Эрнст Гофман - Зловещий гость (сборник)
Менар был совершенно раздавлен. Он разоблачил тайну, о которой подозревал, и только теперь он увидел, в какую бездну несчастья поверг свою Анжелу. «Анжела может ехать, если хочет», – пробормотал он глухо и вышел вон. Полковник радостно последовал за ним.
Приехав в дом, где жил Менар, Дюверне схватился за ручку комнаты Анжелы. «Она спит, – остановил его Менар, – или вы хотите потревожить ее спокойный сон?» – «Гм! – возразил Дюверне. – Сомневаюсь, что она спала спокойно хоть один час, с тех пор как вы сделали ее несчастной нищей!» Сказав это, он хотел войти в комнату, но Менар, бросившись перед ним на колени, в отчаянии закричал: «Будьте милосердны! Вы разорили меня, так оставьте же мне хоть жену!» – «Точно так стоял перед вами на коленях старый Вертуа, но не мог смягчить ваше каменное сердце, а потому праведная месть Неба должна разразиться над вами!»
С этими словами Дюверне вошел в комнату Анжелы. Менар опередил его, бросился к постели, где спала его жена, отдернул занавес с криком: «Анжела! Анжела!», склонился к ней, схватил ее руки и вдруг, отчаянно всплеснув ими над головой, прокричал страшным голосом: «Берите ее! Вы выиграли труп моей жены!»
Полковник в ужасе кинулся к постели. Менар был прав: Анжела лежала мертвая. Дюверне с диким воплем бросился вон из комнаты. Что с ним стало потом – неизвестно.
Окончив рассказ, незнакомец встал со скамьи и быстро удалился, прежде чем глубоко потрясенный Зигфрид успел хоть что-нибудь сказать.
Через несколько дней незнакомец был найден в своей комнате в предсмертной агонии, пораженный нервным ударом. Смерть наступила через несколько часов, во время которых он не мог произнести ни одного слова. Из оставшихся бумаг узнали, что имя Бодассона, которым он себя называл, было фальшивым и что в действительности это был не кто иной, как несчастный шевалье Менар.
Зигфрид счел свое знакомство с Менаром предостережением самого Неба, посланным, чтобы остановить его на пути к верной погибели, и дал себе слово противостоять всем искушениям и больше не пытать счастья в игре. Слово это он сдержал нерушимо.
Майорат
На побережье Балтийского моря возвышается фамильный замок баронского рода Р., носящий название Р-зиттен. Окрестности замка пустынны и дики, кое-где над зыбучими песками заметны дюны, поросшие травой, и вместо парка, каковые обыкновенно устраиваются в дворянских поместьях, к стенам замка со стороны материка вплотную подступает мрачный еловый лес, вечный траур которого никогда не нарушит пестрый весенний наряд. В зарослях этих вместо веселого ликующего щебета проснувшихся к новой радости птиц раздаются лишь тоскливое карканье ворон и пронзительные крики чаек. Но стоит только удалиться от этого места на пару-тройку миль, и картина совершенно меняется. Точно по мановению волшебной палочки, перед путником появляются цветущие поля, пышные луга и радующие глаз сочной зеленью рощи. Перед взором путешественника вырастает большое богатое селение, в котором стоит просторный дом управляющего имением. На краю веселой ольховой рощи еще виднеется фундамент большого здания – это руины замка, который хотел возвести один из прежних владельцев поместья. Но его потомки, обитавшие в своих курляндских имениях, забросили эту затею. Барон Родерих фон Р., один из последних представителей славного рода, который поселился в родовом имении, тоже не захотел продолжать строительство, потому что для его мрачного и нелюдимого нрава больше подходило пребывание в старом, одиноко стоящем замке. Он велел подправить, насколько можно, ветхое строение и удалился туда, сопровождаемый угрюмым домоправителем и небольшим штатом слуг.
Его редко видели в селении, но зато он часто бывал на берегу моря, разговаривал с волнами и прислушивался к их реву и рокоту, будто хотел уловить в ответ голос морского духа. На самом верху сторожевой башни он устроил себе кабинет и поставил там подзорную трубу с настоящими астрономическими приборами. Днем барон направлял ее на море и смотрел на корабли, часто появлявшиеся вдали, на горизонте, словно белокрылые птицы. В звездные ночи он занимался астрономическими или, как поговаривали, астрологическими опытами, в чем ему помогал старый домоправитель.
Еще при жизни его сложилась легенда, что барон был адептом таинственного оккультного учения, известного в народе как черная магия, и что оставить Курляндию его заставило какое-то неудачно совершенное деяние, которое нанесло сильный вред одному знатному княжескому роду. Малейшее напоминание о прежней жизни приводило его в ужас, но во всех постигших его жизненных тяготах он винил своих предков, забросивших родовой замок. Чтобы хоть в будущем обеспечить постоянное присутствие главы рода в фамильном замке, он превратил имение в майорат[11]. Правительство тем охотнее утвердило это решение барона, что благодаря ему отечество вновь обретало известное рыцарскими добродетелями семейство, ветви которого уже распространились за границей.
Между тем не только сын Родериха, Губерт, но и нынешний владелец майората, которого звали так же, как и деда, – Родерих, не могли оставаться в родовом замке и жили в Курляндии. Можно было подумать, что, отличаясь более веселым и живым нравом, чем их мрачный предок, они избегали тоскливой пустынности этого места.
У барона Родериха были две старые незамужние тетки, сестры его отца, жившие на скудные средства, получая приют и содержание в имении у племянника. Они поселились со старой служанкой в маленьких теплых комнатках одного из флигелей, и, кроме этих одиноких старушек и повара, который занимал большую комнату на нижнем этаже, около кухни, по просторным комнатам и залам главного здания бродил один только старый егерь, исполнявший одновременно обязанности смотрителя замка. Остальные слуги жили в доме управляющего поместьем.
Только поздней осенью, когда выпадал первый снег и наступало время для охоты на волков и кабанов, старый замок оживал. Тогда приезжал из Курляндии барон Родерих со своей женой в сопровождении родственников и друзей, составлявших его многочисленную охотничью свиту. Съезжались все дворяне, владельцы соседних поместий, и даже любители охоты из ближайшего города. В главном здании и боковых флигелях едва удавалось разместить всех нахлынувших гостей, во всех печах и каминах весело трещал огонь, в кухне с самого рассвета и до поздней ночи вращались вертела с дичью, по лестницам сновали сотни господ и слуг. Звенели бокалы и звучали веселые охотничьи песни, раздавался топот танцующих под громкую музыку, повсюду царили ликование и смех, и это лихорадочное оживление длилось от четырех до шести недель подряд. Замок в это время больше походил на роскошную гостиницу на оживленной дороге, чем на жилище дворянина.
Это время барон Родерих, владелец майората, старался посвящать серьезным делам. Удалившись от гостей, он занимался решением различных проблем, связанных с имением. Он не только изучал счета и бухгалтерские книги с записями о доходах и расходах, но также внимательно выслушивал все предложения, касавшиеся каких бы то ни было улучшений в хозяйстве, и жалобы своих подчиненных, стараясь все привести в порядок, помочь каждому обиженному и не допустить несправедливости. В этих делах ему добросовестно помогал старый адвокат Ф., который вел все дела семейства Р., переходившие по наследству от отца к сыну, и вводил наследников во владение имениями в П., и потому адвокату нужно было приезжать в майорат дней за восемь до прибытия самого барона. В 179… году подошло время, когда старый Ф. собирался отправиться в замок Р. Как бы бодро ни чувствовал себя старик в свои семьдесят лет, он, вероятно, решил, что присутствие рядом помощника будет для него небесполезно. Однажды он сказал мне, как бы в шутку:
– Тезка, – так он звал меня, своего внучатого племянника, носившего одно с ним имя, – мне кажется, что было бы неплохо, если бы ты поехал со мной в Р-зиттен, заодно подышал бы немного морским воздухом. Кроме того, ты помог бы мне в делах, к тому же посмотрел бы на дикую жизнь заядлых охотников, да и сам мог бы поохотиться. В одно утро, например, составил бы подробный протокол, а в другое взглянул бы в горящие глаза косматого серого волка или клыкастого кабана, а то, глядишь, и свалил бы его одним метким выстрелом.
Я столько уже наслушался про большую охоту в Р-зиттене и так искренне любил своего старого милого дядю, что чрезвычайно обрадовался его предложению. Уже довольно сведущий в делах, которыми он занимался, я обещал быть прилежным и избавить его от всяких трудов и забот. На другой день мы сидели в экипаже, закутавшись в теплые шубы, и ехали в Р-зиттен по заснеженной дороге. В пути старик рассказывал мне много удивительных историй про барона Родериха, который учредил майорат и, хотя адвокат тогда был молод, назначил его своим душеприказчиком и предоставил ему вести все дела, касающиеся владения поместьем. Дядюшка говорил о диком, суровом нраве старого барона, вероятно, присущем всему семейству, судя по тому, что даже нынешний владелец майората, которого он знал еще кротким, почти бесхарактерным юношей, с каждым годом становился все мрачнее. Он объяснил, как смело и независимо я должен держаться, чтобы иметь хоть какой-нибудь вес в глазах хозяина, и перешел, наконец, к помещению в замке, которое раз и навсегда выбрал для себя, поскольку оно было теплым, удобным и настолько уединенным, что мы в любой момент могли отдохнуть от ужасного шума, производимого шумным обществом. Его резиденция состояла из двух небольших, устланных теплыми коврами комнаток, примыкавших к большой зале суда во флигеле, располагавшемся напротив другого флигеля, где жили старые тетушки хозяина замка.
