Лео Брюс - Дело без трупа

Затем Голсуорси сообщил нам, что и швейцар, и девушка в кассе кино чётко помнили, что Молли Катлер ждала в холле в течение «по меньшей мере часа» в день самоубийства, и часто обсуждали этот факт с тех пор. Голсуорси собирался сообщить подробности того, насколько потерянной она выглядела, когда Стьют перебил его и велел идти.

— Какой славный парень, — сказал Биф. — Его проблема в том, что он слишком замкнут. Нет чтобы покучковаться среди других таких же парней. Однако что касается его навыков…

— Нам нужно обсудить более важные вопросы, Биф, чем характер вашего помощника. Вы сделали, что я вас просил, и опросили различные гаражи, где Роджерс мог покупать бензин?

— Так точно, сэр. Он заправлялся у Тимкинса около станции как раз около трёх, но это всё.

— Очень хорошо. А теперь мы пойдём и посмотрим, что за люди живут около магазина старого Роджерса, и не слышали ли они мотоцикл той ночью.

Дома на Хай-стрит были старыми, и, как часто случается, позади чётко разделённых фасадов магазинов жилые помещения были расположены весьма хаотично. Дворик одного такого дома мог располагаться позади задних окон другого, в то время как позади изолированного магазинчика мог располагаться жилой дом, попасть в который можно было только через боковой проход.

Сначала мы пошли к самому старому Роджерсу, который оставил мастерскую, чтобы показать нам, где его приёмный племянник держал мотоцикл. Между магазином Роджерса и следующим, мрачноватым мебельный магазином, был общий проход, ведущий насквозь на другую улицу, а в стене прохода была деревянная дверь, ведущая в задний двор Роджерса.

— Он установил на эту дверь пружину с йельским замком и, когда он выезжал на своём мотоцикле, то оставлял замок открытым на «собачке», а когда возвращался, ему достаточно было только пнуть дверь, и она открывалась. Вы можете видеть то место на краске, где он обычно пинал дверь. Затем он мог ехать прямо через двор в тот сарай, где держал мотоцикл. Это была тяжёлая машина, и ему не нравилось вести её, идя рядом, — объяснил старый Роджерс.

— Очень изобретательно, — заметил Стьют. — Но шумно, если вы сидите в своей комнате позади магазина.

— О, мы не жаловались, — с улыбкой сказал старый Роджерс. — Мы привыкли к шуму, когда парень был с нами.

— Понимаю. Итак, если в тот вечер он прибыл в восемь часов и приехал на мотоцикле, вы бы это, конечно, знали?

— Ну да. Но я уверен, что он этого не сделал. Если только по какой то причине он не завёл его в сарай вручную. Даже если бы он просто въехал в проход, то я бы заметил, потому что звук от стен усиливается.

— Итак, как я понимаю, он приехал на своём мотоцикле между половиной седьмого и семью, пока вы отсутствовали, а затем снова ушёл пешком?

— Да, всё выглядит именно так. Так или иначе, его мотоцикл был в сарае следующим утром.

— Чьи это окна? — поинтересовался Стьют, указывая на два очень грязных окна, которые выходили на задний двор Роджерсов. Они глядели на стену дома позади магазина на другой стороне.

— Какие-то люди, мы к ним  не имеем никакого отношения. Ну, там много детей, и они повадились лазать из того окна в наш сад, а когда я поговорил об этом с их матерью, она стала грубить. Очень неприятная особа.

— Это ей принадлежит магазин перед её домом?

— О нет. Это обособленная кондитерская. Помещения той семейке сдаются очень дёшево, но, похоже, владелец просто не может от них избавиться. Не очень приятные соседи. И такие грязные дети. Моя жена очень о них беспокоится.

— Понимаю. Как к ним пройти?

— Есть вход между моим магазином и соседней кондитерской.

— Спасибо, мистер Роджерс.

— Если вы действительно увидите этих людей, их фамилия Скатл, пожалуйста, не упоминайте про нас. Нам не нужны неприятности.

— Я запомню.

Владелец унылого подержанного мебельного магазина за проходом оказался довольно глухим. К тому же он был тупым, упрямым или и то и другое. Нет, он, конечно, не знал, в какой вечер было самоубийство. Он не знал, что вообще было самоубийство. Он никогда не читает газеты — они наполнены ложью. Да, он часто слышал шум мотоцикла в проходе — он ведь не глухой. Он не может вспомнить, когда он слышал его в последний раз и, конечно, в какое время дня. Он не поддерживает никаких отношений с соседями и ничего не знает об их приходах и уходах.

Кондитерская, расположенная по другую сторону, продемонстрировала высокого джентльмена в очках, который и рад бы был услужить, но закрывал магазин и шёл домой каждый вечер в шесть тридцать за исключением суббот, когда он закрывался на час позже. Он не заметил возвращение молодого Роджерса тем вечером, но он предложил спросить миссис Скатл по соседству. Она занимает жилые помещения за магазином и её окна, как мы уже знали, выходят во двор Роджерса. Если кто и сможет помочь нам, так это она.

Стьют позвонил в звонок. Послышалась короткая возня, и после борьбы за привилегию открыть дверь, перед нами появились две очень грязные маленькие девочки. На щеках виднелось варенье, и одежда была запятнанной и довольно рваной.

— Где ваша мать? — спросил Стьют.

— В уборной, — немедленно ответила более высокая.

Биф позади меня довольно вульгарно заржал, но Стьют остался спокойным. Однако ему и не пришлось ничего говорить, поскольку обе девочки срочно бросились по коридору, крича «мама!»

И теперь к нам приближалась миссис Скатл, за юбку которой уцепилось ещё несколько детей. Это была худощавая и нервная особа лет тридцати пяти — сорока, столь же грязная и неопрятная как и её дети. Её тёмные волосы выглядели сальными и торопливо завязанными. Она смотрела на нас с некоторой тревогой и положила руку на дверь, как будто готовая закрыть её, если наше дело ей не понравится.

— Да? — сказала она.

— Я пришёл, чтобы задать несколько вопросов, миссис Скатл, — сказал Стьют. — Думаю, вы сможете нам помочь. Я расследую дело молодого Роджерса.

Внимание миссис Скатл временно переключилось на одного из детей.

— Марджери! — завопила она. — Немедленно прекрати! — Затем, повернувшись к нам, она сказала: — Ну, лучше войдите. Я не могу разговаривать здесь. — Мы последовали за ней по коридору в зловонную комнату, заполненную кухонной утварью и развешанной для сушки одеждой.

— Не знаю, что я могу вам сказать. — Она наклонилась к маленькому мальчику: — Орис! Сейчас же положи на место! — Затем снова нам: — Что вы хотите знать?

Я понятия не имею, сколько детей было в этой комнате. Иногда, в диких кошмарах, я думаю, что дюжина. Их явно не могло быть меньше шести. И весь наш разговор всё время прерывался обращениями к ним.

— Ах, да. Я помню тот вечер довольно хорошо. Ну, для этого была веская причина. (Сесил! Отпусти её, непослушный мальчик. Я попрошу этого полицейского забрать тебя.) Да, я слышала, как приехал мотоцикл. Я сказала мужу на следующее утро, когда мы узнали, что произошло, что я слышала, как он приехал.

— Во сколько это было?

— Ну, я только что уложила Фридера. Это должно было быть около половины седьмого. Не сильно позже. (Руби! Через минуту отправишься спать!) Я всегда знала, когда он приезжал вечером, потому что кроме шума была ещё фара, которая светила прямо в то окно.

— И вы услышали бы его, если бы он выехал снова?

— Вне всяких сомнений. Он обычно включал фару во дворе, даже если не запускал двигатель, что бывало часто. (Смотри, что ты делаешь! Эрбат, я тебе говорю! Ты у меня получишь!) Нет, я уверена, что тем вечером он больше не брал мотоцикл. Я бы заметила.

С учётом всех отвлекающих факторов это казалось сомнительным. Но я подумал, что она достаточно к ним привыкла, чтобы быть в состоянии уделять больше внимания захватывающим моментам жизни соседей.

— И больше тем вечером вы ничего не слышали?

— Вообще ничего. Я часто думала, как было бы хорошо, если бы услышала, но увы: чего нет — того нет. (Руз! Ру-у-уз!) Нет, не могу вам сказать то, чего не знаю.

— Спасибо, миссис Скатл.

— О, не за что. Я хотела бы знать, кого же он прикончил. Но не удивлюсь, если мы никогда этого не узнаем.

ГЛАВА XXVI

— И я начинаю с ней соглашаться, — сказал Стьют, когда мы с радостью вновь вдохнули свежий воздух.

— О, не надо, — заметил я, — у вас в расписании появилась ещё одна деталь. Вы знаете теперь, что молодой Роджерс пришёл, когда его дядя совершал свою вечернюю прогулку, и ушёл снова, по-видимому пешком.

— По-видимому, но не обязательно. Помните, что старый Роджерс описывает, как тот входит в восемь часов в своей амуниции, влажной и грязной. Приходится предположить, что он вышел в мотоциклетном костюме, но пешком? Но в нём довольно неудобно двигаться.

— Но в дождливый вечер...

— Ну, посмотрим. По крайней мере, мы знаем, что он действительно приезжал между 6.30 и 7.0 и что он поставил свой мотоцикл во двор позади магазина.