Я побывала на том свете - Буало-Нарсежак
— Я ни о чем не спрашиваю, — говорил он; и это так красноречиво означало: «Ты все равно соврешь!», что мне хотелось кусаться.
В то время как самолет пролетал над пригородами, я продолжала думать о своем несостоявшемся замужестве. А теперь, когда фирма Роблен дышала на ладан, разве не пришло время подумать о разводе? Но Бернар проявил столько радости при виде меня. Правда, свойственной ему радости, без объятий и поцелуев. Он только спросил:
— Поездка не слишком утомила тебя?
Все было в выражении его глаз, различные оттенки которого я так хорошо знала. А также в его голосе, обычно предназначенном Принцу, когда он говорил с ним поутру, ласково вопрошая: «Ну, как спалось?» Да, он был счастлив вновь поймать меня в свои сети. Он донес мой чемодан до такси. Я рассказывала о следствии, о смелых домыслах Моруччи. «Не глупо, не глупо, — бормотал он. — Эта история о потерянной пуле заставляет задуматься». Но очень скоро он перешел к проблеме, интересовавшей его больше всего.
— Ты будешь вынуждена заменить Стефана. Кем? Мама думает, что пришло время начать переговоры с конкурентами. Например с Жоанно или с Неделеком? Если ты упустишь момент, то они начнут диктовать тебе свои условия.
Последовал спор, не замедливший привести нас к ссоре.
— Сегодня же приму меры, — отрезала я.
— Какие? Тебе следовало бы переговорить с мамой. Ей есть что сказать.
А вот этого говорить уже не следовало.
— Подам в отставку, — бросила я ему. — И пусть твоя мать сама разбирается, раз ей есть что сказать. Кстати…
Я нагнулась к водителю.
— Остановитесь на бульваре Сен-Жермен, 113-бис.
— Крис! Ладно! Хорошо! Я напрасно встреваю в твои дела. Но прошу тебя…
Он снова обратился к шоферу, который нетерпеливо пожал плечами и воскликнул:
— Следовало бы знать, куда вам надо!
Принц был в коридоре, издалека почуяв своего хозяина, и смотрел на него влюбленным взглядом. Меня он даже не заметил. Зато свекровь увидела. Ее взгляд был подобен удару скальпеля. Прямо в сердце. Потайные мысли на столе для вскрытия. Однако, пересилив себя, она изобразила приветливую улыбку, и приличия были соблюдены. Но мне не терпится подойти к главному.
Кофе мы пили молча, так как по телевизору шли последние известия. Вдруг заговорили о «Пиус Пуффине». Да, Моруччи не ошибся. С правого борта, немного выше ватерлинии, в корме накрепко засела пуля. Пистолетная пуля, уточнил комментатор. Но полиция напрасно обыскала лодку и пассажиров. Оружия не было. Вероятнее всего, пуля была выпущена кем-то извне.
«Пуля, — продолжал журналист, — отправлена в лабораторию на баллистическую экспертизу. Не следует забывать, что каждый снаряд имеет свои собственные черты и в некотором смысле свою родословную. В настоящее время ныряльщики исследуют морское дно вокруг „Поларлиса“, так как возможно, преступник выбросил оружие в воду, прежде чем скрыться».
— Это было бы слишком просто, — заметил Бернар. — Еще чашечку кофе, Кристина? Эта поездка тебя прямо-таки доконала. Не думай больше об этой глупой драме.
Потерянная пуля принесла мне немало бессонных ночей. На первый взгляд она не могла привести ко мне. Если полиция не доберется до пистолета, то мне нечего и опасаться. А там, где он спрятан, найти его непросто. Однако глухое волнение подтачивало меня. Напрасно я твердила себе: «Допустим, что пистолет обнаружат и меня арестуют, так как Бернар в это время находился в Париже, а его мать под присмотром сиделки. Значит, есть только один возможный виновный. Ладно. Меня будут судить. Приговорят. А что дальше?»
Именно это «дальше» и принадлежит мне. Я ускользну от своих судей через ту дверь в «иную жизнь», которая была мне указана, приоткрыта, наполовину подарена. «Позже, когда ты будешь свободна». Так вот — я была свободна! И что бы ни случилось, я уже была беглянкой. И тогда, прервав свои занятия, я открывала наобум одну из книг, моих верных спутников, которые всегда были при мне. Цитаты, свидетельства — их там было хоть отбавляй.
«При пробуждении я пыталась все рассказать медсестрам, но они посоветовали мне замолчать». (Естественно, это Великая Тайна.)… «Я и мои родители спросили у доктора, что он думает по этому поводу. Он ответил, что такое случается довольно часто: при сильных болях душа отделяется от тела». …Или еще: «Перед срывом я сама омрачала себе все прелести жизни. Теперь же полностью изменила свое поведение».
Я даже могла наизусть пересказывать некоторые отрывки, заменившие мне молитву. «Сейчас в центре моего внимания находится собственный рассудок, а тело заняло второстепенное место». И в особенности вот эту фразу, так поддерживающую меня: «С момента несчастного случая у меня часто возникает ощущение, что я могу расшифровывать флюиды, исходящие от людей». (И не только от людей, но и от животных, так как я легко читаю мысли Принца!)
Да, я — это дух. Я повторяю себе это и твержу, что ничто не может затронуть меня, однако волнение разъедает душу, как кислота. До такой степени, что я пишу эти строки в настоящем времени, будто потеряв нить времени. Но нет. Я помню каждую секунду этого ужасного дня, когда мое сердце перестало биться, будто сломавшиеся часы. Потом оно снова забилось, вот только, возможно, ненадолго…
Я находилась на бульваре Сен-Жермен, только что написала письмо с просьбой об отставке, чем была весьма удовлетворена. Зазвонил телефон. Это был инспектор Моруччи. Он казался взволнованным.
— Я уже звонил вам домой, — сказал он. — Прошу прощения за такое преследование, но выявлены новые факты, как я уже объяснил вашему мужу.
— Слушаю.
— Пуля была тщательно исследована моими коллегами в лаборатории. Она принадлежит калибру 7,65. Пока ничего особенного. Но широкой публике обычно неизвестно, что все снаряды, которые мы исследуем, тщательно сохраняются, нумеруются, классифицируются, поскольку иногда могут рассказать нам, что были выпущены из оружия, уже находящегося у нас. Или же пистолет, из которого был произведен выстрел, однажды всплывает, и
