Джон Карр - Мои покойные жёны
Дорогие мама и папа!
Я уезжаю с Брюсом. Я люблю его. Все в порядке — объясню позже.
ДафниЧто касается его собственных чувств…
Ну, это не имело значения. Девушка, которую он видел такое короткое время и с которой обменялся всего несколькими словами, едва ли могла обратить на него внимание, а тем более думать о нем, будучи одержимой всепоглощающей страстью к Брюсу Рэнсому. То, что Дафни говорила о пробуждении и исцелении от страсти, очевидно, было сказано во время эмоциональной вспышки, которым подвержены даже самые благоразумные люди.
Воспоминания о прошедших сутках можно легко выбросить из головы — человек забывает о куда более тяжких потерях. Тем не менее образ Дафни, доверчиво смотревшей на него вчера вечером, упорно возникал перед его мысленным взором.
— Разве ты не понимаешь, Деннис? — воскликнула Берил в конце монолога, который он не слышал.
— Не понимаю что?
— Эти два старичка не так глупы, как кажутся. Мистеру Херберту нужно только время, чтобы остыть. И я предоставила ему это время. Теперь он не сможет найти Брюса.
— Ни он, ни кто-либо другой, — отозвался Деннис. — Ты полагаешь, Брюс и Дафни действительно отправились в Лондон?
— Думаю, что да. Он приведет ее в свою квартиру. Она очень уютная. Я бывала там.
— Где это?
— В Сент-Джонс-Вуд. Но номера нет в телефонном справочнике, так что старик ее не найдет.
— Берил, — сказал Деннис, — Брюс не мог оказаться такой свиньей!
— Что это меняет, дорогой? — беспечно откликнулась Берил. — Несомненно, существует какое-то объяснение. Но кого это заботит?
— Более того, — настаивал Деннис. — Во всем этом есть что-то чертовски странное.
— Безусловно! — подхватил командор Ренуик, молчавший так долго, что о нем забыли. — Прежде всего, не кажется ли вам странным, что Брюс разъезжал в этой машине, когда полиция разыскивала его, и тем не менее никто из бобби его не обнаружил? Выглядит так, будто полиция намеренно пытается…
На сломанном столике у камина пронзительно зазвонил телефон.
Командор Ренуик подошел и снял трубку, которую через несколько секунд опустил на рычаг.
— Сэр Генри Мерривейл внизу, в курительной, — сообщил он им. — Он хочет видеть вас обоих. Это очень важно.
— Г. М.! — воскликнула Берил, словно перед ней блеснул луч надежды.
Их уход из комнаты был спешным и не слишком вежливым, но Ренуик, похоже, не обратил на это внимания. Он стоял, погруженный в раздумье, положив руку на телефонный аппарат.
Деннис впервые оказался в курительной. Как и салон, при дневном свете она выглядела обшарпанной — на столиках, плетеных стульях с яркими кретоновыми подушками, доске для метания дротиков, бильярдном столе и обожженном сигаретами рояле лежала печать ветхости.
С первого взгляда комната казалась пустой, так как двое людей, находившихся в ней, сидели в глубокой нише восточной стены. Высокие окна, пропускавшие мало света, выходили на террасу и берег моря. Брызги прибоя осыпали террасу.
В нише сидели сэр Генри Мерривейл и старший инспектор Мастерс. При первых же словах Г. М., которые он услышал, Деннис схватил Берил за руку и потянул к краю ниши, где они могли слышать разговор, не видя беседующих и оставаясь невидимыми для них.
— Совершенно ясно, — говорил Г. М., — почему Читтеринг напился вчера вечером, не так ли?
— Пожалуй, — согласился Мастерс.
— Учитывая его знания истории театра и то, что произошло весной 1888 года! В том сезоне Ирвинг не играл в «Лицеуме». Да! — сентиментально вздохнул великий человек. — Это были времена, Мастерс!
— Не сомневаюсь, сэр Генри. Но…
— Я когда-нибудь говорил вам, сынок, что я играл Шейлока[38] в любительской постановке в присутствии самого Ирвинга? С длинными рукавами, элегантной черной бородой длиной в два фута и в шляпе-котелке, надвинутой на уши для большего реализма. — Голос Г. М. стал высоким и пронзительным. — «Три тысячи дукатов, ну…» Хотите, Мастерс, я прочитаю вам монолог?
— Как-нибудь в другой раз, — быстро отозвался старший инспектор. — Меня интересует…
— И величайший из всех актеров сказал мне, Мастерс: «Мой дорогой, это было самое прекрасное…»
— Он не говорил ничего подобного! — прервал Мастерс. — Я слышал эту историю. Он сказал…
— Слушайте, сынок, — сурово произнес Г. М. — Вы собираетесь заткнуться и позволить мне продолжить рассуждения о Бьюли? Или вы намерены прерывать их воспоминаниями о не имеющих отношениях к делу событиях, вроде моего театрального прошлого?
— Вам когда-нибудь приходило в голову, сэр Генри, — сдержанно осведомился Мастерс, — что вас могут убить?
— Меня? — изумленно переспросил Г. М.
— Да, вас!
— Не знаю, о чем вы говорите, Мастерс. Я друг всей человеческой расы. Я источаю доброту, как фонтаны в Версале.
— Короче говоря, вы сплошное совершенство.
— Ну… — Г. М. снисходительно кашлянул. — Я скромный человек и не хотел бы так говорить.
— Тогда вы, может быть, не будете так чертовски самоуверенны в отношении одной вещи? Конечно, — добавил Мастерс, словно желая быть справедливым, — ваши вчерашние аргументы могут оказаться более полезными, чем представляются на первый взгляд.
— Благодарю вас, сынок.
— Вы с высокомерной ухмылкой заявляли, что существуют очевидные признаки того, где искать Бьюли и какую личину он принял…
— Такие же очевидные, как следы кошки, ходившей по свежей краске.
— О чем вы? Эта пьеса о Бьюли…
— Мы уже много слышали об этой пьесе, Мастерс, которую считают реконструкцией его карьеры, созданной после того, как он прекратил убивать женщин. Но это всего лишь фикция. Можете поставить последнюю рубашку, что Бьюли не стал бы описывать то, что происходило с ним в действительности. Делать это было бы слишком рискованно, даже под фальшивым именем. — В голосе Г. М. послышались страдальческие нотки. — Но, кажется, никого не интересует, Мастерс, как бы на самом деле вел себя столь своеобразный тип. Предположим, вы — Роджер Бьюли.
— Скажу прямо, сэр, — вздохнул Мастерс. — Из-за этого дела у меня было столько неприятностей, что я могу вообразить себя кем угодно.
— Одиннадцать лет назад вы совершили то, что мы назовем вашим четвертым убийством.
— Ну и что?
— Вы уже давно повзрослели и…
— Погодите, сэр! — Резкий голос Мастерса возвысился над шумом прибоя. — Я не вполне вас понимаю.
— Будучи молодым парнем, сынок, вы страдали комплексом неполноценности в отношении женщин. Только в середине 20-х годов в Лондоне, где вы оказались без средств к существованию, вы начали осознавать кое-что другое. Тут нет ничего необычного — большинство известных мне донжуанов не имело ни единой любовной связи до двадцати шести лет. Постепенно вы убедились, что женщины для вас — легкая добыча. Вам достаточно потрясти дерево, и они упадут к вашим ногам, как спелые яблоки. Ура! Это великолепный источник дохода! Уверенность в себе растет с каждым днем. И тут вы начинаете показывать зубы, Мастерс. Вот почему вы находите удовольствие, убивая неимущих девушек вроде Андре Купер, — тем самым вы утверждаете свою власть над всем женским полом.
Г. М. сделал паузу.
В продуваемой соленым ветром курительной Деннис Фостер посмотрел на Берил.
Перед ними, штрих за штрихом, вырисовывалась личность, обладающая злым извращенным умом. Беда состояла в том, что у этой личности отсутствовало лицо. Берил собиралась что-то прошептать, но Деннис знаком остановил ее.
— Вот каким вы видите себя, Мастерс, — снова заговорил Г. М. — Великим недооцененным интеллектуалом, дурачащим доверчивых женщин и глупую полицию. Но это становится слишком опасным и далеко не всегда необходимым. Поэтому, в последний раз обведя вокруг пальца полицию, вы исчезаете, затаиваетесь на этом державном острове и не появляетесь до убийства Милдред Лайонс. Я спрашиваю вас, Мастерс, чем бы вы занимались все это время?
Послышался звук, как будто Мастерс шумно выдохнул.
— Ага! — воскликнул Г. М. — Вы уже знаете факты, сынок. Теперь вы в состоянии их интерпретировать?
— Да! — Голос Мастерса стал свирепым. — А что касается мистера Бьюли, который ныне фигурирует под именем…
В этот момент, под аккомпанемент грохота морских волн, из ниши высунулась раздосадованная физиономия.
Она принадлежала сэру Генри Мерривейлу, который, очевидно, услышал рядом скрип обуви или другое неосторожное движение. Физиономия появилась внезапно, словно в шоу Панча и Джуди,[39] злобно уставясь на двоих подслушивающих.
— Ой! — сердито произнес Г. М. — Вы оба слышали нашу болтовню?
— Да, слышали, — ответил Деннис. — Хотя мало что поняли.
— Идите сюда, — пригласил Г. М.
