Джон Карр - Паника в ложе "В"

В понедельник, 19 апреля, луна сияла над Ричбеллом на безоблачном небе. Однако атмосферу в городе никак нельзя было назвать безоблачной. Поезд, отошедший от Гранд-Сентрал в 21.25, прибыл в Ричбелл в четверть одиннадцатого. Филип и Джуди Нокс были единственными пассажирами, сошедшими на платформу.

— Кто-то говорил мне, — испуганно проговорила Джуди, — что не помнит такой сенсации со времен убийства Дот Кинг в 20-х годах. Кто такая была эта Дот Кинг?

— Я плохо помню детали. Но будем надеяться, что дух Марджери Вейн не слышит нас. Ей бы не понравилось, что ее упоминают рядом с проститутками, пусть даже высшего класса.

— А в этой истории не участвовала проститутка по имени Лиззи Борден?[103]

— Лиззи Борден не была проституткой — это совсем другое дело. Тогда всех интересовал вопрос, — продолжал Нокс, пока они спускались по лестнице, — брала она топор или нет. Но это не важно… Должно же быть здесь хоть одно такси!

У тротуара стоял «понтиак» с надписью «Лучшие такси».

— На таком мы возвращались в Нью-Йорк прошлой ночью, — пробормотала Джуди. — Потратили кучу денег!

Толстый пожилой водитель без пиджака, так как весенний вечер был теплым, высунул голову из окошка и обратился к Ноксу:

— Куда ехать?

— В Бродлонс — дом судьи Каннингема на Лоун-Три-роуд. Знаете, где это?

— Возле парка с аттракционами, верно?

— Я жил в этих местах, но плохо ориентируюсь. Разве там есть парк с аттракционами?

— Да — он называется «Страна чудес». Парк был закрыт на зимний сезон и открывается завтра — за день до Всемирной выставки. Не хотите съездить туда?

— Нет, нам нужно к судье Каннингему. Но по пути остановитесь ненадолго у театра «Маска».

— У театра «Маска»?! — воскликнул шофер, когда они садились в кабину. — Ну, туда сегодня не протолкнуться!

— Неужели кто-то пришел на премьеру?

— Кто-то! Да я ни разу не видел такой толпы в этом городе с тех пор, как через него проезжал генерал Эйзенхауэр[104] в 52-м году! В таверне тоже полно народу. Репортеры, фотографы — как на большой кинопремьере.

Все это получило подтверждение через минуту. Над Ричбелл-авеню светилась надпись:

Тротуар под навесом был захламлен мусором. Пока Джуди ходила в аптеку, Нокс зашел в театр. Вестибюль теперь украшали фотографии Энн Уинфилд, Бэрри Планкетта и Кейт Хэмилтон. Конни Лафарж, румяная и похорошевшая в черном вечернем платье с блестками, ожидала Нокса в залитом мягким светом фойе.

— Мне передали, что ты звонил, Фил. Судья Каннингем пригласил тебя и Джуди к обеду?

— Да. Он был не в силах смотреть спектакль, и мы с Джуди чувствовали то же самое. Судья также пригласил доктора Фелла и мистера Гуляка, но мистер Гулик не смог приехать. Боюсь, что мы тоже опоздали к обеду — Джуди в последний момент задержали в офисе. Но судья настаивал, чтобы мы пришли так или иначе.

— Ты имеешь в виду, что вы не успели поесть?

— Мы съели мясо с устрицами на Гранд-Сентрал. У вас как будто все идет хорошо?

— Вроде бы все обещает большой успех, несмотря на репортерскую трескотню об убийстве. Впервые за несколько месяцев Джад почти счастлив. Вы не должны считать его ворчуном — просто у него было много забот и он боялся провала. Но…

— Да, Конни?

— Занавес подняли ровно в половине девятого. Первый акт прошел с огромным успехом — сейчас идет второй. Энн Уинфилд играет лучше, чем ожидали, а Бэрри Планкетт в роли Ромео…

— В какой роли?!

— Разве вы не слышали? В последнюю минуту он поменял роли по просьбе Энн. Конечно, его язык, да и сам Бэрри совершенно ужасны, но по его игре никогда не скажешь, что он в действительности думает о Ромео.

— Это не слишком вежливо по отношению к молодому Ферраре.

— Молодые актеры так хорошо знают роли друг друга, что могут поменяться ими когда угодно. Тони не возражал. Кроме того, ему предоставится возможность блеснуть в роли Дика Даджена в следующем спектакле — «Ученик дьявола». Они ведь будут ставить и его, и «Круг», и все пьесы, с которыми потерпела неудачу прежняя труппа.

— Значит, не было никаких неприятных инцидентов?

— Абсолютно никаких. Дирижеру стало дурно за десять минут до увертюры, но Бэрри вылил на него ведро воды, и теперь с ним все в порядке. Вот разве только…

— Да?

— Ну… — Конни глубоко вздохнула и махнула украшенной кольцами рукой. — Если все пройдет так хорошо, как ожидают, — критики тоже здесь, — то Бэрри Планкетт устроит вечеринку в таверне «Одинокое дерево». Надеюсь, вы с Джуди тоже придете?

— С удовольствием, Конни.

— Я уверена, что все будет отлично. Правда, меня беспокоит Джад — он слишком счастлив, и это мне не нравится. К тому же здесь Сэм Дженкинс, мэр Ричбелла, с парой друзей из Гарварда,[105] а на этих вечеринках всякое бывает…

— Слушай, Конни, что именно тебя тревожит?

— Только одно. Когда перед репетицией Джуди сказала, что вы с ней женаты почти двадцать семь лет, я не знала, что около двадцати из них вы жили порознь. Прости, если я ляпнула что-нибудь не то… Может, теперь вы снова будете вместе?

— Не знаю, Конни. Я как раз сейчас над этим размышляю. Ну, пока — возможно, увидимся позже.

Через открытую дверь в вестибюль Нокс заметил, как Джуди вышла из аптеки и положила что-то в сумочку. Он подошел к ней, они снова сели в машину и поехали на восток по Ричбелл-авеню.

Сидя с правой стороны, Джуди, необычайно привлекательная в шелковом коричневом платье, внимательно слушала рассказ Нокса.

— Несомненно, — промолвила она, — мистер Планкетт с его изысканным юмором вполне соответствует своей актерской репутации. Что до остального, то это чисто эгоистичное желание прибрать к рукам лучшие роли.

— Ну, он ведь звезда. К тому же это Энн Уинфилд упросила его играть Ромео.

— После того что он говорил о бедной девушке, я не могу понять, как она его терпит. Планкетт немногим лучше тебя. Вы оба любите злословить. Вспомни, что ты говорил про меня!

— Судя по фактам, которыми я располагаю, я не могу утверждать, чтобы ты стаскивала брюки с кого-нибудь, кроме меня!

— До чего же ты вульгарен — просто слушать тошно!

— Если я попрошу тебя сделать это снова, ты в очередной раз не дашь мне по физиономии?

— Еще как дам! И не вздумай снова меня щипать! Я знаю, что тебе этого хочется, но больше у тебя не будет шансов.

— Честное слово, никаких щипков! И вообще, давай сменим тему. Хочешь сигарету?

— Нет. Ты отлично знаешь, что я не курю!

— Конечно, ты не заядлая курильщица, но ведь ты курила, когда вчера мы ехали в поезде с судьей Каннингемом. Сейчас мы как раз едем к судье, так что он может подтвердить…

— Не понимаю, о чем ты!

— Прошлой ночью, в половине третьего, когда доктора Фелла повезли в Уайт-Плейнс в полицейской машине, а мы с тобой сели в такси, чтобы отвезти тебя домой на Восточную Тридцать шестую улицу, я снова предложил тебе сигарету и с таким же успехом мог бы предложить даже гашиш или опиум. За это время ты присоединилась к движению против курения, Джуди? Кто-то прочитал тебе страшные истории о раке легких?

— Прекрати изводить меня! Больше я не стану этого терпеть!

— Ладно, давай помолчим. Следующий перекресток будет у Лоун-Три-роуд, а оттуда недалеко до дома судьи.

Дом судьи Каннингема, ранее принадлежавший Эдаму Кейли, представлял собой квадратное здание из темно-красного кирпича с серыми колоннами, выходящее фасадом на широкие лужайки, которым оно было обязано своим названием.[106] Лунный свет серебрил окна.

Пожилая горничная проводила гостей по коридору, уставленному стендами со старинным оружием, в просторную, отделанную дубом библиотеку с тянущимися до потолка книжными полками и высокими окнами, выходящими на парк с аттракционами, именуемый «Страна чудес».

Судья Каннингем, одетый, как всегда, безупречно, и доктор Фелл в далеко не безупречном костюме из шерсти альпаки, усыпанном сигарным пеплом, сидели в глубоких креслах рядом с торшерами. При виде визитеров судья поднялся.

— Пожалуйста, входите, — пригласил он, — и постарайтесь скрасить жизнь старому холостяку, у которого слишком много свободного времени. — Судья указал на книгу, лежащую на столике. — Я показывал доктору Феллу издание «Ромео и Джульетты» 1599 года, содержащее текст, очевидно наиболее близкий к оригиналу. Но признаюсь, что нам обоим не терпится сообщить вам наши новости.

— Новости, сэр?

— Да, Филип. Те, которые лейтенант Спинелли счел возможным мне доверить. Особенно касающиеся молодого Лоренса Портера, о котором я ничего не знал.