Эрл Гарднер - Собака, которая выла
— Нет, сэр, — сказал Сэмюэл Марсон и указал на подсудимую, — вот та женщина.
— Не может случиться так, что вы ошибаетесь?
— Нет, сэр.
— Но если вы ошибаетесь в опознании женщины, которая востребовала платок, вы могли ошибиться и в опознании той, кого отвозили к этому дому на Милпас-драйв, не так ли?
— Я не ошибаюсь ни там, ни там, но если бы я ошибся в одном случае, то мог бы ошибиться и в другом, — ответил Марсон.
Перри Мейсон торжествующе улыбнулся.
— У меня все, — заявил он.
Клод Драмм снова вскочил с места.
— Ваша честь, — произнес он, — могу я просить о перерыве до завтрашнего утра?
Судья Маркхем нахмурился и неспешно кивнул.
— Да, — сказал он, — суд сделает перерыв и возобновит заседание завтра в десять часов утра. Присяжные предупреждаются, что во время перерыва не должны обсуждать это дело между собой, равно как и допускать его обсуждение в своем присутствии.
Судья Маркхем стукнул молоточком, поднялся и величественно прошествовал в судейскую, находящуюся позади зала заседаний. Перри Мейсон заметил, как Клод Драмм обменялся многозначительным взглядом с двумя полицейскими и те начали пробиваться через толпу к Мэй Сибли. Перри Мейсон тоже ринулся в толпу, расправив плечи и выставив вперед подбородок. Он добрался до молодой женщины через пару секунд после полицейских.
— Судья Маркхем вызывает вас всех троих к себе в судейскую, — сообщил он.
На лицах у полицейских появилось удивленное выражение.
— Сюда, — сказал Перри Мейсон и, повернувшись, стал пробиваться назад к барьеру. — Эй, Драмм, — громко позвал он.
Клод Драмм, собиравшийся покинуть зал заседаний, остановился в дверях.
— Можно попросить вас пройти со мной в кабинет судьи? — предложил Перри Мейсон.
Драмм секунду поколебался, потом кивнул. Оба адвоката вместе вошли в судейскую, следом за ними — два полицейских и Мэй Сибли.
Кабинет судьи был заставлен книгами по юриспруденции. Массивный письменный стол в центре комнаты был завален разложенными в определенном порядке бумагами и раскрытыми юридическими томами. Судья Маркхем поднял на вошедших глаза.
— Судья, — заявил Перри Мейсон, — эта молодая дама — моя свидетельница, ее вызвала защита. Я увидел, что по знаку помощника окружного прокурора к ней подошли двое полицейских. Могу я просить суд указать свидетельнице, что до дачи показаний ей не нужно пи с кем разговаривать, и приказать полицейским оставить ее в покое?
Клод Драмм залился краской, вернулся к двери и захлопнул ее ударом ноги.
— Ну, вот что, — сказал он, — поскольку вы сами об этом заговорили, а суд отдыхает, решим это прямо здесь и сейчас.
Перри Мейсон наградил его свирепым взглядом и произнес:
— Хорошо, вот вы и решайте.
— Я намеревался выяснить у этой молодой женщины, не получала ли она деньги за то, что выдала себя за подсудимую, — сказал Клод Драмм. — Я хотел выяснить, не договаривались ли с ней о том, чтобы она обратилась к водителю и заявила ему, что это ее он перед тем возил в своей машине и это она оставила в салоне носовой платок.
— Ладно, — заметил Перри Мейсон, — допустим, на все ваши вопросы она бы ответила «да», что вы собирались предпринять в этом случае?
— Я собирался установить лицо, которое заплатило ей за это фальшивое представление, и добиться ордера на его арест, — ответил Клод Драмм.
— Прекрасно, — угрожающе процедил Мейсон, — это лицо — я. Я это устроил. Что вы теперь будете делать?
— Господа, — вмешался судья Маркхем, — мне кажется, этот спор начинает уводить вас от темы.
— Ни в малейшей степени, — возразил Мейсон. — Я знал, что этого не избежать, и хочу решить дело прямо здесь и сейчас. Нет закона, возбраняющего одной женщине выдавать себя за другую. Заявлять права на потерянное — это еще не преступление, если заявитель не преследует цели присвоить потерянную вещь.
— Как раз это и было в данном случае целью обмана, — воскликнул Клод Драмм.
Перри Мейсон улыбнулся.
— Вспомните, Драмм. что я позвонил в полицию и передал носовой платок, как только он ко мне попал, а мисс Сибли мне его отдала, как только получила от водителя. Я занимался тем, что проверял, насколько крепка память у таксиста. Можете меня повесить, но я-то знал, что к тому времени, как вы кончите его натаскивать, он уверует, что имел дело с одной только подсудимой, и никакие перекрестные допросы не смогут поколебать этой веры. Я первый подверг его перекрестному допросу, причем не стал задавать вопросы, а преподал ему предметный урок, только и всего. Я действовал в рамках своих прав.
Судья Маркхем взглянул на Перри Мейсона, и в глазах его мелькнул озорной огонек.
— Что ж, — сказал он, — в настоящее время от суда не требуется выносить суждение о нравственной стороне данного вопроса, как и о том, имела ли место кража носового платка. От суда требуется всего только распорядиться, чтобы в соответствии с вашей, адвокат, просьбой вашим свидетелям была предоставлена возможность давать показания в суде и чтобы полиция не пыталась на них давить.
— Больше я ни о чем не прошу, — заявил Перри Мейсон, не сводя, однако, глаз с Клода Драмма. — Я знаю, что делаю, и отвечаю за это, но я не допущу, чтобы женщину — любую женщину — запугивала банда молодцов.
— За то, что вы сделали, вас ждет разбирательство в конфликтной комиссии Ассоциации адвокатов! — воскликнул Клод Драмм.
— Не возражаю, — парировал Мейсон. — Буду счастлив обсудить там с вами эту проблему. Но до тех пор — руки прочь от моих свидетелей.
— Господа, господа! — пресек перепалку, вставая, судья Маркхем. — Я вынужден призвать вас к порядку. Адвокат Мейсон выступил с ходатайством, и вам, мистер Драмм, должно быть ясно, что оно законно. Если защита вызвала это лицо в суд в качестве свидетеля, будьте добры воздержаться от попыток оказать на него нажим.
Клод Драмм сглотнул и заметно переменился в лице.
— Хорошо, — сказал он.
— Прошу сюда, — произнес Перри Мейсон, улыбаясь и беря Мэй Сибли за руку, чтобы увести из кабинета.
Когда он открыл дверь в зал суда, их встретили ослепительная вспышка света и внезапный хлопок.
Девушка взвизгнула и закрыла лицо.
— Не волнуйтесь, — успокоил ее Перри Мейсон, — это всего лишь фотокорреспонденты из газет, они вас снимают.
Клод Драмм протиснулся к Мейсону; лицо его было бледно, глава горели.
— Вы нарочно все это подстроили, — произнес он, — чтобы газеты расписали эту историю с переодеваниями на первых полосах.
— Вы против? — ухмыльнулся Перри Мейсон.
— И еще как! — взорвался Клод Драмм.
— В таком случае, — раздельно произнес Перри Мейсон с угрозой в голосе, — поосторожней со своими протестами.
Долгую минуту эти двое мерили друг друга взглядом; Клод Драмм, побелевший от бешенства, но бессильный перед железной твердостью адвоката по уголовным делам, прочел в его жестком взгляде, что побит. Все еще клокоча от ярости, он повернулся на каблуках и вышел.
Перри Мейсон обратился к Мэй Сибли:
— Я не хотел, чтобы вы разговаривали с полицейскими, но не вижу причин, почему бы вам не поговорить с репортерами.
— Что мне им сказать? — спросила она.
— Расскажите все, что знаете, — ответил он и, приподняв шляпу, направился к выходу. В дверях зала суда он обернулся. С полдюжины газетных репортеров взяли Мэй Сибли в кольцо и наперегонки забрасывали вопросами.
Продолжая улыбаться, Перри Мейсон толкнул двустворчатую дверь и вышел в коридор.
Глава XVIII
Войдя в контору, Перри Мейсон сверился с наручными часами. На улице было холодно и ветрено, в комнате же уютно урчали батареи. Было ровно без четверти девять.
Перри Мейсон включил свет и поставил кожаный чемоданчик на стол Деллы Стрит. Он отстегнул застежку, снял крышку — и перед ним появилась портативная пишущая машинка. Из кармана пальто он извлек перчатки и натянул их, а из портфеля вытащил несколько листков бумаги и конверт с маркой. Не успел он положить их на стол, как вошла Делла Стрит.
— Вы читали газеты? — спросила она, закрыв дверь и снимая меховую шубку.
— Да, — ответил он, широко улыбнувшись.
— Скажите, вы организовали весь этот спектакль, чтобы припасти к концу дня эффектный удар?
— Конечно, — согласился он. — Почему бы и нет?
— Вам не кажется, что вы едва не нарушили закон? У вас могут быть неприятности в конфликтной комиссии?
— Едва ли, — ответил он. — Это был законный перекрестный допрос.
— Как это — перекрестный допрос? — удивилась она.
— Никто бы не стал возражать, если б я выстроил в ряд несколько женщин и попросил Сэма Марсона указать ту, которая потеряла платочек у него в машине. Никто бы не стал возражать, если б я сам показал на одну из них и сказал, что, по-моему, это та самая. Никто бы не стал возражать, если б я подвел к нему женщину и спросил, уверен ли он, что это та самая, или сказал ему — вот она.