Агата Кристи - Загадочное происшествие в Стайлзе
Пуаро покачал головой:
— Нет, друг мой! Был момент, когда вы не могли быть все вместе, иначе не пришлось бы звать мистера Лоуренса, чтобы он присоединился к вам на балконе.
— Да, забыл, — вынужден был признать я. — Но это было всего на минутку!
— Вполне достаточно.
— Достаточно для чего?
Улыбка Пуаро стала довольно загадочной.
— Вполне достаточно для джентльмена, который изучал медицину, чтобы удовлетворить свой естественный интерес и любопытство.
Наши взгляды встретились. Пуаро выглядел довольным. Он поднялся со стула и даже стал напевать какую-то мелодию. Я с подозрительностью наблюдал за ним.
— Пуаро, — наконец не выдержал я, — что было в той маленькой бутылочке?
Пуаро выглянул из окна.
— Гидрохлорид стрихнина, — ответил он через плечо и продолжил напевать.
— Господи! — произнес я едва слышно, хотя и не был удивлен. Я ждал такого ответа.
— Чистый гидрохлорид стрихнина используется редко… только иногда для таблеток. В медицине для приготовления многих лекарств обычно применяют другой раствор. Поэтому отпечатки пальцев на бутылочке не были нарушены.
— Как вам удалось сделать эти снимки?
— Я уронил с балкона мою шляпу, — невозмутимо объяснил Пуаро. — В это время дня посетителям не разрешается находиться внизу, так что, несмотря на мои многочисленные извинения, коллеге мадемуазель Цинтии пришлось сойти вниз и принести мою шляпу.
— Значит, вы знали, что найдете?
— Нет. Конечно, нет! Просто по вашему описанию представил себе это помещение и решил, что мсье Лоуренс мог подойти к шкафчику с ядами. Такую возможность надо было либо подтвердить, либо исключить.
— Пуаро, — заметил я, — ваша веселость меня не обманет. Это очень важное открытие.
— Я не знаю, — сказал Пуаро, — но кое-что меня поражает. Это и вас, без сомнения, не могло не поразить.
— Что именно?
— Видите ли, во всем этом деле слишком много стрихнина. Мы уже третий раз с ним сталкиваемся. Стрихнин в лекарстве миссис Инглторп. Стрихнин, проданный мистером Мэйсом в аптеке в Стайлз-Сент-Мэри. Теперь мы опять встречаемся со стрихнином, который побывал в руках одного из домочадцев. Это сбивает с толку, а как вы знаете, я не люблю путаницы.
Прежде чем я успел ответить, старый бельгиец, приоткрыв дверь, заглянул в комнату.
— Там внизу леди спрашивает мистера Гастингса, — сообщил он.
— Леди?
Я вскочил. По узкой лестнице мы с Пуаро спустились вниз. В дверях стояла Мэри Кавендиш.
— Я навещала одну старушку в деревне, — объяснила она, — а так как Лоуренс сказал, что вы у мсье Пуаро, то я решила зайти за вами.
— Увы, мадам! — с видимым огорчением произнес Пуаро. — Я-то подумал, что этим визитом вы оказали честь мне…
— Как-нибудь в другой раз, если вы меня пригласите, — улыбаясь, пообещала Мэри.
— Хорошо. Если, мадам, когда-нибудь вам понадобится исповедник…
Она слегка вздрогнула.
— …помните, что папа Пуаро всегда к вашим услугам.
Несколько минут Мэри пристально смотрела на него, как будто стараясь найти в его словах какой-то скрытый смысл. Затем резко отвернулась.
— Не пойдете ли вместе с нами, мсье Пуаро?
— С восторгом, мадам!
Всю дорогу до Стайлз-Корт Мэри быстро и лихорадочно говорила. Это поразило меня, и я понял, что взгляд Пуаро каким-то непонятным образом ее нервировал.
Погода испортилась, резкий ветер был почти по-осеннему пронзителен. Мэри слегка дрожала и плотнее застегнула пальто. Ветер печально стонал в деревьях, как будто вздыхал какой-то великан.
Мы подошли к большой двери дома и сразу почувствовали что-то неладное.
Навстречу нам выбежала Доркас. Она плакала и ломала руки. Я увидел, что и остальные слуги, сбившись вместе, насторожены и взволнованы.
— О, мэм! О, мэм! Не знаю, как и сказать…
— Что случилось, Доркас? — нетерпеливо спросил я. — Говорите немедленно!
— Все эти вредные сыщики! Они его арестовали. Они арестовали мистера Кавендиша!
— Арестовали Лоуренса? — воскликнул я.
— Нет, сэр. Не мистера Лоуренса… Мистера Джона!
За моей спиной, громко вскрикнув, Мэри Кавендиш тяжело упала на меня. Быстро повернувшись, чтобы ее подхватить, я встретил взгляд Пуаро. Глаза его светились тихим торжеством.
Глава 11
Суд
Спустя два месяца начался судебный процесс против Джона Кавендиша по делу об убийстве его мачехи.
Не стану подробно останавливаться на том, как прошли недели, предшествующие этому событию, скажу лишь, что поведение Мэри Кавендиш вызывало у меня самое искреннее восхищение и симпатию. Она сразу приняла сторону мужа, с жаром отвергала даже мысль о его виновности и защищала его изо всех сил.
Я выразил Пуаро мое восхищение ею, и он, кивнув, проговорил:
— Да, она принадлежит к числу тех женщин, которые в беде проявляют свои лучшие качества. Тогда раскрываются их искренние чувства. Ее гордость и ревность отступили…
— Ревность? — перебил я, с сомнением глядя на него.
— Да. Разве вы не понимаете, что миссис Кавендиш чрезвычайно ревнива? Как я уже сказал, она отбросила в сторону и гордость, и ревность и не думает ни о чем, кроме своего мужа и нависшей над ним ужасной угрозы.
Пуаро говорил с большим чувством, и я с интересом слушал, припоминая, как он раздумывал, говорить ему или нет. Зная его мягкость и особое бережное отношение к «женскому счастью», я был доволен, что решение судьбы Джона от него не зависело.
— Даже теперь с трудом могу поверить! — признался я. — До последней минуты я думал, что это Лоуренс.
Пуаро усмехнулся:
— Я знал, что вы так думали.
— Но Джон! Мой старый друг Джон!
— Каждый убийца, вероятно, был чьим-то старым другом, — философски заметил Пуаро. — Нельзя смешивать чувства и здравый смысл.
— По-моему, вы могли хотя бы намекнуть!
— Возможно, mon ami, я не сделал этого именно потому, что он был вашим старым другом.
Я немного смутился, припомнив, как поспешно сообщил Джону то, что считал истинным мнением Пуаро о докторе Бауэрштейне. Между прочим, доктор был оправдан, так как сумел ускользнуть от выдвинутых против него обвинений. Но хотя на этот раз он оказался слишком умен и его не смогли уличить в шпионаже, все-таки ему основательно подрезали крылышки.
Я спросил Пуаро: как он думает, будет ли осужден Джон Кавендиш? К моему величайшему удивлению, он ответил, что, напротив, по всей вероятности, Джона оправдают.
— Но, Пуаро… — попытался я возразить.
— О друг мой, разве я вам не говорил, что у меня нет достаточных доказательств. Одно дело знать, что человек виновен, и совершенно другое — убедительно доказать его вину. В этом деле слишком мало улик. Вот в чем беда! Я, Эркюль Пуаро, знаю, но в цепочке моих умозаключений не хватает последнего звена. И если я не смогу найти это отсутствующее звено… — Он печально покачал головой.
— Когда вы впервые заподозрили Джона Кавендиша? — поинтересовался я через некоторое время.
— Разве вы его совсем не подозревали?
— Нет, конечно.
— Даже после того, как услышали обрывок разговора между миссис Кавендиш и ее свекровью? А неискренность ее ответов на предварительном слушании дела?
— Нет.
— Вы не поняли, что к чему, и не сообразили, что это не Алфред Инглторп ссорился с женой? Вы помните, как усиленно он отрицал это на предварительном слушании? Это мог быть либо Лоуренс, либо Джон. Будь это Лоуренс, тогда поведение Мэри Кавендиш было бы совершенно непонятно. Однако, с другой стороны, если это был Джон, все объясняется необыкновенно просто.
— Значит, — понял я наконец, — это Джон ссорился тогда с матерью?
— Совершенно верно.
— И вы давно это знали?
— Конечно. Только так можно было объяснить поведение Мэри Кавендиш.
— И все-таки вы уверены, что Джон может быть оправдан?
Пуаро пожал плечами:
— Разумеется, в ходе судебного процесса мы услышим все относящееся к обвинению, но адвокаты посоветуют Джону сохранить право защиты. Все это выяснится на суде. Да, между прочим, я обязан предупредить вас, друг мой. Я не должен фигурировать в полицейском следственном разбирательстве.
— Что-о?!
— Официально я не имею к нему никакого отношения. Пока я не найду недостающего звена, я намерен оставаться в тени. Миссис Кавендиш должна думать, что я работаю на стороне ее мужа, а не против него.
— По-моему, это низость.
— Нисколько. Мы имеем дело с умным и беспринципным человеком и обязаны использовать все, что в наших силах… Иначе он ускользнет! Поэтому я стараюсь оставаться на заднем плане. Все находки и открытия сделаны Джеппом, и все будет поставлено ему в заслугу. Если я буду давать показания, — Пуаро улыбнулся, — то, очевидно, в качестве свидетеля защиты.
