Гилберт Честертон - Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)
Тут нечеловеческий вопль донесся из-за закрытых дверей, и почти в тот же миг раздался выстрел. Не успели раскаты его замереть, как дверь распахнулась, и в комнату, шатаясь, вбежал хозяин дома, в разорванном у ворота халате, с дымящимся пистолетом в руке. Он не то дрожал с головы до ног, не то трясся от хохота, неестественного при данных обстоятельствах.
– Хвала великой магии! – кричал он. – Хвала серебряной пуле! Исчадие ада на этот раз ошиблось в расчетах, и мои братья, наконец, отомщены!
Он упал на стул, пистолет выскользнул у него из рук и покатился на пол. Патер Браун бросился мимо него в коридор. Взялся было за ручку двери, которая вела в спальню, будто собираясь войти, потом нагнулся, рассматривая что-то, подбежал к наружной двери и распахнул ее.
На снегу, недавно еще нетронутом и незапятнанном, что-то чернело. На первый взгляд – огромная летучая мышь. Но достаточно было присмотреться, чтобы убедиться в том, что это человек, лежащий навзничь, человек в широкополой черной шляпе, какие носят американские испанцы, и в широчайшем черном плаще. Полы плаща – или рукава, – легли так, что походили на крылья. Рук видно не было, но патер Браун угадал положение одной из них и заметил рядом, полуприкрытое платьем, какое-то металлическое оружие. Обойдя вокруг и заглянув под шляпу, священник разглядел лицо – действительно такое, о каком недавно упоминал Элмер: тонкое, умное, притом строгое и скептическое лицо Джона Стрейка.
– Ну, на этот раз меня перехитрили, – пробормотал патер Браун. – Похоже на громадного вампира, птицей ринувшегося с небес.
– Как бы он мог явиться иначе? – послышался голос из дверей.
Священник, подняв глаза, увидел стоявшего на пороге Элмера.
– Он мог ведь прийти, – уклончиво ответил священник.
Элмер широко повел рукой, указывая на белый ландшафт.
– Взгляните на снег! – сказал он глухо. – Он и сейчас незапятнан, вы сами только что назвали его чистейшей белой магией. На целые мили кругом на нем нет ни единого пятна – одна эта грустная клякса, упавшая здесь! Никаких следов, если не считать ваших и моих.
С минуту он сосредоточенно, с загадочным выражением на лице смотрел на невысокого патера, потом добавил:
– Скажу вам еще кое-что. Плащ, в котором он лежит, ему не по росту. Ходить в нем он не мог бы, плащ волочился бы по земле. Он небольшого роста. Вытяните плащ вдоль его ног и сами убедитесь.
– Что произошло между вами? – коротко спросил патер Браун.
– Трудно описать, так быстро все случилось, – ответил Элмер. – Я выглянул в дверь и только собирался закрыть ее, как меня словно закружило вихрем, захватило в воздухе колесом. Я выстрелил, не глядя. И затем – увидел то, что вы видите сейчас. Но я глубоко убежден, что все кончилось бы иначе, если бы мой пистолет не был заряжен серебряной пулей… Тогда не он лежал бы тут на снегу.
– Кстати, – заметил священник, – мы оставим его на снегу? Или вы предпочтете перенести его к вам в комнату? Должно быть, это ваша спальня выходит в коридор?
– Нет, нет, – торопливо проговорил Элмер, – пусть лежит так до прихода полиции. Довольно с меня всего этого! Силы не выдерживают. Надо глотнуть чего-нибудь. После пусть хоть вешают меня, если им заблагорассудится.
Вернувшись в комнату, Элмер тяжело опустился в кресло, стоявшее между пальмой и аквариумом с рыбками, причем едва не перевернул аквариум. Графинчик с бренди он нашел лишь после того, как пошарил наугад в нескольких шкафах и по разным углам. Он и раньше не производил впечатления человека аккуратного. Но сейчас его рассеянность, очевидно, перешла всякие границы. Он отпил большой глоток и заговорил возбужденно, словно во что бы то ни стало желая нарушить молчание:
– Вы еще сомневаетесь, хотя видели все собственными глазами. Поверьте, единоборство духа Стрейка с духом дома Элмеров имело под собой более глубокое, чем вам кажется, основание! Впрочем, вам-то совсем не пристало быть Фомой неверующим. Вы должны защищать все то, что эти глупцы называют суевериями. Признавать, что в россказнях старых баб о талисманах и приворотах, о серебряных пулях что-то кроется! Что вы, католик, скажете на это?
– Скажу, что я агностик[15], – улыбнулся патер Браун.
– Вздор! – нетерпеливо крикнул Элмер. – По вашей профессии вы должны верить в разные вещи…
– Ну, в некоторые вещи я, разумеется, верю, – согласился патер Браун. – И именно поэтому не верю в другие.
Элмер нагнулся вперед и стал всматриваться в него напряженно, почти как гипнотизер.
– Вы верите в них, – проговорил он. – Вы верите во все. Все мы во все верим, даже когда отрицаем. Отрицающий верит. Разве вы в глубине души не чувствуете, что противоречия тут кажущиеся, что единый космос все обнимает. Душа перекочевывает со звезды на звезду, и все повторяется. Быть может, Стрейк и я боролись друг с другом в других воплощениях, в другом виде, – зверь со зверем, птица с птицей. Быть может, мы будем бороться вечно. И раз мы ищем друг друга, раз мы нужны друг другу, то наша вечная ненависть – та же любовь. Добро и зло чередуются в круговороте вещей, добро и зло – едины. Разве вы не сознаете в глубине души, что есть лишь одна реальность и все мы – тени ее? Один центр, где люди растворяются в человеке, а человек – в Боге?
– Нет, – ответил патер Браун.
Снаружи спускались сумерки; был тот час, когда в пасмурные дни на небе, отягченном снеговыми тучами, темнее, чем на земле. В окно с полузадернутой занавеской патер Браун смутно различал под колоннами портика, у главного входа, неясную фигуру. Затем он бросил невзначай взгляд на застекленную дверь, в которую вошел, и увидел за ней еще две неподвижные фигуры. Внутренняя, с красными стеклами, дверь была полуоткрыта, а за ней, в коридоре, угадывались две длинные тени. Доктор Войн послушался его совета. Дом был окружен.
– К чему отрицать? – настаивал Элмер, по-прежнему не спуская со священника гипнотизирующего взгляда. – Вы собственными глазами видели один из эпизодов вечной драмы. Видели, как Джон Стрейк грозил уничтожить Арнольда Элмера черной магией. Видели, как Арнольд Элмер при помощи белой магии рассчитался с Джоном Стрейком. Вы видите сейчас перед собой живого Арнольда Элмера. Он говорит с вами – и вы все же не верите?
– Да, не верю, – твердо сказал патер Браун и поднялся с места, как посетитель, собравшийся уходить.
– Но почему же? – последовал вопрос.
Патер Браун едва повысил голос, но его слова колокольным звоном отдались во всех углах комнаты:
– Не верю потому, что вы не Арнольд Элмер, – сказал он. – Я знаю, кто вы такой. Вас зовут Джон Стрейк, и вы убили последнего из братьев – того, что лежит там, на снегу.
Тот, видимо, призвал на помощь всю свою силу воли, делая последнюю попытку подчинить себе противника. Даже зрачки его сузились. Потом он вдруг метнулся в сторону. Но в этот самый момент позади него раскрылась дверь, и рослый детектив в штатском спокойно опустил руку ему на плечо. В другой опущенной руке он держал револьвер. Захваченный врасплох Стрейк обвел блуждающими глазами тихую комнату и увидел в каждом углу по человеку в штатском.
Патер Браун в тот вечер долго беседовал с доктором Войном о трагедии семьи Элмер. К тому времени всякие сомнения уже рассеялись: личность Джона Стрейка была установлена, и он сознался в своих преступлениях, вернее говоря, бахвалился своими победами. По сравнению с тем фактом, что он завершил свою жизненную задачу, покончив с последним Элмером, все остальное, видимо, было ему безразлично, даже вопрос о его собственном существовании.
– Человек этот своего рода маньяк, одержимый одной идеей, – говорил патер Браун. – Ничто другое его не интересует, не может заинтересовать, даже другое убийство. Это соображение служило мне немалым утешением в течение тех часов, что я провел в его обществе. Вам, несомненно, приходило в голову, что, вместо того чтобы рассказывать сказки о крылатых вампирах и серебряных пулях, он мог просто всадить в меня свинцовую пулю и преспокойно выйти из дома. Уверяю вас, мне это не раз приходило в голову.
– Любопытно знать, почему он этого не сделал? – заметил Войн. – Не понимаю. Впрочем, я пока вообще ничего не понимаю. Каким образом вы все это раскрыли? И что вы, собственно, раскрыли?
– О, вы прекрасно информировали меня, – скромно ответил патер Браун. – В особенности ценно было одно сообщение. Я имею в виду ваши слова о том, что Стрейк чрезвычайно изобретательный лгун и фантазер, с редким присутствием духа преподносивший свои измышления. Сегодня ему понадобилась немалая доля присутствия духа, и он оказался на высоте положения. Пожалуй, он в одном только ошибся – не следовало выдумывать сверхъестественной истории; но он решил, что я, как священник, готов верить чему угодно. Такие мнения очень распространены.
