Эрл Гарднер - Рыба ушла с крючка
– Давайте вернемся к ночи четвертого числа.
– Четвертое, четвертое, – стала она припоминать, нахмурившись, и вдруг расхохоталась низким, горловым смехом. – Ой, Дональд, ну не сильна я по части воспоминаний о моих прошедших вечерах, а дневника я не веду!
– Эту ночь вам, должно быть, не трудно вспомнить, потому что вы встретились с человеком по имени Бакстер С. Джиллет из Санта-Аны.
– Неужели? – кокетливо спросила она, демонстрируя ямочки на щеках.
– Безусловно.
– И что же произошло дальше?
– Дальше вы пошли с ним ужинать, при этом с вами еще кто-то был, вероятно, вы были вчетвером. Есть предположение, что вы потанцевали, выпили, и на этом Джиллет хотел все закончить – и ужин, и знакомство – и уехать домой. Но вот тут-то и начался криминал.
– Боже правый, Дональд, вы говорите о каких-то совершенно незнакомых мне вещах. Кто он такой, этот Бакстер Джиллет, про которого вы толкуете?
– Точной последовательности событий я не знаю, но знаю, что Джиллету подмешали снотворное и отвезли в мотель «Голубые небеса», неподалеку от Санта-Моники. Затем кто-то отвез и вас в тот же мотель. Вы вошли в номер к Джиллету, разделись, легли к нему в постель и…
Она с негодованием вскинула голову.
– Я разделась в комнате, где находился незнакомый мужчина?!
Наши глаза встретились.
– Да, вы разделись в комнате, где был незнакомый мужчина.
Она с достоинством выпрямилась и запахнула халат на коленях.
– Дональд, я считала вас джентльменом, но вы меня разочаровали. Вы предъявили мне беспочвенное и оскорбительное обвинение. Боюсь, что мне придется попросить вас покинуть мой дом.
– Вы были связаны с Жанеттой Лэтти, не знаю уж, до какой степени. При ее содействии вы встречались с мужчинами.
– Разве это преступление?
– В зависимости от обстоятельств.
– Если вы пытаетесь пришить мне какое-то дело, то вам еще придется это доказать.
– А когда сюда приехала Мэрилин Чилан, ваша знакомая по Солт-Лейк-Сити, вы ей тоже устроили пару свиданий. Но скоро оказалось, что Мэрилин по своим взглядам не годится для этого занятия и действует строго по правилам, которые ей выдали в напечатанном виде. Хотя правила эти – чистейшее очковтирательство, респектабельная ширма для делишек, которыми занималась Лэтти.
Выражение благородного негодования слетело с лица Паулины. Внезапно откинув голову, она расхохоталась. Халат при этом еще раз распахнулся, и теперь я мог видеть изрядное пространство над чулком.
– Дональд, я должна была бы безумно на вас разозлиться, но что-то в вас есть такое, ну, бесконечно милое. Поэтому буду с вами откровенна. Я и замужем побывала, и развелась, я все знаю. И действительно, я несколько раз встречалась с мужчинами, с которыми меня знакомила Жанетта Лэтти. И не знаю, как другие девушки, но я нарушала правила. – Она похлопала ресницами, глядя на меня. – Я ведь живое существо, в конце концов, Дональд, во мне есть нормальные, горячие человеческие эмоции. Если мне кто-то нравится, – она опять поработала ресницами, – то во мне просыпается нежность. Вот и все, что я знаю. А дело какого-то Джиллета мне совершенно неведомо. А теперь я постараюсь помочь вам, Дональд, насколько это в моих силах, потому что, скажу вам честно, вы мне нравитесь. Что-то в вас есть такое… Я знаю, что вы полезете на стену, если я скажу, что вы – душка, но я не знаю, как сказать иначе, и потому рискну вам сказать в глаза: вы, Дональд, – просто прелесть. Да, ночью четвертого я развлекалась, нас было две пары.
– Вы видели Мэрилин в ту ночь?
– Видела. Мэрилин обедала в том же ресторане, где сидели мы. А затем мы перешли в ночной клуб, но моего партнера что-то угнетало, совесть, что ли, его грызла, не знаю… Он хотел на этом закончить вечер и уехать домой, и так он и сделал.
– Каким образом? – спросил я.
– Отвез меня к Жанетте Лэтти и пожелал спокойной ночи.
– Вы вернулись к Жанетте Лэтти?
– Как всегда. Все обставлялось так, чтобы мужчине казалось, что мы живем у Жанетты на Рода-авеню. У ее дома они нас забирали и сюда же привозили обратно. В дом мы их не приглашали, ну, разве что в редких, очень редких случаях. У Жанетты для этих случаев имелась специальная гостиная. Но в большинстве случаев мы туда не приглашали… Ну а тот вечер закончился вообще рано. Обычно мы говорили нашим кавалерам, что живем тут с мамой, что мама больна, она слегла…
– Зачем надо было ехать с ними к дому Жанетты?
– Ну, подумайте сами, Дональд, – сказала она. – Жанетта вела бизнес. Она хотела держать нас под контролем и не желала, чтобы мы встречались еще с кем-то на стороне самостоятельно.
– Вы знали фамилии мужчин, с которыми вы ужинали вечером четвертого?
– Боже, Дональд! Ну откуда мне это знать! Мы обычно называем друг друга по имени. Но что-то мне не помнится, чтобы его звали Бакстером. Это было бы трудновато произнести. А фамилии мы вообще не спрашиваем. Я могла называть его уменьшительным именем или смешной кличкой, но как именно – не припомню.
– А как он вас называл?
– Меня все называют одинаково. Я всем представляюсь – Полли.
– Вы абсолютно уверены, что после того, как этот человек доставил вас обратно к Жанетте Лэтти, вы больше не ездили ни на какие развлечения?
– Конечно. Я в этом уверена, – сказала она, играя ямочками на щеках. – Простите, Дональд, за то, что я поначалу, когда вы пришли, ломала комедию. Вообще-то я, конечно, не образец добродетели и… вы, как мужчина, должно быть, уже почувствовали, что я люблю мужчин!
Я взглянул на Берту.
Берта Кул вздохнула, поднялась из кресла, вышла на середину комнаты и, глядя сверху вниз на Паулину, сказала:
– Значит, ты любишь мужиков? Так, да?
– Да, так.
И тогда Берта рявкнула:
– Не мужиков ты любишь, а их деньги, грязная потаскушка!
Лицо Паулины побелело, челюсть отвисла.
– Да будет вам известно, Паулина, что вашему приятелю Бакстеру Джиллету подмешали в еду или выпивку несколько капель какого-то наркотика, отключающего сознание. Ему дали сверхдозу, что его и убило. Вы участвовали в заговоре, и вам угрожает обвинение в убийстве первой степени, если вы не докажете свою невиновность. Или Джиллету сразу дали смертельную сверхдозу, или у него было слабое сердце, не выдержавшее этого наркотика.
– Я об этом знать ничего не знаю, – отрезала Паулина, отчаянно пытаясь держаться с достоинством. – Я требую, чтобы вы вдвоем покинули мой дом! Более того, миссис Кул, я намерена подать на вас в суд за оскорбление личности. Вы сделали замечание, унижающее мое достоинство, и я не намерена сидеть тут и глотать обиды.
– Давай-давай, иди в суд, – сказала Берта. – А я тебя перед присяжными догола раздену. Ты еще, сучка, будешь тут комедию ломать с Дональдом – «он милый, он просто душка»! Мне ты мозги не запудришь – ты избалованная деньгами девка по вызову, и если ты думаешь, что сможешь скрыть информацию об убийстве, то тебя еще не такой допрос ждет. Теперь слушай меня внимательно! Через четверть часа ты будешь давать показания в полицейском управлении. И халат запахни – мне твои ляжки не нужны. Давай рассказывай, причем только правду!
– Я вам рассказала правду и требую, чтобы вы отсюда убрались! Иначе я вас силой выставлю.
– Силой она меня выставит! – заявила Берта. – А ну, попробуй!
Паулина сделала неловкую попытку ухватить Берту за плечо. Но тут Берта схватила Паулину и отшвырнула ее от себя так, что та пролетела полкомнаты, едва удержавшись на ногах. При этом халат разорвался и открылся лифчик, трусики и чулочные подвязки.
– Туфельки, видишь, она на высоком каблуке надела, чтобы ножки выставлять для Дональда! – продолжала бушевать Берта. – Ты вот послушай лучше, что я тебе сейчас скажу, сестренка. Фигурка у тебя хорошая, и ты ею торгуешь. Ты продаешь ее отборной клиентуре и думаешь: «Ах, какая же я удачливая девчонка – и квартирка у меня хорошенькая, и кормят меня и поят богатые дяди, и все-то у меня идет распрекрасно». А вот что ты запоешь в тюремной камере, когда на тебя наденут бесформенную арестантскую робу да стоптанные сандалии без каблуков, и бесконечная череда одинаково нудных дней, похожих один на другой, унесет твою молодость, красоту, обезобразит фигурку, и выйдешь ты из тюремных ворот отвратной старухой без будущего, но с прошлым, которое будет всплывать каждый раз и бить тебя по лицу, когда ты будешь пытаться начать честную жизнь. И жратва в тюрьмах содержит в основном крахмал, а не протеин. Станешь жирной, дряблой, жрать-то и в тюрьме хочется, а кормят там картошкой да хлебом и тому подобным. Послушай, что я говорю, – спозналась с убийством, узнаешь полицию и тюрьму. Не знаю уж, какой там дьявол приказал тебе держать язык за зубами по этому делу, но он поставил на карту все твое будущее…
Паулина рванулась к Берте.
Берта с размаху ударила ее правой рукой по физиономии. Паулина пошатнулась, Берта добавила ей наотмашь левой рукой.
– Давай, давай, дорогуша, – приговаривала при этом Берта. – Похами мне. Я обожаю, когда мне хамят. Ах ты, сучонка лживая. Да я из тебя дух вышибу!
