Роберт Голдсборо - Смерть в редакции
— Не могу согласиться, — ответил Вульф, покачивая головой. — Пока еще невозможно назвать убийцу, но у меня нет никаких оснований подозревать мистера Макларена больше чем остальных.
— Чепуха! — Ее глаза сердито сверкнули. — Единственная причина, по которой полиция не желает признавать этот случай убийством, — политическое могущество Яна. Вы не представляете, как широко он раскинул свои щупальца и насколько глубоко они проникли. Он припугнул их, и они испугались. Газетные бароны могут творить все, что им угодно. Но я не верю, что ему удастся запугать вас, мистер Вульф.
— Мне не нужна ваша лесть, — недовольно произнес он, — и я категорически отметаю ваше возмутительное предположение. Полицейское управление Нью-Йорка, каковы бы ни были его недостатки, запугать невозможно. Этого не сделать даже, пользуясь вашим выражением, «газетным баронам» и особенно тем, которым в городе не принадлежит ни одной газеты. У него здесь нет опоры для власти.
Одри судорожно сглотнула, но взгляд Вульфа выдержала.
— Пусть так, — кивнула она, — но я все же хочу рискнуть и воспользоваться вашими услугами.
Остановив на ней внимательный взгляд, Вульф сказал:
— Рискнуть? Вы, конечно, понимаете, что я продолжу расследование, будет у меня клиент или нет. Поэтому, оставшись наблюдателем, вы, сэкономив деньги, получите тот же результат.
— Я не желаю оставаться наблюдателем, — заявила она, несколько повысив голос. — Я хочу вас нанять. Я достаточно много знаю о вас, мне известно, насколько высоки ваши гонорары, поэтому я плачу вам пятьдесят тысяч долларов немедленно, и еще пятьдесят тысяч после того, как будет названо имя убийцы. Такие условия вас устроят? Вот заверенный чек на ваше имя в качестве первого платежа, — она открыла сумочку, извлекла из нее чек и положила его на край стола.
— Прекрасно, — ответил Вульф, — я согласен взяться за работу при соблюдении вами следующего условия: второй чек я получу независимо от того, кто окажется убийцей. При этом второй платеж необязательно осуществлять до тех пор, пока названное мною лицо не будет признано виновным в судебном порядке.
— Что же, это справедливо, — сказала Одри, возвращая на лицо свою умопомрачительную улыбку. — Теперь, если можно, я попросила бы еще об одной услуге: нельзя ли сохранить наш договор в тайне? Мой бывший муж — человек чрезвычайно мстительный. Если он узнает, что я стала вашей клиенткой, то может каким-то образом навредить детям.
Или сократить твои алименты, глядя на нее, подумал я. Как быстро иногда проходит любовь.
— У меня нет оснований афишировать наше соглашение. Если в этом возникнет настоятельная потребность, то я не премину проинформировать вас о новых обстоятельствах.
Поняв, что время аудиенции истекло, она обратила ко мне свое улыбающееся лицо и поднялась с кресла. Я проводил ее к выходу, любуясь ее восхитительным профилем. Но магия образа почему-то исчезла и не вернулась, даже когда она заглянула в мои глаза и сердечно произнесла:
— Мистер Гудвин, я вам очень, очень признательна. Надеюсь, что мы скоро снова увидимся.
Наблюдая за тем, как она порхает по нашим ступеням, изящно переступая ножками в обувке от Шарля Журдена, я тоже в глубине души надеялся, что скоро снова встречусь с ней. Впрочем, я вполне мог и подождать.
Когда я вернулся в кабинет, Вульф вертел в руках чек, внимательно изучая его.
— Подозрительный? — поинтересовался я.
— Спросите у наших друзей из «Метрополитен траст», — пробормотал он, передвигая чек по крышке стола ко мне. — Ха! И она еще смеет называть мстительным своего бывшего супруга!
— Ну и что? Где это записано, что клиент должен вам по-человечески нравиться? — спросил я.
В ответ он лишь пожал плечами, что было гораздо больше, чем я мог ожидать.
Глава 16
Через несколько минут после ухода Одри Вульф тоже покинул кабинет, чтобы вознестись к своим орхидеям. Я изучил выписанный ею чек и, признав его подлинным, положил в сейф, где ему предстояло оставаться до того времени, когда я отправлюсь в банк. Это должно было произойти не ранее следующего утра.
Теперь, когда у нас появился клиент, мне следовало пошевеливаться, пока Вульф не утратил интереса к делу, что для него является чем-то вроде профессионального заболевания. Набрав по памяти номер, я после второго гудка услышал голос Лона.
— Боже, что еще? — со вздохом спросил он тоном давно и безнадежно страдающего человека.
— Незначительная услуга, которую можешь поставить в наш счет, — ответил я. — Ваши охранники заносят в журнал всех, кто входит и выходит, не так ли? Включая сотрудников?
— Да, так.
— Мы, то есть мистер Вульф, желаем знать, в котором часу в пятницу покинули здание следующие лица: Бишоп, Дин, Макларен и четыре мушкетера по фамилии Хаверхилл.
— Ага! Значит, вы их подозреваете?
— Спроси у человека, который платит мне жалованье, — нахально ответил я. — Ты знаешь меня, верного пса, который, не задавая вопросов хозяину, каждое утро отправляется, чтобы извлечь свежую газету из кустов, луж или других мест, куда их забрасывают мальчишки-разносчики.
— Избавь меня от своих излияний, — простонал Лон. — Я сделаю все хотя бы для того, чтобы ты заткнулся. И умоляю, больше не напоминай мне о тех якобы милостях, что вы нам оказали.
Он пообещал перезвонить во второй половине дня, а я сердечно поблагодарил его, поклявшись больше не упоминать о наших заслугах.
Затем я позвонил в юридическую контору Эллиота Дина. Ответила мне женщина с такой дикцией, как будто ее рот был набит морской галькой. Она соединила меня с Дином с явным неудовольствием, хотя я и сказал, что ее босс ждет моего звонка. Меня попросили подождать, и после девяноста пяти секунд ожидания, если верить моим часам, я вновь услышал доносящееся сквозь камешки в пасти бормотание:
— Мистер Дин сейчас будет с вами говорить.
— Да? — Настроение у него, насколько я понял, было совсем не праздничным.
— Говорит Арчи Гудвин по поручению Ниро Вульфа, — сказал я. — Я звоню, чтобы договориться о времени завтрашней встречи. Как мне известно, мистер Бишоп толковал с вами о ней.
Я услышал глубокий вздох, за которым последовал кашель.
— Да, он говорил, — хрипло ответил Дин и после очередного вздоха добавил: — Как вы знаете, завтра состоится отпевание Хэрриет.
— В десять тридцать, не так ли?
— Да, так.
Последовала короткая пауза. Дин, очевидно, надеялся, что я позволю ему сорваться с крючка и нырнуть в глубину на весь следующий день. Но я не позволил, промолчав. Молчание затянулось секунд на пятнадцать, и он нарушил его первым:
— Ну хорошо, скорее всего я смогу быть у вас во второй половине дня, хотя не вижу никакого смысла в этом визите.
— В два тридцать вас устроит?
Последовала новая пауза и серия тяжких вздохов. Наконец он согласился, добавив, что зайдет совсем ненадолго и только потому, что об этом просил мистер Бишоп.
— Думаю, что предположение об убийстве — глупость. Даже больше чем глупость. Оно создает атмосферу скандала вокруг трагического для всех нас события.
Голос Дина сорвался, и я подумал, что адвокат сейчас зарыдает. Но он все-таки сумел взять себя в руки. Опасаясь, что он передумает и отменит встречу, я ничего не сказал, а всего лишь поблагодарил собеседника. Кроме того, Дин, видимо, обожал, чтобы последнее слово оставалось за ним. Поэтому я ограничился словами:
— До завтра.
Едва я успел положить трубку, как телефон зазвонил.
— О'кей, Арчи, получай, что ты просил, — сказал Лон. — В пятницу первым в шесть тридцать покинул здание Макларен. Остальные, когда было обнаружено тело Хэрриет, еще находились в редакции. Они там оставались допоздна из-за разговоров с полицией и всего такого. Скотт ушел в девять двадцать. Дин — в девять пятьдесят одну, Карл — в десять четырнадцать, Дэвид, Донна и Кэролайн ушли все вместе в десять пятьдесят четыре. Если у тебя есть для меня еще какие-то поручения, умоляю, скажи сейчас, чтобы я сам мог уйти в пристойное время и иметь возможность переодеться.
Я напомнил, что в ближайшем будущем ему светит поужинать у нас, и разрешил отправиться домой, забросить там ноги на стол и принять пару порций шотландского виски. Он ответил весьма кратко, единственным словом, которое я опущу, так как оно не имеет права появляться на этих страницах.
Когда Вульф в шесть вечера спустился из оранжереи, я находился на своем рабочем месте, перепечатывая то, что он надиктовал мне накануне. Поскольку стук машинки раздражает гения, когда тот читает, пьет пиво, сердится или производит иные действия, я стараюсь разделаться с этой работой, пока он нянчится с орхидеями. Бросив печатать на половине письма, я повернулся к Вульфу. Он в это время давил на звонок, требуя пива.
