - Черная пелерина

— Чепуха. Я уже говорил мсье Леперу, что возвратился домой до начала дождя. У меня есть свидетель в лице его дочери. Эта молодая особа укрылась у меня от дождя.

Рандо обернулся к комиссару.

— Вы мне ничего не сказали.

— Селестине восемнадцать лет, она совсем ребенок… я не хотел бы вмешивать ее в расследование, — залепетал комиссар. — Она недавно болела… Слабый ребенок.

— И этот ребенок не побоялся ночью добираться до вашего дома, в котором, как мне известно, почти никого не бывает? — это относилось к Пуассиньяку, и Рандо подчеркнул свое удивление.

Пуассиньяка это, кажется, задело за живое.

— Селестина Лепер испытывает ко мне большую симпатию и в этом смысле пользуется взаимностью. Это серьезная девушка, подающая очень большие надежды на будущее. Она пользуется моей библиотекой, а также многочисленными советами. Она знает наизусть историю Французской Революции. В мой дом доступ ей открыт в любое время….

Комиссар поднял умиленное лицо и восхищенно смотрел на Пуассиньяка.

— А в котором часу мадемуазель Лепер вышла отсюда? — спросил Рандо.

— Извините, но таких подробностей я не могу помнить, — глухо сказал Пуассиньяк, его естественный голос теперь более или менее подходил к ситуации. — Она ушла очень поздно, — повторил он и, минуя внимательный взгляд Рандо, вперил свои птичьи глаза в какую-то точку выше головы инспектора.

А тем временем комиссар Лепер в отцовском упоении, совершенно обезоруженный, поспешил проинформировать:

— Когда я в двенадцать ночи вернулся домой, Селестина сидела у стола и читала книгу.

Пуассиньяк застыл на диванчике, словно лунатик, погруженный в туманные созерцания.

Рандо сообщил вывод, который он должен был сообщить:

— Следовательно, Селестина возвращалась домой во время дождя. — Некоторое время он молчал, а потом без свойственной ему порывистости спросил: — Когда мадемуазель Лепер вернула вам пелерину?

— Утром следующего дня, — тихо сказал Пуассиньяк.

Наконец-то и комиссар Лепер понял.

На обратном пути они не сказали друг другу ни слова. И почти уже у рынка, недалеко от полицейского участка, Рандо нарушил молчание. Он попытался придать словам естественное звучание, но вышло как-то очень сухо:

— Комиссар Лепер, вы не думаете, что будет лучше, если я сейчас переброшусь с вашей дочерью парой слов?

Лепер был растерян, ответа у него не нашлось. Поэтому Рандо взял его под руку, и они прошли мимо участка к удивлению сержанта Панье, который, стоя у окна, задумчиво созерцал детей, играющих в сквере Вольтера.

Улица, на которой размещался домик комиссара, была застроена только с одной стороны. Шедших овевал соленый морской ветер, смешанный с запахом роз. Прежде чем дойти до цели, они обменялись поклонами с мсье Дюверне, направляющимся энергичным шагом в сторону города, наверняка на привычную сиесту в кондитерской «Абрикос». Когда мсье Дюверне бросил взгляд на комиссара, улыбка застыла у него на лице. Лепер производил впечатление человека, пораженного апоплексическим ударом.

Дверь комиссар отворил собственным ключом. Мадам Сильвия вскрикнула и исчезла в хозяйских недрах дома. Лепер проводил Рандо в свою маленькую оружейную.

— Сейчас я ее к вам пришлю, — пробормотал он.

Инспектор, пораженный видом коллекции, удовлетворенно осматривал богатые экспонаты. Лепер подошел к нему еще раз, хотел что-то сказать, подыскивая слова. Рандо по-мужски похлопал его по плечу.

— Не беспокойтесь, я же не чудовище, — сказал он и резко повернулся на пятках.

До прихода Селестины он маршировал по кабинету, заинтересованно рассматривая рыцарское вооружение. Ведь он сам, несмотря на миниатюрность, был исправным солдатом и не одну стычку с противником выиграл с помощью славного оружия.

Рандо не знал дочери комиссара. Когда она вошла, он удивился, насколько это щуплое и малорослое создание. Одета Селестина была в платье, как обычно, теплое не по сезону. На худенькие плечи падали золотистые локоны.

— Так вы тот самый Наполеон из Тулона? — первой заговорила девушка. — Пожалуйста, садитесь. Ах, да, вам больше нравится ходить.

— Откуда вы знаете?

— Как дочь полицейского я немного интересуюсь криминалистикой. Читаю отчеты о процессах и протоколы. Вы — самый известный детектив юга Франции. Журналисты охотно о вас пишут.

— А что вы еще обо мне знаете? — не выдержал маленький инспектор.

Селестина неуловимо улыбнулась.

— Что вы, например, любите воинскую выправку, но, по существу, человек намного более интеллигентный, чем обычные военные.

— Хм. Это обо мне пишут?

— О, да. Очень часто. Но кроме всего, наибольшей известностью вы пользуетесь из-за неожиданных вопросов. Одни утверждают, что на самом деле они заранее мастерски отрепетированы, а другие считают, что это обычный трюк, с помощью которого вы оглушаете и поражаете допрашиваемых.

— Это очень интересно! — воскликнул инспектор. — И что же еще?

— А еще что беганье перед носом жертвы, — это тоже метод.

— Нонсенс, — скривился Рандо и уселся в кресло.

— Я тоже считаю, что это следствие темперамента.

Рандо присматривался к Селестине со смешанным чувством веселья и беспокойства.

— В котором часу вы ушли от Пуассиньяка в тот злополучный понедельник? — спросил он наконец без малейшего желания поразить.

— Без двадцати пяти двенадцать, — ответила она спокойно и четко.

— А когда вы пошли туда?

— Чуть позже одиннадцати.

— Могу ли я знать, с какой целью?

— Начинался ливень.

— Без двадцати пяти двенадцать дождь еще шел, но вы все-таки покинули дом Пуассиньяка.

— Да, но проливным дождь уже не был. Я торопилась домой, тетка не любит, когда я возвращаюсь слишком поздно.

— Может, вы припомните, не было ли у вас в тот день какого-то особенного дела к Пуассиньяку?

Селестина не спускала глаз с лица инспектора, отвечала она очень уравновешенно, но стреляный воробей все-таки заметил в ней напряжение.

— По случаю одолжила у него книгу.

— Какую книгу?

Ответ удивил Рандо.

— Годовую подшивку иллюстрированного еженедельника. Подшивка была большой и тяжелой, но не настолько тяжелой, чтобы я могла убить ею мсье Дюмолена.

— Мадемуазель Лепер, я бы попросил конкретнее отвечать на вопросы.

— Извините.

— В тот день, когда убили Дюмолена, вы были в доме на холме?

— Конечно. Два раза. Один раз до полудня, а второй раз с отцом после обеда.

— А теперь скажите, когда Шарль Дюмолен говорил с вами наедине?

— Инспектор Рандо! — почти выкрикнула Селестина.

— Я жду ответа.

Она взяла себя в руки.

— После полудня, на террасе. Перед обыском, который устроил отец в связи с пропажей броши.

— А во вторник с утра вы надолго заболели? Так?

— Не совсем так, — ответила она. — Перед этим я еще… — она осеклась и не спускала с Рандо широко открытых невинных глаз. — Перед этим… Мсье Рандо, вспомните, что я сделала перед этим!

— Перед этим вы утром вернули Пуассиньяку его пелерину, — сказал инспектор.

— Да. Вы и в самом деле все обо мне знаете. В среду я пошла на похороны мсье Дюмолена, а позже несколько дней подряд не выходила из дому.

— Точно так же, как и ваша подружка Луиза Сейян.

— Это маневр не на вашем уровне.

Инспектор оставил это замечание без внимания.

— Мадемуазель Лепер, поясните мне, на что рассчитывал Пуассиньяк, умалчивая в течение десяти дней о том, что он владеет чеком с подписью Дюмолена?

— Как, вы не знаете? Все очень просто. Советник Пуассиньяк считал, что он сообщит о пожертвовании известного писателя накануне выборов и тем самым обретет дополнительные голоса. На этом основывается реклама. Он себе мог это позволить, поскольку уже знал на основании заметки в «Голосе юга», что мсье Дюверне дотации еще не получил, что Дюмолен только обещал деньги на строительство памятника в честь жертв последней войны, — Селестина погрузилась в размышления, Рандо ей не мешал. Потом она заговорила вновь: — Никто себе представить не может, насколько мсье Пуассиньяк привязан ко мне. После убийства в доме на холме он поддался панике. Испугался, что мне угрожает опасность. Ведь я сделала одну большую глупость, о которой он знал. Это его идея — чтобы я поменьше выходила из дома, не показывалась на людях. Арест Фруассара вовсе не успокоил нас. Я, например, не сомневалась, что это маневр…

— Это отец вам сказал, — осадил Селестину инспектор.

— Отец сказал мне это значительно позже. Итак, я сидела дома, наблюдая течение расследования и ожидая…

— Ожидая чего? — поощрительно спросил инспектор.

— Ожидая визита Наполеона из Тулона.

— Вы мне очень льстите…

— Вы всегда были моим идеалом.